Калугин вскинул брови и с недоверием посмотрел на Примакова.
– А что вы удивляетесь, Олег Данилович? Андропов описал в своем послании все. Даже эту встречу. Как будто ему диктовал тот, кто наблюдает сейчас за нами.
На этих словах Степашин перекрестился и посмотрел куда-то вверх. Кроме портрета Феликса Дзержинского, там ничего не было.
Пригород американской столицы Вашингтона – Джорджтаун, откуда и пошла земля американская, оказался по всем московским понятиям глухим захолустьем. Михаил Петрович оказался в этом районе впервые. Предыдущие свои приезды в Вашингтон он всегда «парковался» в паре-тройке километров отсюда. Даже в лучшем, на его взгляд, отеле «Мэйфлауэр» в двух шагах от Белого дома. Его поселили там, когда он впервые лет двадцать назад приехал сюда с лекцией об истории КГБ СССР. В тот самый первый раз он не просто гулял на лужайках Белого дома и кормил нагловатых белок, но и с удовольствием спалил двадцать баксов на экскурсию внутри. От резиденции американского президента шлепал пешочком до Капитолия. Потом в обратную сторону и по мосту через реку Потомак перебрался на Арлингтонское кладбище, где постоял у серой плиты, под которой покоились кости и раздробленный череп Джона Кеннеди.
Та, «перестроечная» поездка в Вашингтон бывшего сотрудника Первого главного управления КГБ СССР Михаила Любимова стала приятной экскурсией. С приходом к власти в СССР Михаила Горбачева его часто приглашали читать лекции в страны, бывшие объектами его шпионской деятельности. Соединенных Штатов среди них не было, но и там проявили интерес. Так он оказался в Университете Джорджа Вашингтона, где прочитал несколько лекций по истории советского шпионажа.
Его имя давно было известно на Западе. Он уволился из КГБ еще в 1972 году, когда его спалил собственный заместитель, оказавшийся агентом МИ-6. Тогда после долгих раздумий он и решил заняться писательским трудом. А все последние десять лет любил ездить по местам своей «боевой славы». Пришла очередь Вашингтона – как-никак именно отсюда, со стрелки рек Потомак и Анакостия, где пряталась штаб-квартира ЦРУ, американские «люди в черном» плели шпионские сети, в которые он успешно угодил в Лондоне. Что его удивляло на этот раз, когда он внимательнее изучил расположение всех главных источников зла для СССР, так это ничтожность территории их сосредоточения.
От Белого дома, где жил президент, до штаб-квартиры ЦРУ было всего шесть километров. От этого же дома до Пентагона чуть больше двух. От ЦРУ до Пентагона – пять. Даже до военной авиабазы Эндрюс, где стоял борт номер один, от Белого дома было всего семнадцать километров. Кто придумал такую компоновку? Михаил Петрович не сомневался, что стратеги в Москве приготовили для этих серьезных учреждений всего одну бомбу, причем не самую мощную. Хотя, мысленно он успокаивал американских «коллег», в Москве было еще хуже, то есть ближе. Существенное различие было в одном. От здания Пентагона до центра Арлингтонского кладбища всего полтора километра. От трапеции Министерства обороны России до государственного Новодевичьего кладбища – больше четырех. Значит, в Москве на будущее смотрели с большим оптимизмом. Первый раз он убедился в этом, когда ему организовали экскурсию в Пентагон. Результатом было разочарование. Длинные коридоры, окрашенные серой корабельной краской, на стенах планы эвакуации при пожаре и Доски почета военнослужащих, несших службу в этом здании. Наши гарнизонные казармы с «ленинскими комнатами» были заметно веселее, чем главная американская цитадель.
Однако подобная аналитика занимала его лишь много лет назад. А сегодня и он перестал интересовать сотрудников спецслужб США, которые раньше постоянно контактировали с ним, намекали на хорошо оплачиваемую работу. Но ему уже тогда, в разгар перестройки, это было неинтересно. Вкусив удовольствие от написания книг, он не хотел возвращаться в прошлое, причем на другую сторону баррикад. От него отвязались.
Не заметил внимания к себе он и в нынешний приезд. Про бывшего сотрудника КГБ СССР здесь забыли. Причина, возможно, заключалась в том, что все в этой стране были увлечены предстоящими выборами нового президента, который должен был сменить Обаму. Каким-то невероятным образом на сцену выскочил миллиардер Трамп и насмерть схватился с женой экс-президента США Билла Клинтона – Хиллари. С начала лета они мочили друг друга с яростью и удовольствием. Какого хрена им писатель из России?
С такими мыслями Михаил Петрович Любимов вышел из такси около дома Олега Калугина. Заросшая высокими кленами улочка с утра была пустынна. Около прилипших друг к другу двухэтажных домиков кое-где стояли припаркованные автомобили. Богатых и дорогих не было. Сам дом генерала Калугина вообще удивлял подчеркнутой скромностью. Он стоял, похожий на десятки других направо и налево по улице. Обшит доской светло-серого цвета, с навесом над террасным крыльцом, огороженным белыми поручнями и балясинами. Стены дома украшали белые оконные рамы.
