Что такое травма?
Недавно я рассказывал о своей работе одному бизнесмену, и вдруг он воскликнул: «Так, может, именно травма была причиной того, что моя дочь кричит во сне? Психолог, к которому я ее водил, сказал мне, что это были «просто кошмары». Но я знал, что это были не просто кошмары». Он был прав. Его дочь была сильно напугана обычной процедурой в отделении неотложной помощи: в течение нескольких недель после этого она кричала и плакала во сне, тело ее цепенело и родителям было сложно ее разбудить. Существовала большая вероятность того, что у нее сформировалась травматическая реакция на пребывание в больнице.
Есть много людей, которые, подобно этому бизнесмену, в какой-то момент своей жизни наблюдали нечто подобное у близкого им человека или же сами испытали нечто, не поддающееся объяснению. Хотя не все эти необъяснимые явления являются симптомами травмы, многие из них все же являются таковыми. Люди «помогающих профессий», как правило, описывают травму в терминах события, которое ее вызвало, вместо того чтобы рассматривать травму как таковую. Поскольку у нас нет точного универсального определения травмы, это затрудняет ее распознавание.
Согласно официальному определению, которым пользуются психологи и психиатры при диагностике травмы, травма есть состояние, вызванное стрессовым событием, «выходящим за рамки обычного человеческого опыта, и которое явным образом явилось бы в значительной степени стрессогенным практически для любого человека»[3]. Это определение включает в себя следующие «выходящие за рамки обычного человеческого опыта» переживания: «серьезная угроза жизни или физической целостности человека; серьезная угроза или вред, нанесенный детям, супругам, а также другим близким родственникам или друзьям; внезапное разрушение дома или уничтожение общины; видеть другого человека, который был серьезно ранен или убит в результате несчастного случая или физического наси- лия».
Это описание в определенной степени полезно в качестве отправной точки, но в то же время является весьма расплывчатым и может вводить в заблуждение. Кто способен определить, что именно «выходит за рамки обычного человеческого опыта» или что «явилось бы в значительной степени стрессогенным практически для любого человека»? События, упомянутые в определении, являются полезными маркерами при определении травмы, но есть много других потенциально травмирующих событий, которые при таком определении остаются в серой зоне. Несчастные случаи, падения, болезни и операции, которые наше тело бессознательно воспринимает как угрозу жизни, часто не рассматриваются как выходящие за рамки обычного человеческого опыта.
Однако они довольно часто служат причиной возникновения травмы. Кроме того, во многих населенных пунктах и районах нередко происходят изнасилования, стрельба из автомобилей и другие трагедии. И хотя в определенной степени их можно рассматривать как происходящее «в рамках обычного опыта», изнасилования и перестрелки всегда будут приводить к возникновению травмы.
Исцеление травмы зависит от умения распознать ее симптомы. Поскольку травматические симптомы в значительной степени являются результатом примитивных рефлексов, их часто бывает трудно распознать. Людям не нужно точное определение травмы; им нужно иметь опытное представление о том, как это переживается. Одна из моих клиенток так описала свой опыт:
Я и мой пятилетний сын играли в мяч в парке. И тут он бросил мяч довольно далеко. Пока я ходила за мячом, он заметил другой мяч и, чтобы взять его, выбежал на оживленную улицу. Наклонившись за мячом, с которым мы играли, я услышала визг автомобильных шин. Я сразу поняла, что Джоуи сбила машина. Мне показалось, что мое сердце ушло в пятки, а вся кровь застыла в жилах. Бледная, как привидение, я побежала к толпе, уже собравшейся на улице. Мои ноги были словно налиты свинцом. Джоуи нигде не было видно, но я была уверена, что именно он попал в аварию, и от этого мое сердце сжалось в комок, а затем вдруг расширилось, и меня наполнил ужас. Я протиснулась сквозь толпу и рухнула на неподвижное тело Джоуи. Машина протащила его тело несколько футов, прежде чем остановилась. Его тело было исцарапано и окровавлено, одежда порвана, а сам он лежал абсолютно неподвижно. Охваченная паникой, чувствуя себя совершенно беспомощной, я лихорадочно пыталась привести его в порядок. Я попыталась вытереть кровь, но только размазала ее. Я попыталась оправить его порванную одежду. А в голове билась одна мысль: «Нет, этого не происходит на самом деле. Дыши, Джоуи, дыши». Как будто моя жизненная сила могла вдохнуть жизнь в его неподвижное тело, я продолжала лежать на нем, прижимая свое сердце к его. Меня начало охватывать оцепенение, и я почувствовала, что как бы отдаляюсь от этой сцены. Теперь я просто выполняла все необходимые действия. Я больше ничего не чувствовала.
Люди, пережившие травму такой силы, по опыту знают, что это такое, и их реакции на нее являются базовыми и непроизвольными. У этой несчастной женщины симптомы были предельно просты и очевидны. Однако у многих из нас симптомы проявляются гораздо тоньше. Мы можем научиться распознавать травматические переживания, исследуя собственные реакции. Таким образом мы получим возможность правильно определять и относить то или иное переживание к разряду травматического. Давайте рассмотрим событие, которое явно выходит за рамки «обычного человеческого опыта».
Чоучилла, Калифорния
Душным летним днем 1976 года двадцать шесть детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет были похищены из школьного автобуса неподалеку от небольшого калифорнийского городка. Их затолкали в два темных фургона, отвезли в заброшенный карьер, а затем заперли в подземном хранилище, где они оставались около тридцати часов. Им все же удалось сбежать, после чего они были немедленно доставлены в местную больницу. Там ДЕТИ получили первую медицинскую помощь, после чего вернулись домой, не пройдя даже поверхностного психологического обследования. По словам двух врачей этой больницы, с детьми было «все в порядке». Врачи просто не распознали, что что-то все же «не в порядке» и что за состоянием детей нужно наблюдать. Несколько дней спустя местного психиатра попросили встретиться с родителями этих детей из Чоучиллы. Он решительно заявил, что психологические проблемы могут возникнуть только у одного из двадцати шести детей. Тем самым он выразил стандартную для того времени точку зрения психиатров.
Восемь месяцев спустя другой психиатр, Ленор Терр, начала одно из первых научных исследований с пролонгированным отслеживанием, посвященное поведению детей, получивших травму. В исследование были включены и дети из Чоучиллы. Вместо того чтобы обнаружить последствия травмы у одного из двадцати шести детей, Терр обнаружила обратное – почти все дети демонстрировали серьезные долгосрочные последствия травмы, влиявшие на их психологическое состояние, социальные взаимодействия и здоровье. Для многих из этих детей кошмар только начинался. Они переживали повторяющиеся ночные кошмары, у них появилась склонность к насилию, нарушилась способность к нормальному личному и социальному взаимодействию. Последствия были настолько деструктивными, что в последующие годы это практически разрушило жизнь и семьи этих детей. Единственным ребенком, который не столь пострадал в результате этого происшествия, был четырнадцатилетний Боб Барклай. Вот краткий рассказ о том, что произошло с ним во время этого травмирующего события.
Дети просидели в своей «тюрьме» (трейлере, погребенном под сотнями фунтов грязи и камней в заброшенном карьере) почти сутки, когда один из них прислонился к деревянному столбу, поддерживавшему крышу, и эта импровизированная опора упала. Потолок начал обрушиваться на них. К этому времени большинство из них находились в состоянии сильного шока: замерзшие, впавшие в апатию, они почти не могли двигаться. Те, кто осознал серьезность ситуации, начали кричать. Эти дети понимали, что если они не смогут сбежать в ближайшее время, то все умрут. Именно в этот критический момент Боб Барклай с помощью другого мальчика стал копать выход. Под руководством Боба мальчики смогли выкопать небольшой туннель наверх, в карьер.
Боб смог отреагировать на критическую ситуацию и оставался активным и деятельным на протяжении всего побега. Несмотря на то, что другие дети сбежали вместе с ним, многие из них, казалось, пережили больше страха, спасаясь из подземелья. Если бы их не убедили бежать, они бы так и остались там – пассивные и беспомощные. Двигаясь как зомби, они нуждались в ком-то, кто бы вывел их на свободу. Подобная пассивность похожа на поведение, о котором рассказывают военные, специализирующиеся на освобождении заложников. Подобное состояние получило название «Стокгольмский синдром». Зачастую заложники не начнут двигаться, пока им неоднократно не прикажут это сделать.
Тайна травмы
Выведя на свободу детей, Боб Барклай успешно справился с неординарной задачей. В тот день он, несомненно, был героем Чоучиллы. Однако, что более существенно как для него самого и всей его последующей жизни, так и для всех, кто интересуется травмой, так это то, что он вышел из этого испытания без тех тяжелых травматических последствий, которые испытали остальные двадцать пять детей. Он смог оставаться в движении и тем самым пройти через реакцию неподвижности, которая полностью подавляла и выводила из строя остальных. Некоторые были так напуганы, что страх продолжал подавлять и сковывать их еще долгое время после того, как реальная опасность миновала.
Подобное мы наблюдаем практически у всех травмированных людей. Они не в состоянии преодолеть ту тревогу, которую вызвало в них пережитое событие: оно продолжает подавлять их, заставляя чувствовать себя ошеломленными и сломленными. Заключенные в тиски собственного страха, они уже не могут вернуться к полноценной жизни. Но есть и те, кто, пережив сходные события, может вообще не сформировать стойких симптомов. На некоторых из нас травма влияет таинственным образом. И это одна из ее особенностей. Каким бы пугающим ни казалось событие, не все, кто его переживает, будут травмированы. Почему же некоторые люди, такие как Боб Барклай, успешно справляются с подобными испытаниями, в то время как других, которые кажутся не менее умными или способными, это совершенно подавляет? И что еще более важно, каковы будут последствия для тех из нас, кто уже ослаблен воздействием предыдущих травм?
Пробуждение тигра: первые проблески
Когда я только начал работать с травмой, она была для меня полной загадкой. Мой первый серьезный прорыв в ее понимании произошел совершенно случайно, в 1969 году, когда меня попросили посмотреть одну женщину, Нэнси, страдавшую от сильных приступов паники. Приступы были настолько сильными, что она не могла выйти из дома одна. Ее направил ко мне психиатр, который знал о моем интересе к методам, основанным на взаимодействии тела и сознания в процессе исцеления (в то время это была молодая и малоизвестная область науки). Он подумал, что этой женщине возможно принесет пользу какой-нибудь тренинг по релаксации.
Но релаксация здесь не помогла. На нашем первом сеансе, когда я простодушно и с самыми благими намерениями попытался помочь ей расслабиться, у нее начался самый настоящий и весьма серьезный приступ тревоги. Она казалась парализованной и не могла дышать. Ее сердце бешено колотилось, а потом, казалось, почти остановилось. Я очень испугался. Неужели я вымостил себе дорогу в ад? Вместе мы оказались в этом ее кошмарном приступе.
Охваченный собственным сильным страхом, но все же каким-то чудом, не теряя присутствия «здесь и сейчас», мне на мгновение привиделся тигр, прыгающий прямо на нас. Весь во власти этого переживания, я громко воскликнул: «На вас нападает огромный тигр. Посмотрите на тигра, он приближается. Бегите к тому дереву, залезайте на него, спасайтесь!» К моему удивлению, ее ноги задрожали и задвигались, как при беге. Она издала душераздирающий крик, на который даже пришел проходящий мимо полицейский (к счастью, мой коллега в офисе каким-то образом сумел разъяснить ему ситуацию). Она задрожала, затряслась, стала всхлипывать, через ее тело пробегали конвульсии.
Нэнси трясло почти час. Она вспомнила ужасный случай из своего детства. Когда ей было три года, ей удаляли миндалины и для этого привязали к хирургическому столу. В качестве анестезии использовался эфир. Обездвиженная, чувствуя удушье (обычная реакция на эфир), у нее к тому же начались ужасающие галлюцинации. Эти ранние переживания сильно повлияли на нее. Как и травмированные дети в Чоучилле, Нэнси была напугана, ошеломлена и в результате на физиологическом уровне застряла в реакции неподвижности. Другими словами, ее тело буквально смирилось с состоянием, при котором акт побега был невозможен. Это состояние пассивности привело к потере Нэнси ее реального и витального «я», а также к утрате чувства непосредственности и безопасности. Через двадцать лет после травмирующего события стали проявляться его тонкие и скрытые эффекты. Нэнси находилась в людной комнате, где сдавала экзамен в аспирантуру, когда у нее случился сильный приступ паники. Позже у нее развилась агорафобия (проявившаяся как боязнь выходить из дома одной). Это переживание было настолько сильным и казалось необъяснимым, что она поняла, что должна обратиться за помощью.
После прорыва, произошедшего во время нашего первого сеанса, Нэнси покинула мой офис, ощущая, по ее словам, что она «будто снова стала собой». И хотя мы проработали вместе еще несколько сеансов, на которых она испытывала легкую дрожь, приступ тревоги, который она испытала в тот первый день, больше не повторялся. Она перестала принимать лекарства, подавляющие ее приступы, а впоследствии поступила в аспирантуру и защитила докторскую диссертацию; и все это без рецидивов.
