, давая ему осознать всю бесконечность падения, на которое он обрек себя сам. Верить в скорую смерть ужасно не хотелось. Он открыл глаза, посмотрел с собачьей преданностью на молодого мужика – следователя.
– Это окончательно или можно на урановые рудники? Вам не все равно, как мне сдохнуть?
– Вы, Роман Аркадьевич, создали удивительно работоспособную схему по отъему денег у населения. До вас таких не было.
– Не я один, тут Андрюха Разин банковал.
– Я знаю. Но вы про него забудьте. У него тесть президент нашей страны. А вы – проекция пустоты на плоскость. Про вас не знает вообще никто. Но есть вариант, когда про вас по-прежнему не будет знать никто и живым останетесь. Лет через пятьдесят станете уважаемым человеком.
– Где? На рудниках?
– На Чукотке. Дальше некуда.
– Я согласен на все. Что надо делать?
– Сейчас формируется очередной отряд горнопроходчиков. Это технические специалисты, в основном из строительных войск Вооруженных сил. Поедете с ними. Первое время будете чернорабочим. Если выживете и вас заметят, сделаете карьеру, вплоть до полной реабилитации. Мозги у вас уникальные. Это то, что надо.
– Что делать-то? – Роман почуял, что свинцовый молот только что просвистел мимо его виска.
– А вот это уже не мое дело. Знаю только, что строительные работы на Чукотке ведутся почти двадцать лет. Чего строят и для чего, никто не знает. Рассказываю, потому что в ближайшие двадцать лет рассказать об этом вам будет некому. Отсюда в автозак, из него в самолет. Посадка в Анадыре и переезд куда-то в сторону Ледовитого океана. Я точно не знаю. Если согласны – подпишите вот это.
Следователь, который так и не представился, протянул Роману лист бумаги с коротким текстом. В нем было несколько фраз, суть которых сводилась к тому, что Абрамович Роман Аркадьевич добровольно выражает желание стать осведомителем КГБ СССР, получать за это вознаграждение и выполнять любую порученную ему работу среди интересующего «контору» контингента.
– Перепишите собственноручно и поставьте дату 12 декабря 1984 года.
Роман замер. В то время он проходил службу в армии, только что принял присягу и получил право носить оружие. Подписав документ, он навсегда оказался бы на самом мерзопакостном крючке, который могли придумать только в советских «органах». Он станет «стукачом-инициативником» и конченой гнидой для всех, с кем служил в армии и работал все эти годы на гражданке.
– Давайте другую дату. Это хуже расстрела.
– Пишите, что есть, – холодно ответил следователь, положил перед ним лист бумаги и перьевую ручку. В довесок достал из ящика стола школьную чернильницу-непроливашку.
С такого крючка не соскочить – скрыться негде. Такие «рукописи» не горят. Но выбора не оставалось.
Как обещал следователь, из кабинета для допросов его доставили в аэропорт, пересадили в Ан-12 с красной звездой на хвосте, в который загрузилась группа молчаливых мужиков. После двух промежуточных посадок грузовик приземлился в Анадыре. Люди пересели в старый Ил-14 и через сорок минут приземлились в поселке Эгвекинот, самом глухом углу залива Креста. Но это еще не было концом путешествия в «жопу мира». Группа погрузилась на баржу, заполненную под завязку контейнерами, катушками с толстыми электрокабелями, бухтами железных тросов и бочками с соляркой. Баржу подцепил буксир, и еще через пять часов она пришвартовалась к бетонному пирсу на берегу бухты Этелькуюм, небольшого фьорда залива Креста огромного, загадочного и холодного Берингова моря.
Роман скоро понял, что здесь происходит. Бесчисленное количество горнопроходческой техники сверлило тоннели в сопках, расширяло их, пока они не сливались и не образовывали в каменной горе просторные залы. Следом приходили бригады электриков, опутывавших залы кабелями, другие бригады устанавливали вентиляционное и осветительное оборудование. Затем пустоты оборудовались рельсовыми путями, и небольшие тягачи развозили по залам платформы с бочками солярки, рельсами и контейнерами с медикаментами. Из обрывков разговоров между рабочими Роман узнал, что таких сопок с огромными залами внутри них насчитывается десятки, если не сотни. В одних складировались огромные грузовые вертолеты Ми-26, в других «уазики», известные как «буханки», были даже паровозы, которые содержались особенно тщательно. Поначалу его удивляло, что на всех стройплощадках и в готовых залах всегда тепло. При этом не дымили трубы кочегарок и не пыхтели дизеля. Объяснение оказалось простым. Неподалеку от пирса к берегу бухты была пришвартована списанная когда-то атомная подводная лодка, и ее реактор вырабатывал электричество в нужных количествах. Возможно, такая «электростанция» была не одна.
Роман быстро усвоил, что от него требуется. Тем более что полученное после армии образование позволило быстро стать одним из руководителей этой загадочной стройки. Он был уверен, что здесь роют сопки и оборудуют в них склады для государственного резерва. В части сопок хранилось зерно, в других тушенка, сахар, соль и спички. Много резиновых сапог. Когда через десять лет он стал одним из главных руководителей, то узнал, что хранится во всех подземных складах. Удивляло, что маркировка и надписи на всем, вплоть до паровозов, сделаны на английском языке.