Машина не успела отъехать, как дверь отворилась, на террасу вышел постаревший генерал Калугин. Михаил Петрович не тронул чемодан и сделал шаг навстречу старому корешу. Тот уже спустился с крыльца. Спортивный костюм «Найк», белые кроссовки. Как и раньше – подтянут и чисто выбрит. Они обнялись. Стояли долго, не произнося слов. Первым заговорил писатель:
– Вот ты какой стал, Олег! – Он подался назад, разглядывая морщинистое лицо друга. Глаза такие же хитрые, но, как и раньше, умные.
– Да вот такие они, изменники родины! – Олег засмеялся. – Чего приперся, приключений захотелось? Пойдем в дом. Жена – американка. По-русски не понимает. Или делает вид, что не понимает. Но ты же не перевербовывать меня приехал?
Они вошли в дом. Классика американского интерьера была здесь во всем. За входной дверью с антимоскитной сеткой холл с большим диваном и телевизором. С боку стол-остров, отделяющий холл от кухонной плиты, мойки, шкафов и огромного холодильника. На остальных стенах книжные полки, картины в стиле «осенний Вашингтон» и металлический стеллаж под два метра, в котором запутались в самых разных позах десятки бутылок. Особо ценные, квадратно-хрустальные с коньяком или виски, стояли на состаренном под мореный дуб барном столике.
Около лестницы на второй этаж стояла женщина неопределенного возраста. Михаил Петрович подошел к ней и пожал руку. Поздоровался на чистом английском, чем заслужил ее одобрительный взгляд.
– Это Ребекка, мы вместе десять лет, ненавидит англичан, так что не обольщайся своим оксфордским произношением. Говори по-русски. Мы с ней об этом договорились. Будем пить, закусывать и вспоминать боевое прошлое.
Он кивнул жене. Ребекка подошла к столу-острову и откинула салфетки со стоящих на нем тарелок и тарелочек. Затем подошла к входной двери, взяла женскую сумочку и ушла.
– Садись, Миша. – Он показал на диван, рядом с которым стоял журнальный столик с бутылкой двенадцатилетнего «Макаллана». – Твой любимый. Не пожалел шестьдесят долларов.
– Вот и не угадал. Последнее время я перешел на эльзасский рислинг, новозеландский «Совиньон» или французское «Сансер». Не виски, конечно, но пару бутылок в день все еще осилю.
Калугин пропустил это мимо ушей, налил виски в хрустальные стаканы.
– Как говорил в середине девяностых шеф ФСБ Степашин – на два пальца. Не больше. Ну давай, за встречу!
Они зажали ладонями стаканы сверху и ударили их донышками друг о друга. Раздался глухой стук, и они медленно, со смаком, выпили.
– Помнишь, американский шпион, что чокаться положено «камушком»!
– А как же, Миша, пусть враг не услышит, что мы занялись делом, и не станет мешать. Вторая без перерыва, несмотря на раннее утро.
Олег налил «Макаллана» на два пальца, они вновь ударились стаканами «камушком».
– Давай дальше пить по морскому уставу корабельной службы, – предложил писатель.
– Это как?
– Наливаем кто когда захочет и пьем по потребности.
– Согласен!
Калугин вновь налил виски. На этот раз только себе и поднял стакан на уровень глаз. Посмотрел сквозь стекло на горящую в углу холла настольную лампу.
– Что в Москве? Что за новый президент? Говорят, из «наших»? – Калугин выпил.
– В Ленинградском управлении работал. Как и ты. Несколько лет в ГДР. В Дрездене.
– А я ведь его, похоже, там видел.
– Ты бывал в ГДР?
– Да, когда готовили визит Горбачева в Восточный Берлин. Меня прикрепили к его охране. Если это он, вот уж никогда бы не подумал, что это будущий руководитель страны. Знал бы, затащил на пиво. Его, помню, приглашали, а он ломался. Я тогда полковником был. Достаточно было приказать.
– Да уж, с кем пьешь, тот потом и друг. Но, Олег, хватит об этом. Ты как канадский лесоруб – дома о работе, на работе о бабах. – Писатель налил себе.
– Нет больше работы.
– Как нет работы? – Любимов с деланым удивлением вскинул брови. – Ты вон тоже книги пишешь. Что интересно – их здесь читают. Через твои мемуары ЦРУ вычислило наших агентов. Я о Липке и Уокере.
Калугин опустил взгляд. Молча налил полстакана «Макаллана» и выпил. Затем поднял глаза на Михаила и долго смотрел ему в лицо. Любимову показалось, что он хочет что-то сказать, внутри его идет борьба. Но Калугин встал и пошел к столу-острову. Принес тарелочку с орешками и нанизанные на шпажки квадратики хлеба, ветчины, листочки салата и половинки маленьких помидоров-черри.
– Олег, – Любимов чувствовал, что его постепенно «забирает». Нужно было срочно закусить, только не этой американской экзотикой. – У тебя есть сало, огурцы соленые, селедка, наконец?
Генерал, казалось, даже обрадовался смене разговора. Метнулся в сторону огромного, с двумя створками дверей, холодильника.
– Знал, что тебе надо! Ребекке не доверил, она нас не поняла бы. Здесь по ресторанам ходить принято, а в холодильнике только пиво, молоко, апельсиновый сок и яйца. Когда ты позвонил, что приедешь, я со вчерашнего все заготовил.
Из распахнутого холодильника он достал и положил на журнальный столик тарелки ровно с тем набором деликатесов, которые перечислил писатель. Все аккуратно закрыты прозрачной пленкой и, как оказалось, в меру охлаждены.