Сегодня он вышел из зала не от головной боли. Здесь была назначена встреча с его бывшим заместителем, ныне председателем Комитета госбезопасности Владимиром Крючковым. По должности он имел право бывать в КДС в любое время. Сидел в боковом секторе для гостей. Ожидая его, Виктор Михайлович прохаживался вдоль телефонных аппаратов, которые установили на стене напротив огромного, на сотню писсуаров и сотню унитазов, мужского туалета. По всей стене не меньше сорока телефонных аппаратов. В дальнем конце курилки – кабинки для межреспубликанской связи. Из них любой депутат мог позвонить куда угодно. Важно, что коммутатор обслуживался спецслужбами. Это исключало возможность бесконтрольных контактов агрессивно настроенных депутатов с потенциальными террористами. Не дай бог в КДС притащат бомбу или отраву.
Секретарь ЦК погрузился в невеселые мысли, когда его окликнули:
– Виктор Михайлович!
Перед ним стоял Олег Калугин. Как всегда, в безупречном костюме серого цвета, белой сорочке с черным галстуком.
– Олег Данилович! Какими судьбами? – Чебриков не мог скрыть удивления.
– Товарищ генерал, разве не знаете? Я ведь тоже депутат съезда. Избрался вместо Полозкова.
– Значит, сменили род занятий? – съехидничал Чебриков.
– У нас на другой род занятий переводят только вперед ногами! – ответил Калугин и засмеялся.
В курилке стояли гомон и шум. Из более чем двух тысяч депутатов третья часть регулярно ошивалась в курилке Дворца съездов. Здесь проходили «терки» и принимались решения по фракциям, которые плодились каждый день, словно грибы после дождя. Чебриков молчал. Ему показалось, что Калугин как-то «отвязался», стал свободнее в выражениях и манере держаться. Еще немного, и снисходительно похлопает бывшего начальника по плечу.
– К какой фракции приписаны? – задал нейтральный вопрос бывший председатель.
– У меня, Виктор Михайлович, фракция не сменилась. Как был Комитет, так и останется.
Чебриков не понимал, к чему клонит бывший подчиненный, да и вообще было подозрительно, что он здесь оказался. Калугин словно прочитал его мысли.
– Операция «Сирота» продолжается, – тихо, нагнувшись почти к уху Чебрикова, проговорил Калугин. Он больше не смеялся, выглядел совершенно серьезным, как в их предыдущие встречи.
Олег бросил взгляд в сторону лестницы, что вела из фойе в курилку.
– Виктор Михайлович, в нашу сторону идет Владимир Александрович Крючков. Отойду, он всё объяснит.
Калугин словно растаял в сигаретном и папиросном дыму. Скоро к секретарю ЦК подошел председатель КГБ Крючков. Им было нечего опасаться излишнего внимания к себе. Того и другого практически никто не знал из разношерстной публики, приехавшей на очередной съезд со всего Советского Союза.
– Здравствуй, Виктор Михайлович, – первым поздоровался Крючков.
Чебриков молча пожал его руку. Председатель «конторы» огляделся по сторонам, втянул носом воздух и поморщился.
– Ну и дымище! К вам только что подходил Осетр.
– Он все еще «рыба»? – пошутил Чебриков.
– Рыба, и еще какая! Попробую объяснить коротко. Хотя и не имею права. Юрий Владимирович Андропов, как вы сами помните, требовал, чтобы о сути операции, ее очередном шаге знали только действующие председатели.
– Так что изменилось? Я уже год, как отстранен от дел.
– Многое изменилось. Товарищ Андропов хоть и мечтал о реформировании социалистической системы, но не до такой степени! – Крючков на мгновение нахмурил брови. – Советского Союза скоро не станет, вы это прекрасно понимаете. Горбачев сделал все, что хотел Андропов. Но прет дальше – не может остановиться. Через день перезванивается с Маргарет Тэтчер, советуется даже по военным вопросам. Ни снять его, ни переизбрать. За него самые активные депутаты. Поднимут крик на весь мир.
– Что же, сегодня наша очередь на перестройку. Завтра – американцев и англичан, насколько я помню содержание голубого пакета, Андропов это предвидел.
– Думаю, не только предвидел, но и организовал этот ужас. Конечная цель, как вы помните, перебросить его на ту сторону. А наш бардак уже не остановить, будем хлебать дальше. Так что Олег Калугин становится центральной фигурой. Я долго думал о нем. Ждал, когда уволится из органов. Нет! Говорит, жизнь положит, отступать не намерен. Похоже, придется ему «менять кожу» и уезжать со скандалом в США. Поближе к американскому немцу, двоюродному дедушке сироты. А там видно будет. То, что Калугин стал депутатом, – мой приказ. Пусть готовит отъезд со скандалом, разоблачает в хвост и в гриву «преступления КГБ». Справляется превосходно – дружит с Ельциным и «радикальными демократами». Часто бывает в Прибалтике, Грузии и Киеве. Внешне – конченый негодяй. Предатель и подонок. Я лично организовал кампанию разоблачения его антигосударственной деятельности. Скоро Осетр будет лишен звания генерал-майора и всех правительственных наград. Информацию постепенно просачиваем. Ельцин обещает всё ему вернуть, когда придет к власти. А там – длительная командировка в один конец. Будет до конца ждать удобного момента. Ужалит врага в самое сердце, когда тот будет думать, что нас уже не существует.
– Хороший план, – пробормотал Чебриков, мысленно порадовавшись, что вовремя унес ноги из «конторы».
Очень давно, как только стал руководителем КГБ, он ознакомился с рекомендациями Юрия Андропова по проведению спецоперации «с отсроченным финалом». Она сразу показалось ему жуткой авантюрой. Но из страха перед Андроповым он впрягся в эту «несмазанную телегу», которая третий десяток лет везла ставропольского сироту и ставропольского комбайнера в неведомое будущее.
– План хороший, но по-прежнему выглядит бесконечным, – будто бы согласился Крючков. – Кроме Олега, остаются всего два действующих персонажа. Обрабатывать Козыря отсюда не удастся. Если помрет раньше времени – уже удача. Так что мальца будем продвигать дальше. К сожалению, оказался наглым и жадным до денег. На него бесконечные жалобы из областей и республик. Циничный наглец так раскрутил «Ласковый май», что занимается «чесом» уже по всей стране. Видите, я даже жаргон их изучил.
– Это хорошо – раскрутил наш «Ласковый май». Комитетский.
– Пока толку нет. Костюмы, инструменты, бутафория, транспорт – все проходит по нашей бухгалтерии.
– Графа «Спецоперации»?
– Так точно, Виктор Михайлович. Но деньги кончаются.
– А как же с «черной кассой», или, как называл Калугин, «общаком Комитета»? – Чебриков хитро прищурил глаза.
– Черт его знает! Билеты продают тоннами, по всей стране ездят то ли пятьдесят, то ли сто пятьдесят «Ласковых маев». Во всех составах одни и те же – семь имен. Паспорта и свидетельства о рождении настоящие.
– Тогда, Владимир Александрович, надежда есть, – Чебриков по-дружески похлопал Крючкова по плечу. – Если он жулик, то держите его в неведении, как всегда. На крючке. Арестовать всегда успеете. Только нужно ли это для его легенды?
– Не знаю, как для легенды, но до его свадьбы с дочерью Горбачева делать этого не будем. Они серьезно встречаются, хотя отец не переносит его на дух. Что-то чувствует. Раиса Максимовна помягче.
– Что вы говорите? Вон до чего дошло! Свадьба всегда казалась мне чушью, – Чебриков засмеялся. – Босяку стать зятем генсека? Мечтать не вредно, как говорит моя внучка.
– Свадьба через полгода, – пояснил председатель КГБ. -Невеста мечтает сбежать от родителей, а жениха по телевизору показывают, кассеты продают во всех киосках. Сегодня такой жених – на вес золота. И главное – не член партии.
– Да уж, стесняться членства в партии! Когда такое было? – с горечью заметил секретарь ЦК. – А Люду Зыкину, Муслима из артистов, считай, прогнали. Слушают всякую сволочь из американских кабаков.
– Это точно. Кстати, из Нью-Йорка прилетел Вилли Токарев. Знаешь такого? – спросил Крючков бывшего шефа. – Примчался как угорелый. Бросил ресторан на Брайтоне. Второй день прячется у Аллы Борисовны.
– Кто же Токарева не знает? Вернее, не слышал? – приподнял брови Чебриков. – Владимир Александрович, до чего мы дошли! Обсуждаем сплетни о том, как Пугачева прячет в центре Москвы беглого еврея! Мы – два председателя КГБ СССР!
– Напрасно вы так. – Крючков почесал щетину на подбородке. – Токарев не еврей, а казак из Адыгеи. Даже не Вилли, а Вилен – по первым буквам от «Владимир Ильич Ленин».
– Часом не из твоего управления? Не Герой Советского Союза? – не унимался Чебриков.
Смелое предположение рассмешило его. Он неосторожно глотнул воздух кремлевской курилки и закашлялся. Легкие тут же наполнились дымным перегаром нескольких сотен человек. Крючков взял его под руку и отвел в другой конец курилки. Других мест, где можно говорить без опасений быть подслушанным, в Кремле не осталось.
– Напрасно вы так, Виктор Михайлович, – пожурил бывшего командира Владимир Крючков. – Когда рейс из Нью-Йорка приземлился в Шереметьево, мы попросили одного музыканта, работающего с нами по договору – ну, вы понимаете, – передать Вилену, что КГБ намеревается арестовать его за антигосударственную деятельность. Вот он и рванул прятаться у знакомой – Аллы Борисовны. Его поведение было просчитано, как часть свадебного финала.
– Не понял, – искренне среагировал Чебриков.
– Из солидарности с «жертвой советского режима» Пугачева обзвонила всех, кого подозревает в работе на органы, чтоб помогли его отмазать. Мы эти концы обрубили. Так что остался сирота. Она знает его давно как будущего зятя Горбачева. – Крючков перебирал в уме детали сложной многоходовки. – Звонок Аллы к сироте отслежен. Завтра он идет к ней. На встречу с Виленом.
– Зачем?
– Пообещает похлопотать.
– За что хлопотать? Арестовывать-то его не за что, – недоумевал Чебриков.
– Токарев об этом не знает. Но Разин, в смысле – сирота, по причине своей наглости потребует от Пугачевой, чтобы Токарев взял его на гастроли по Союзу «для разогрева».
– Пьянствовать не с кем?
– Отстали вы, Виктор Михайлович, от жизни. «Разогрев» – это когда в начале концерта публику развлекает не тот, на кого купили билеты, а кто-то другой. Пропоет десяток песен, позлит народ, а тут выходит Токарев в белом фраке и с черной бабочкой при розовой рубахе. Одним словом, холостой сирота с его пацанами через пару месяцев станет покруче Иосифа Давидовича и Валеры Ободзинского. Жених – первый сорт! Вот радость-то будет Михаилу Сергеевичу и Раисе Максимовне! – Крючков хитро подмигнул бывшему начальнику, будто готовил генсеку и его супруге не выгодную партию для их дочери, а подкладывал свинью.