О его уголовном прошлом не напоминал никто. Мало того, через пятнадцать лет после прибытия в Эгвекинот ему вдруг вернули его старый советский паспорт и новый российский, в котором был указан адрес места жительства в Анадыре. Скоро он стал депутатом Чукотской думы, часто заседал в Анадыре, но постоянно тянуло в Эгвекинот, в секретные сопки. Но его ждала совсем другая работа. Точно так же, в режиме секретности, он возглавил стройку по прокладке оптико-волоконного кабеля от границы с Китаем через Хабаровский край, Якутию и Чукотку до Берингова пролива. Оставалось бросить пятьдесят километров кабеля до Аляски, и мировая коммуникационная цепь замкнется.
Уже в Анадыре он познакомился с чукотской полиглоткой Окко-н. Она знала языки многих северных народов, но главное – индейских племен Аляски – эскимосов, атабасков, коюконов и тлинкитов. Окко-н часто ездила к ним по обмену, американские индейцы не вылезали с Чукотки. Все им было здесь интересно. Неожиданно Москва открыла огромное финансирование по программе обмена. Почти десять лет дети чукчей и индейцев Аляски обучались в школах по разные стороны Берингова пролива.
Спокойная жизнь на северах закончилась в 2007 году, когда Олимпийский комитет объявил город Сочи победителем в проведении зимней Олимпиады 2014 года. Депутата Абрамовича вызвали в Москву, в Министерство обороны. Нужно было срочно и в режиме строжайшей секретности подготовить аналог чукотских хранилищ на Тамани, полуострове напротив крымского города Керчь. Здесь, на Тамани, они безвыездно прожили с женой семь лет.
Когда до открытия Олимпиады оставалось четыре дня, в его кабинете раздался звонок из Москвы и руководитель ФСБ Владимир Путин предложил ему развеяться, съездить с женой в Сочи на открытие фестиваля Юрия Башмета. Тосковавшая по родной Чукотке Окко-н обрадовалась. В Сочи лежал снег, рядом, в Красной поляне, его вообще было завались. Так он оказался в «сталинской» ложе Зимнего театра и получил «привет из прошлого» – растолстевшего до неприличия бывшего подельника. Роман жалел, что поехал сюда, но избавиться от назойливого старого друга, который был искренне рад их встрече, сразу не получилось.
Перерыв заканчивался, прозвенел третий звонок. В ложу вернулась Окко-н. Бросила взгляд на мужа, не нашла причин для беспокойства и села в свое кресло. Роман вновь подвинул его к себе вместе с женой. Из зала раздался шум аплодисментов. Народу не убавилось. История парикмахера, пересказанная на современный лад, все же захватила публику.
Наконец занавес вновь разъехался в стороны. На этот раз Стычкин гасил пламя любви к женоподобному футляру от контрабаса приготовлением макарон с мясом и овощами:
– Двести граммов макарон, двести мяса, соль, морковь…
За этим занятием драма любви достигает апогея. Стычкин завозит на сцену стол с ингредиентами для приготовления макарон. Надевает фартук и точит нож. Оркестр нагнетает. Звучит диссонансное исполнение оперных хитов. Евгений шинкует овощи и мешает их в тазу ложкой, напоминающей скрипичный смычок.
– Бляха-муха! Похоже, меня продолжают проверять на лояльность. Выдержу или нет. – Роман покрутил шеей, раздался громкий хруст позвонков. – Что будет, если хряснуть по сцене креслом?
Окко-н приложила пальчик правой руки к губам и тихонько шикнула.
«Он так с ней заигрывает», – подумал Андрей и в первый раз позавидовал женатым.
Угроза из «сталинской» ложи как будто возымела действие – оркестр и Стычкин угомонились. В наступившей тишине «коверный» посолил варево и поднес к ложе. Оркестр заиграл «цыпленок жареный». Под аплодисменты зала Стычкин второй раз сунул нос за портьеру, поставил кастрюлю на ограждение. После яркого света рампы темнота ложи его ослепила. Он не видел, как из темноты к нему метнулась маленькая женщина, обхватила голову руками и впилась в губы. Роман никак не реагировал на это, лишь встал сзади Окко-н и придержал ее за талию, чтобы одуревший от куража Стычкин не утянул его миниатюрную жену в зал. Она отпустила его так же стремительно, как схватила. А Роман все же успел тыльной стороной ладони дать ему в лоб еще раз. Импровизация длилась лишь несколько секунд, но когда «коверный» второй раз отлетел от загадочной и агрессивной «сталинской» ложи, то угодил под ноги появившейся Розины. Она только что выкатила тележку на четырех колесиках, с брикетом прессованной соломы и рогатой головой крупного быка.
Поцелуй Окко-н добил Стычкина окончательно.
Он начал ласкать голову быка, забыв про недавнюю любовь к контрабасу.
– Сейчас этот скот начнет быка драть. – Роман попытался угадать продолжение сюжета.
Но, лаская голову быка, Стычкин начал пялиться на Розину.
– Похоже, Евгений превратился в быка, сейчас прыгнет на женщину, – предположила Окко-н.