По сути, стройки еще не было. Готовился проект. Вернее – дорабатывался. Проектировку начали еще при Чан Кайши. Инициаторами были французы, а китайские инженеры учились в США. Одним словом – как в СССР на раннем этапе. Гид указывал трем русским на высокие холмы, уходящие вдаль и текущую между ними огромную реку Янцзы.
– Вот ты, Олег, думаешь небось, что самая большая река в мире – это Волга? – премьер обращался к Калугину, когда гид умолкал.
– Конечно, Виктор Степанович, а как же? – подыгрывал ему Калугин.
– Я тут ознакомился. Ну, пока летели. Годовой сток воды у Янцзы в четыре раза больше Волги. На ней уже плотин понастроено, как на собаке блох. Хотя… Вот моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа. Плотины как-то мимо носа проехали. А надо! Здесь вот почти двадцать тысяч плотин понастроили. Это которые считаются крупными – выше пятнадцати метров. Ниже вообще не считают. А сколько, думаешь, у нас?
Премьер продолжал болтать о всякой чепухе, как видно предполагая, что китайцы «пишут» его слова. О Березе ни слова!
– Зачем нам столько? У нас народу в десять раз меньше.
– Значит, примерно две тысячи? – ЧВС повернулся всем корпусом в сторону Калугина и смотрел на него с «ленинским» хитрым прищуром.
– Может, чуть меньше. Тысячи полторы точно стоит.
Калугин никогда не задумывался над этим. Но предполагал, что страна «забита» плотинами, потому что с детства видел в кинохронике, как перекрывают реки. Сначала Днепр, потом Волгу, Лену, Енисей. И не по одному разу.
– А вот и не угадал. – Премьер откинулся на спинку кресла. – Вечно у нас в стране стоит не то, что нужно. Всего шестьдесят пять. В США больше шести тысяч, в Японии – две тысячи, а у нас просто шестьдесят пять. Зато, если эту китайскую плотину кто взорвет, когда ее построят, в зоне затопления окажется триста шестьдесят миллионов человек. Как три России. А те вопросы, которые нам здесь поставили, мы, конечно, соберем в одно место. Строить плотины, не строить… Мы что, бобры? Нет – мы газовики.
– Вам и карты в руки, Виктор Степанович. – Генералу хотелось поддакнуть премьеру.
Скоро он отметил про себя, что председатель правительства устал. Почти не слушал гида, перестал задавать вопросы. Сложил руки замком на животе и вовсе замкнулся. Начальник его секретариата Михаил Тринога, сидящий в автобусе двумя рядами сзади, подошел к гиду, показал на часы и велел возвращаться в аэропорт Ичана. Ехали по грунтовой дороге. Нескончаемым потоком шли груженные скальными породами самосвалы. В обратную сторону, где готовилось перекрытие Янцзы, тащились военные грузовики. Двигались медленно, со скоростью черепахи. Везли тысячи тонн взрывчатки для закладки в штольни. Огромной силы взрывы должны были смести с лица земли две горы и перекрыть гигантскую китайскую реку. Затем обломки зальют миллионами тонн бетона, и Восточный Китай навсегда избавится от наводнений и засух.
Калугин уже не думал, зачем Юрий Андропов указал в своем «пророчестве» китайский след. Оказавшись здесь, он вдруг представил будущее России. Мрачное и неопределенное.
Уставший вконец Виктор Степанович с трудом поднялся по трапу регионального китайского самолетика. Через полчаса аэроплан сел в Ухани и еще через три часа, поздно ночью, правительственный Ил-62 приземлился в Пекине. Несмотря на сильную усталость, ЧВС продолжил уговаривать Калугина «закрыть вопрос по Березе». Тот понял, что Борис Абрамович так жестко замахнулся на детище всей жизни Черномырдина – «Газпром», – что подписал себе смертный приговор. Он обещал присутствовать на их встрече и дать окончательные рекомендации, как «порешать вопрос».
Посольство России в Пекине, куда из аэропорта направился Виктор Черномырдин с Валентиной Федоровной, было такое же огромное и внешне серое, как в Берлине. По сути, целый город, в котором есть даже теннисный корт. С семнадцатого века и до прихода к власти Хрущева здесь находилась русская духовная миссия с храмом и всей соответствующей структурой. Поэтому посольский комплекс, строительство которого началось после смерти Иосифа Виссарионовича, изначально стоял не просто на святой, а на православной земле. Черномырдин знал об этом и уверенно ждал помощи свыше перед встречей с похожим на черта Березовским. Даже молил Бога, чтобы Береза сам передумал, не доводя простых русских газовиков до греха.
Было уже три часа ночи, когда Виктор Степанович и Олег Калугин добрались до кабинета посла России в Китае Игоря Алексеевича Рогачева. Он ждал их в своем кабинете, сидя за рабочим столом. Войдя в кабинет, премьер поначалу увидел только его. Пошел навстречу, подняв руки для объятий, облизнул пересохшие губы на случай дружеского поцелуя, как было принято со времен Леонида Ильича. Но не тут-то было! Рогачев вышел из-за стола и тоже шел к нему навстречу, подняв руки для объятий. В этот момент чья-то тень метнулась со стороны, и в объятиях Черномырдина оказался мелкий, сухонький Борис Абрамович. Он тихо сидел на диване, и премьер его просто не заметил. Пришлось сделать вид, что чрезвычайно ему рад. ЧВС крепко обнял БАБ, похлопал по спине и три раза смачно поцеловал в губы. Так он совершал акт бессознательной мести, чувствуя непреодолимое желание сжать этого сморчка с такой силой, с какой в молодости крутил пятикилограммовым гаечным ключом гайки на буровой вышке.
