– Кайден рассказывал, что вы знакомы, – сообщила Эвелин, немного успокоившись. Регина стояла рядом, но старалась не нарушать личных границ.
– Да, мы случайно столкнулись в лесу.
– Это все просто ужасно, – покачала головой Эвелин. Регине показалось, что она рада сменить тему. – Не понимаю, кому пришло в голову заниматься запретной магией?
– Не имею понятия, но мне от этого тоже не по себе, – подтвердила Регина и обхватила себя руками, ощутив осенний холод даже под теплым плащом. Перед глазами вновь предстала груда обнаженного розового мяса, а в ноздри проник смрад гниющей плоти.
Эвелин смолкла ненадолго, а потом сказала:
– Девочкам не нравится, что ты водишь дружбу с Кэсс.
Ведьма смотрела на Регину доброжелательно, но в голосе ее проскочили строгие недовольные нотки.
– Почему?
Эвелин закусила губу, а потом схватила Регину за руку и повела к замку:
– Идем, я расскажу.
После осенней прохладцы приятно было пристроиться в кресле у камина, вытянув ноги поближе к огню. Эвелин принесла с кухни по чашке горячего чая, протянула одну Регине и села в соседнее кресло. В аромате чая Регина угадала жасмин и с наслаждением отпила глоток.
– Девочки недолюбливают Кэссиди, – сказала Эвелин, отпив из своей чашки. – А некоторые из них даже побаиваются. Говорят, она жуткая.
– За то время, что мы занимались вместе, я не заметила за ней ничего жуткого, – Регина грела пальцы о теплую кружку. – У нее острый язык, но ко мне Кэссиди отнеслась с добром. Без нее было бы гораздо тяжелее привыкнуть ко всему здесь. Особенно учитывая, что я в Кайллехе вообще не по своей воле.
– Это верно, Кэссиди – самая одаренная ведьма из всех нас, – кивнула Эвелин. От Регины не укрылся оттенок зависти, проскользнувший в ее словах. – Но характер у нее скверный. Она плохо ладит с окружающими. Часто делает что-то наперекор старейшинам. Да о чем говорить, если она то и дело шныряет в мир людей, будто ей и закон не писан!
Регина вспомнила давний разговор с Кэсс о жизни среди простых людей и поняла, что соседка слукавила, выказав свое презрение к цивилизации.
– Ее хоть раз наказали за подобные проступки? – спросила Регина.
– Да, однажды Керидвена так разозлилась, что на полгода запретила Кэсс участвовать в колдовских празднествах. Она пропустила прошлый Нечестивый Бал, а это, пожалуй, худшее наказание из всех после, разве что, Отлучения.
– Что такое «Отлучение»?
– Отлучение от ковена, – пояснила Эвелин. – Другими словами – изгнание из ведьмовского сообщества. Хотя изгнание еще не так ужасно: куда хуже, когда на ведьму или колдуна накладывают заклятье Забвения.
– Забвение… – протянула Регина, вспоминая неприятное слово. – На мою мать наложили Забвение.
Ей вдруг стало невыносимо пусто на сердце, и она пожалела о сказанных вслух словах. Наверное, не стоило делиться сокровенным с девушкой, которую она знала от силы десять минут, но слова, как вылетевшие из клетки птицы, – неуловимы.
Регина поставила пустую чашку на стол.
– Я знаю, это больно – потерять родных, – тихо сказала Эвелин, и от ее успокаивающего голоса Регине стало теплее. – Мы с братом рано лишились матери: она умерла при родах. Мы остались с отцом – главой друидского клана Альтамиром. Если бы все повернулось иначе, и мама осталась жива, она бы лично наставляла меня в ковене с малых лет, но отец не мог заменить мать и отправил меня на попечение Керидвены. Кайден остался с ним, как истинный друид по крови. Так нас разлучили и начали обучать раньше остальных, чтобы мы не шатались без дела, когда подросли.
Поначалу нам позволяли видеться с Кайденом достаточно часто: мы ведь двойняшки, долгая разлука обтачивает нас, как вода – камень, калечит нашу духовную связь. Мы нуждались друг в друге, как в пище или воде. К тому же отец так горевал после смерти нашей матери, Дейдре, что до нас ему не было никакого дела. Иногда мы даже ощущали себя сиротами при живом-то отце-друиде…
Нам не хватало его любви и участия, как не хватало и матери, которой мы не успели узнать. Все, что нам о ней известно, мы с Кайденом почерпнули со слов других ведьм, поскольку отец чаще угрюмо молчал, храня о ней память особняком ото всех, в том числе от родных детей. В ковене говорили, что сама Королева сидов позавидовала красоте Дейдре, разгневалась и наслала на нее проклятье, и ни ведьмовская магия, ни колдовство друидов не способны были его снять. Спасти удалось лишь детей, и только ковену мы с братом обязаны жизнью.
Регина искренне посочувствовала Эвелин. В какой-то мере она разделила ее горе и ощутила, как в груди разрасталась засасывающая пустота, а привкус жасмина на языке сменила горечь потери.
– Мне очень жаль.
– Меня отец никогда особенно не жаловал. Говорил, я слишком похожа на мать, и не мог даже спокойно на меня смотреть. Зато Кайден сейчас – лучший его ученик, гордость клана. Эх, если б он еще не был таким страшным упрямцем…
Регина помолчала немного, а потом осмелилась спросить:
– Почему вы ссорились?
Эвелин лишь отмахнулась.
– Не бери в голову. Кайден… Он… В общем, иногда он делает то, чего я не в силах понять и оправдать, пусть он мне и брат.
Регина не стала мучить Эвелин расспросами, но в голову закрались смутные подозрения. Она слышала, как Эвелин просила брата чего-то не делать, явно того не одобряя. И встретила его Регина в лесу, возле злополучной скверны… Что Кайден там делал? Мог ли он сотворить темное таинство?
– А возвращаясь к Кэссиди… – Эвелин поставила пустую кружку на столик. – О ней давно ходит дурная слава, во многом благодаря ее матери. Водить с Кэсс дружбу может быть опасно. Она тебя испортит.
Регина хотела было спросить у Эвелин и о своей маме, но их прервал нежданный голос из-за спины:
– И как давно я порчу юных ведьм, Эвелин?
Они испуганно обернулись: в дверях гостиной стояла Кэссиди – оперлась на дверной косяк и скрестила руки. Ее рыжие волосы казались ярко-красными, отражая отблески пламени, а в глазах опасно плясали огненные искры.
Эвелин мастерски сдержала себя в руках и никак не отреагировала. Она молча встала и, проходя мимо Кэссиди в дверях, тихо сказала ей:
– Ты знаешь, о чем я.
На этих словах Эвелин гордо вышла из комнаты. Кэссиди резко повернула голову к Регине и ехидно бросила:
– Чего расселась, «Ведьма из Блэр»? Вместо сбора местных сплетен о моей персоне, пойдем лучше займемся действительно полезными вещами.
Они с Кэссиди снова заняли библиотеку, продолжая штудировать пухлый травник. В ковене состояли девять молодых девушек, не считая наставниц, но порой казалось, что никто, кроме них двоих, сюда не заглядывает. Тусклый свет, что пробивался сквозь витражные окна, выхватывал порхающие в воздухе золотистые пылинки. Регина боялась нарушить молчание и украдкой посматривала на соседку по комнате, которая сосредоточенно листала книги и выискивала важную информацию. В какой-то момент Кэссиди уставилась на стол перед собой, перестала переворачивать страницы и уверенно сказала:
– Знаю, какой вопрос тебя мучит, «Ведьма из Блэр». – Она заправила кудрявую прядь за ухо.
– Может, хватит меня так называть? – раздраженно попросила Регина, закатив глаза к потолку.
– Много интересного Эвелин насплетничала обо мне? – спросила Кэссиди, захлопнув книгу и сложив поверх нее острые локти.
– Не очень, – честно ответила Регина, рассматривая на ветхих страницах зарисовки болотного багульника. – Сказала, ты напускаешь на девушек страх.
– По-твоему, я повинна в том, что их заячьи сердечки так трусливы? – Кэссиди хохотнула. – Они просто завидуют. Знают, что я лучшая, и доказать обратного не могут.
– Эвелин сказала, ты часто нарушаешь запреты…
– Слушай. – Кэссиди наклонилась к ней ближе, перебив. – Плевать я хотела на эти запреты. Ковену чертовы тысячи лет и правила не меняются со времен племен-основателей, а мир с тех пор шагнул далеко вперед. Мне не нравится жить по старушечьим законам, чтить каждый день на этой святой земле, словом, быть паинькой во всем. Я могла жить в обычном мире, в обычной семье, но меня вырвали оттуда и обрекли на одинокую жизнь, которую я даже не смогу посвятить самой себе. Разве тебя это не бесит?
– А как же «прыщавые мальчишки и дурацкие лекции в колледже»? – едко напомнила Регина ее собственные слова и откинулась на спинку стула.
Кэссиди поджала губы и согласно закивала.
– Иного в твой первый день я не могла сказать, прости – мне хотелось тебя утешить. Пойми, нас приучают к таким мыслям. Это похоже на секту: всем внушается один образ мышления, и мы обязаны ему следовать. И какое-то время ты идешь по указанному пути, пытаешься не поддаваться соблазнам внешнего мира, но в один момент внутри тебя будто что-то щелкает, – и ты понимаешь: больше так жить невозможно. Мы же как в клетке.
Регина задумалась. Она и сама скучала по прежней жизни, где все было знакомо, привычно, а самым страшным кошмаром было явиться домой позже десяти часов вечера.
– Я понимаю, – кивнула Регина, – но разве ты не боишься Отлучения? Что тебя лишат сил или подвергнут Забвению?
– Никто меня не отлучит, дорогая, Керидвена слишком сильно меня любит, – самоуверенно отмахнулась Кэсс. – Я не совершаю клятвопреступничества, как могла тебе наболтать наивная простушка Эвелин. Может, я и люблю изредка пофлиртовать с обычными парнями, но я не отрекаюсь от данного ковену обета. Мне просто нравится иногда подразнить старейшин, поиграть с огнем. Так я хотя бы чувствую себя живой. Отречение от цивилизованного мира – это жертва, которую ты вынуждена принести в обмен на силу. Но никто не предупреждает, насколько эта жертва велика. Из-за того, сколького я лишена здесь, запертая за каменными стенами, порой ощущаю себя неполноценной.
Кэссиди уставилась в пол, о чем-то задумавшись. Вид у нее стал угрюмый, под скулами ходуном заходили желваки.
С ней сложно было не согласиться. Жить в полном отречении от современного мира по жестким законам ковена может не каждый. Когда столько времени торчишь в замке, возникает чувство, будто ты застрял в средневековье. Даже самолеты не летали над холмом, словно замок находился в мертвой зоне. Вполне естественно, что у Кэссиди возникало желание увидеть нечто большее, чем территория ведьминых угодий. Совсем недавно Регина и сама жила