– Чисто! – коротко произнес кто-то на фоне продолжающей квакать и хрипеть сирены.
– Чисто! – это был уже другой голос.
– Чисто!
– Чисто!
– Чисто! – Входная дверь заскрипела. Обладатели голосов ушли на улицу. Сирена умолкла, в доме враз стало тихо. Из глубины комнат раздался бой настенных часов.
Зураб Константинович Церетели двинулся в сторону входа. Целью был телефонный аппарат, что стоял неподалеку от входа. Мобильного телефона у него все еще не было, но нужно было срочно звонить Лужкову. Скульптор понимал, что инцидент связан со вчерашним визитом американца, которого ему рекомендовал Юрий Михайлович. Церетели смотрел на пол, чтобы не угодить мягкими кожаными тапочками в лужи грязи, что остались от неизвестных. Когда он приблизился к входной двери, она отворилась и в дом вошел директор Федеральной службы безопасности Сергей Степашин. Черное кашемировое пальто, светло-голубой мохеровый шарф, повязанный французским узлом, черные брюки и блестящие, абсолютно чистые черные ботинки. Степашин вошел с непокрытой головой, руки в карманах. Правой рукой зажата папка, похожая на ту, что была вчера у Трампа.
– Здравствуй, Зураб! – Директор ФСБ раскинул объятия, притянул к себе Церетели и троекратно поцеловал в щеки. – Вот мимо ехал – дай, думаю, загляну. Как живешь, не обижают?
– Здравствуйте, Сергей Вадимович! – У скульптора немного отлегло от сердца.
Он освободился от объятий и жестом предложил пройти в зал позавтракать, где на самом деле днем и ночью для гостей был накрыт стол. Как званых, так и случайных, как сейчас. Степашин к тому же был гостем не простым. Он знал его давно и виделся часто, пока тот не возглавил ФСБ.
– Нет, Зураб, я уже кашки пшенной поел, чайку попил… – В этой мастерской он был впервые и с любопытством разглядывал то, что висит на стенах и стоит на полу. – Ты скоро Петра Первого рядом с Кремлем ставишь. Есть вопросы. Ты с нами проект согласовывал?
Генерал не глядел на Церетели, знал – тот стоит рядом и ловит каждое его слово.
– Все согласовывал. Даже президент Ельцин подписал разрешение. Что не так?
Скульптор при всей своей мягкости и обходительности мог в любой момент дать кому угодно понять, что не позволит себя обидеть. Тон генерала начинал его тихо бесить.
– Господь с тобой, Зураб Константинович! Все так! И просто прекрасно!
Степашин повернулся наконец лицом к скульптору.
– Давай покажи мне Петра. Ну, которого вчера показывал американцу. – Степашин снял пальто и шарф. Помощник Церетели оказался тут как тут, подхватил пальто.
– Осторожно, Сергей Вадимович, ботинки не испачкайте. – Церетели сказал это со всем возможным сарказмом. Грязь на полу в доме он не любил больше других гадостей.
– Крыша течет? – спросил Степашин и осторожно, обходя грязные потеки следов, двинулся за Церетели.
– До вас сюда в дом какие-то бандиты ворвались, грязные с волчьими глазами. Вот какая крыша течет! – Скульптор не выдержал – грязи на полу было больше, чем он мог себе представить.
– С бандитами мы быстро разберемся. В другой раз сразу звони – приедем и мордой в снег. Вот сволочи! – Он укоризненно покачал головой, но стало понятно – на тему источника грязи на полу больше говорить не надо.
Когда они вошли в зал с макетами Петра и Колумба, Церетели не ощутил потока энергии, что полчаса назад радовал его душу и погрузил в настоящую нирвану.
– Ты, Зураб, понимаешь, меня не просто интересуют твои дела с американцем. Много чего на него есть. Еще с первого приезда в Москву десять лет назад. – Он многозначительно посмотрел на добрейшего Церетели.
– Чего же он такого натворил?
– Лучше не спрашивай, Зураб, будешь спокойнее спать. Лучше расскажи, о чем был разговор?
– Все просто. Мой проект победил в конкурсе ООН на лучший монумент пятисотлетия открытия Америки. Мистер Трамп хочет купить монумент Христофору Колумбу. Дай ему бог здоровья и его родителям! Пять лет не было желающих в Америке установить Колумба у себя.
– Понятно. О чем еще говорили?
– Он спрашивал мое мнение, где лучше установить монумент.
– Конкретнее, пожалуйста, Зураб. Сейчас важно каждое твое слово.
Степашин как будто специально нагонял страха на скульптора. Еще мгновение, и он пожалеет о разговоре с американцем.
– Говорили про Нью-Йорк. Он карту города привез. Всякие точки обсуждали.
Степашин расстегнул молнию на папке, что была при нем, и достал сложенные листы бумаги. Как и накануне, это оказалась карта города Нью-Йорк. Степашин сам развернул листы и положил карту на пол.
– Зураб Константинович, какие места указывал Трамп?
– Говорил, лучше всего в Центральном парке Манхэттена или на Таймс-сквер. – Церетели наклонился над картой и мстительно обвел красным фломастером эти точки.
– Почему там?
– Много туристов, а Трамп задумал пускать на монумент людей за деньги, как на статую Свободы. Говорил, что по тридцать миллионов долларов будет зарабатывать на этом каждый год.
– На чем остановились?