Береза ловко вывернулся. Достал из кармана носовой платок и тщательны вытер губы.
– Боря! Какими судьбами? – Черномырдин выдавил из себя радостное удивление и вновь распахнул руки для вторичного сжатия беса.
– Виктор Степанович, знаете ли, мимо ехал. Говорят, здесь Черномырдин! Как не повидать любимого человека?
– Да что вы, Борис Абрамович! Чего там говорить о Черномырдине и обо мне?
Березовский усмехнулся. Он знал эту особенность ЧВС прикидываться дураком и нести околесицу. Главным сейчас для него было не дать газовику войти в раж.
– Я тут поговорить хотел о делах наших скорбных. – Береза взял ЧВС за руку и оглянулся по сторонам.
Посол Рогачев, чьи веселые конопушки светились даже в плохо освещенном кабинете, прислонился нижней частью спины к краю своего стола и молча наблюдал за встречей старых друзей. За спиной премьера, так же молча, стоял и генерал Калугин.
– Здравия желаю, Борис Абрамович! – приветствовал Березовского Олег.
– Виктор Степанович, познакомьте. Кто это?
– Олега Даниловича директор ФСБ прикомандировал. Не оставляет ни на шаг. Такой регламент. Страна незнакомая. Тут американцы как у себя дома. А я сам знаешь кто.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – пулеметной очередью выплеснул БАБ. – Он не помешает. – Березовский на миг задумался и обратился к послу Рогачеву: – Где тут у вас поговорить можно? Чтобы американцы не подслушали.
– Рядом с кабинетом спецкомната оборудована. Для переговоров. Свинец, как положено.
– Знаю я ваши комнаты. – Березовский вновь задумался. – Где у вас на территории гараж?
– Здесь, в двух шагах. Недалеко от въездных ворот.
– Вот и пойдемте туда. Чтобы без неожиданностей. Де-лов на пять минут!
БАБ не стал дожидаться согласия посла, повернулся и пошел из кабинета. Черномырдин и Калугин направились за ним. Посол Рогачев поднял трубку коммутатора и нажал кнопку «Гараж». На том конце ответил заспанный голос дежурного:
– Слушаю, товарищ Рогачев.
– Сейчас к вам в гараж придут трое и я. Отоприте двери, когда мы зайдем, покиньте гараж, пока я не скажу вернуться.
Рогачев положил трубку и догнал ночных гостей.
Черномырдин шел без всякого напряжения, БАБ ему чего-то говорил. Калугин следом за ними. Дверь в посольский гараж была открыта, и они вошли в помещение. Пахло бензином и резиновыми покрышками.
– Боря, я знаю, что ты чудила, но какого хрена потащил в гараж? Убивать, что ли, меня надумал? – Черномырдина так и подмывало произносить запрещенные слова.
– В этих свинцовых кабинетах такие товарищи, как ваш Олег Данилович, пишут все разговоры. А здесь точно никого нет. Итак, мой вопрос остается прежним. Я считаю, только я могу сделать многое для газовой отрасли, став председателем правления «Газпрома». Вы же меня давно знаете!
– Боря, ты же знаешь, надо контролировать, кому давать, а кому не давать. Почему мы вдруг решим, что каждый может иметь? – ЧВС недоуменно поднял брови.
Рогачев и Калугин стояли в нескольких метрах от них. Посол не понимал, что происходит, а генерал Калугин чувствовал, что продолжаются «терки» по теме, начатой в самолете. И сейчас премьер принимает окончательное решение – валить Березу или не валить?
– Виктор Степанович, золотые слова! Золотые слова!
Каждый «иметь» не может. Только каждого можно «поиметь»! Надо помнить об этом даже на территории древнейшего государства.
«А вот это уже перебор, – подумал Калугин. – Так откровенно угрожать можно только от полного отчаяния. Дела его плохи». Черномырдин же, наоборот, говорил все спокойнее.
– Дело хорошее, Боря! «Газпром» – сам знаешь – сверхъестественная монополия. Хребет нашей российской экономики. Все мы должны этот хребет беречь как зеницу ока.
– Кому, как не мне, это знать, Виктор Степанович. Я уже кадры подобрал. Экономисты, менеджеры. Парочка специалистов из Израиля и Франции. Зальем газом не только Западную Европу, начнем отгружать в США. Трубу протянем через Чукотку либо сжижать начнем, как на «Сахалине-2».
В этот момент Черномырдин принял решение. Упоминание Израиля и смена кадров в «Газпроме» поставили на Борисе Абрамовиче жирный крест. ЧВС повеселел.
– Боря, золотой ты мой! Чего ты раньше-то не приходил? – Он приобнял Березовского за плечи и прижал к себе. – Ты же знаешь, моя жизнь проходила в атмосфере нефти и газа. И я умею говорить на любом языке со всеми, но этим инструментом стараюсь не пользоваться. Только с тобой.
– Ты о чем, Виктор Степанович? – БАБ стряхнул руки премьера и вопросительно уставился на него.
– Меня всю жизнь хотят задвинуть. Все пытаются… Задвигал только таких еще нет. А ты другой! – Черномырдин смотрел на Березовского, как большой сытый кот с белой грудкой и белыми лапками на маленькую серую мышку.