Когда я познакомился с Нэнси, я был занят изучением поведения животных-хищников и их жертв. Меня заинтриговало сходство между остолбенением Нэнси во время ее панической атаки и тем, что случилось с антилопой-импалой, о чем писалось в предыдущей главе. Большинство плотоядных животных используют неподвижность при нападении более крупного хищника, от которого они не могут убежать. Я совершенно уверен, что эти исследования сильно повлияли на появление моего видения воображаемого тигра. В течение нескольких последующих лет я работал над тем, чтобы понять значение панического приступа Нэнси и ее реакции на образ тигра. На этом пути я нередко блуждал и поворачивал не туда.
Теперь я знаю, что не драматический эмоциональный катарсис и повторное переживание удаления миндалин в детстве послужили катализатором ее выздоровления, а выброс энергии, который она испытала, когда перешла от своей пассивной, застывшей реакции неподвижности к активной, успешной реакции бегства. Образ тигра пробудил ее инстинктивное, реагирующее «я». Другое глубокое понимание, которое я вынес из случая с Нэнси, заключалось в том, что те же ресурсы, которые позволяют человеку справиться с нависшей над ним угрозой, могут быть использованы и для исцеления. Это верно не только во время переживания самого события, но даже годы спустя.
Я понял, что нет необходимости ворошить старые воспоминания и заново переживать их эмоциональную боль, чтобы залечить травму. На самом деле сильная эмоциональная боль может привести к ретравматизации. Что нам нужно сделать, чтобы освободиться от наших симптомов и страхов, так это пробудить наши глубокие физиологические ресурсы и сознательно использовать их. Если мы останемся в неведении относительно нашей способности изменять ход наших инстинктивных реакций из реактивного в активный, мы так и останемся порабощенными нашими страданиями и болью.
Боб Барклай свел к минимуму травмирующее воздействие переживаемого события, занимаясь задачей освобождения себя и других детей из подземной тюрьмы. Та сфокусированная энергия, которую он потратил на это, является ключом к пониманию того, почему он был менее травмирован, чем другие дети. Он не только действовал как герой в тот момент, но своими действиями помог себе освободить свою нервную систему от переизбытка нерастраченной энергии и страха на долгие годы вперед.
Нэнси стала героиней через двадцать лет после пережитого испытания. Движения ногами, имитирующие бег, когда она отреагировала на воображаемого тигра, позволили ей сделать то же самое: эта реакция помогла избавить ее нервную систему от избытка энергии, которая была мобилизована для борьбы с угрозой, пережитой ею во время операции по удалению минадлин. Спустя долгое время после первоначальной травмы она смогла пробудить в себе способность к героизму и активно бежать – как это сделал Боб Барклай. В долгосрочной перспективе последствия для Боба и Нэнси были схожими. Освободившись от изнурительных последствий, которые поражают многих людей, перенесших травмы, они оба смогли жить дальше. По мере того как моя работа продвигалась, я открыл, что процесс исцеления был более эффективен, если в нем было меньше драматизма и он происходил более постепенно. Но самый важный урок, который я извлек, заключается в том, что у всех нас есть врожденная способность исцелять наши травмы.
Когда мы не в состоянии пройти через травму и довести до завершения свои инстинктивные реакции, эти незавершенные действия часто подрывают нашу жизнь. Травма, не нашедшая своего разрешения, может сделать нас чрезмерно осторожными и сдержанными или вести нас по сужающейся спирали опасных реконструкций, виктимизации, неразумной опасности. Мы становимся вечными жертвами или клиентами психотерапевта. Травма может разрушить качество наших отношений и исказить сексуальный опыт. Навязчивое, извращенное, беспорядочное и подавленное сексуальное поведение являются распространенными симптомами травмы, и не только сексуальной травмы. Последствия травмы могут быть всеобъемлющими и масштабными, а могут быть тонкими и неуловимыми. Если мы не исцеляем наши травмы, мы идем по жизни с ощущением, что потерпели неудачу или что нас предали те, кто, как мы считали, должен был нам помочь. Не стоит винить в неудаче и предательстве себя или других. Решение проблемы заключается в расширении наших знаний о том, как исцелять травму.
Пока мы не поймем, что травматические симптомы имеют не только психологическую, но и физиологическую природу, все наши попытки их излечить будут неэффективны. Суть проблемы заключается в том, чтобы признать, что травма – это не что иное, как животные инстинкты, с которыми что-то пошло не так. Если мы сможем управлять этим, наш сознательный разум сможет использовать эти инстинкты для преобразования травматических симптомов в состояние благополучия.
Любое действие должно быть доведено до конца. Какой бы ни была его отправная точка, конец будет прекрасен. Деяние бывает мерзким (только) потому, что оно не было завершено.