– Я предложил рядом с аэропортом имени Кеннеди, что бы все, кто прилетает в Америку, видели Колумба из иллюминаторов самолета. – Еще один жирный красный круг испачкал карту Нью-Йорка.
– А он?
– Сказал, что там нет туристов. Но у него приготовлено свое место! Вот оно.
Церетели ступил на карту, отыскал западную часть острова Манхэттен, спустился к его южной оконечности и уперся в насыпной остров на Гудзоне, где располагались стадион и автостоянки. Церетели обвел двумя кругами стадион и перечеркнул его крестом.
– Хорошее место. Если бы я что-то задумал, лучше нет.
– Вы о чем, генацвале? – Церетели недоуменно посмотрел на генерала ФСБ.
– Смотрите, с севера от стадиона три ветки огромного автомобильного тоннеля Линкольна из Манхэттена в штат Нью-Джерси. Миллионы машин, гигантские пробки под водой.
– При чем здесь мой Колумб? – Церетели начинал терять терпение.
– А южнее стадиона, то есть почти под ним, проходит другой автомобильный тоннель под рекой Гудзон – тоннель Холланда. Тоже из Манхэттена в Нью-Джерси.
Степашин стоял на карте.
– Позвольте ваш фломастер?
Генерал нарисовал огромную стрелу от стадиона в сторону тоннеля Линкольна. Перечеркнул его крестом где-то посреди Гудзона. Затем провел короткую, такую же толстую стрелу от стадиона в сторону тоннеля Холланда. Перечеркнул крестом и его.
– Так, что у нас еще такого стратегического вокруг стадиона? – Он присел на корточки и принялся всматриваться в квадратики кварталов, или, как их называют в Штатах, блоков Манхэттена.
– Сергей Вадимович, что это вы удумали? – Церетели с каждой секундой становилось все неуютней.
– Сейчас поймете.
Генерал поставил жирный крест на красном круге Таймс-сквер. Затем, будто бы в его голову пришла хорошая идея, нарисовал на самом красивом и дорогом районе Манхэттена – возле южной части Центрального парка – две концентрические окружности с перекрестием, словно в прицеле снайперской винтовки. В центр вонзил совсем жирную красную стрелу. Ее оперение смотрело в сторону стадиона, где Трамп собирался установить статую Колумбу.
– Зураб Константинович, какой толщины бронза на ваших изделиях?
– Полтора сантиметра, а что?
– Сколько весит весь монумент Колумбу?
– Три тысячи тонн вместе с пьедесталом.
– А если к внутренней поверхности листов бронзы интегрировать некое пластическое вещество и напылить на него металл, чтобы сделать пластическое вещество незаметным, толщина фрагментов вырастет всего до двух сантиметров? И если добавить вещество в основание, то в монументе его может оказаться не меньше тысячи тонн!
Церетели больше ничего не спрашивал. Он понял, что его втягивают в большую черную задницу, выхода из которой не будет. Генерал продолжал:
– Это я к чему? Америку из наших врагов никто не вычеркивал. Как гадили, так и продолжают. Можно ответить им нестандартно, даже с юмором! – Степашин поднялся с корточек и принялся шагать вокруг карты.
Лужа от ботинка молчаливого наглого посетителя оказалась под самым центром Манхэттена. Строго посреди острова набухло грязное пятно. Генерал не обращал на него внимания.
– Если начнут доставать нас совсем нагло, с вашей помощью может быть проведена превентивная акция устрашения. При подрыве тысячи тонн пластического вещества оба тоннеля будут разрушены и затоплены. В 1960 году в Казахстане мы подорвали аналогичный заряд. По силе взрыва и разрушениям он не уступал ядерной бомбе. То есть Манхэттена не будет. Сделает это американский миллиардер Дональд Трамп. То есть сделаем-то мы с вами, а виноват будет он! По-моему, блестяще!
Церетели молчал. Он лихорадочно думал, как предупредить Трампа отказаться от идеи установки памятника именно в Нью-Йорке? Тем временем Степашин наклонился и аккуратно сложил карту. Скульптору даже показалось, что он обращается с ней как с важнейшим документом, – то есть генерал даже песчинки грязи сдул с середины Манхэттена, затем сложил, пригладил места сгиба и аккуратно вложил карту в папку.
– Но что же, Зураб Константинович, за такое дело вам и звезду Героя России дать не грех. Разумеется, закрытым указом президента.
Сергей Вадимович спустился в холл, подошел к выходу из мастерской. Помощник скульптора ждал его с пальто и мохеровым шарфом. Степашин подставил руки, натянул пальто на плечи и забрал шарф. На прощание он вновь обнял Церетели и крепко поцеловал его в щеки три раза.
– Ну, дорогой, до встречи! – Он шагнул к двери, и когда она уже открылась, повернулся: – Зураб, ты понимаешь, о моем визите никому ни слова! Скоро пришлю сотрудника, инженера. Сделай с ним расчеты по пластическому веществу. – И словно вспомнил о самом главном: – Да! Если бандиты появятся, звони сразу. Всех зароем!
С этими словами Степашин вышел из дома, дверь со скрипом закрылась.
Церетели бросился в зал с накрытым столом. Чтобы избавиться от нервного напряжения, он должен был съесть горячее хачапури с яйцом и сыром. Плюс – стакан сладкого чая. Эта комбинация всегда приводила его в чувство. Вот и сейчас план созрел быстро – простой и понятный. Он позвонил в приемную Юрия Михайловича Лужкова, московского мэра, и когда трубку взял Лужков, сказал лишь несколько слов: