– В этом номере четыре года назад жил президент США Обама. Слабак. Мишель не пустила его одного в Москву. – Он запнулся, не зная, как продолжить эту фразу.
– Господин Трамп, вы давайте становитесь президентом и приезжайте сюда один, как сейчас. У меня грудь еще подрастет. Так что стимул есть. Осталось чуть-чуть. Стать президентом!
Она уже стояла в коридоре одиннадцатого этажа. Оператор видеокамер вновь начал запись, пытаясь заметить на красотке следы пребывания у американского миллиардера. Гроза и вправду поправила волосы, еще раз одернула короткую юбку и пошла к лифту. Вновь проход по холлу, вновь повернутые головы. Она вышла и исчезла.
Вечером кассета с записью с видеокамер была у руководителя нелегальной шпионской сети Казахстана в Москве Грефа. Казахский владелец московского отеля «Ритц-Карлтон» передал ему пленку. Греф позвонил по условленному номеру и произнес фразу:
– Свежий кумыс поступил на склад. Можете забирать.
Звонок приняли в американском посольстве. Он был зафиксирован и в управлении «К» ФСБ. По времени передачи сигнала было ясно, о ком сообщение и кому предназначено.
Глава 20
Чикаго был третьим с конца городом, где Андрей давал концерты русским американцам. Залы и небольшие стадионы заполнялись под завязку. Музыкантов ему предложил продюсер Леонард Лев. Тащить четырех человек из России оказалось дороже, чем нанять так называемых сессионных музыкантов. После двух репетиций в начале гастролей они дергали струны, колотили по клавишам и барабанам так чисто и тупо, как только и можно сопровождать пение Андрюши Разина с его покрытыми пылью суперхитами прошлого. Русским американцам, давно не видевшим живых концертов, и это «катило» по полной программе. В Штатах только что отменили карантинные ограничения из-за зловещего коронавируса, и народ из пропавших пережаренными котлетами квартир ломанулся на концерты «Ласкового мая», как будто в Штаты снова приехали битлы.
По старой привычке Андрей не брезговал приглашениями выступить вне рамок гастролей в русских кабаках. Он и в прошлые годы, когда приезжал в Америку, иной раз пел песенки в нью-йоркском ресторане «Самовар», дружил с его интеллигентным хозяином, бывшим ленинградским искусствоведом Романом Капланом. Он узнал Разина, когда пару лет назад тот зашел в «Самовар» поесть нью-йоркского борща. Роман попросил спеть его для гостей «Белые розы». Отказать было невозможно. Мало того, он был даже польщен – в «Самоваре» играл на рояле Мишель Легран, работал гениальный саксофонист Игорь Бутман. Даже Дмитрий Хворостовский пел там «Очи черные» с рюмкой хреновухи в руках. Таких ресторанов, похожих на «Самовар», по всей Америке было много. В эти гастроли он с удовольствием пел в них под «фанеру». Отказать старым знакомым, которых в этой стране оказалось немало, он не мог.
Первый неприятный «звонок» прозвенел в Сиэтле. В день перерыва между концертами, будучи на сцене в русском ресторане, он поймал на себе чей-то тяжелый взгляд. Человек в черном костюме сидел за столиком один. Кроме большого стакана воды со льдом, перед ним ничего не было. В ресторанах без заказов сидят не простые люди. Посетитель обязан что-то пить и есть.
Заметив, что их глаза «зацепились», незнакомец, афро-американец, быстро отвернулся. После многочисленных случаев насилия против белых это не могло не насторожить. Вдруг его «морда лица» кому-то не понравилась? К тому же Сиэтл стал едва ли не центром протестов чернокожих. Андрею вновь стало не по себе, когда в холле гостиницы уже в Чикаго он вновь увидел этого человека. Тот развалился в кресле за журнальным столиком и будто бы читал газету. Рядом с ним сидел другой мужчина в черном костюме и белой рубахе с черным галстуком. После того как и он бросил на Андрея безразличный взгляд, тот принялся лихорадочно перебирать в уме события, которые случились с ним после приезда в Америку. Где он мог проколоться и нарушить какие-то законы? Память ответов не давала.
Предпоследним городом его гастролей был Бостон. Все шло как по маслу. Русских, которые учились в Гарварде и Массачусетском технологическом институте, и тех, кто закончил эти учебные заведения еще при горбачевской перестройке, оказались десятки тысяч. Как и в других городах США, они тоже насиделись взаперти при коронавирусе и орали на концертах «Седую ночь» со всей дурью. В Бостоне он заметил, что оба «человека в черном», уже не скрываясь, ходят за ним, когда днем он прогуливался по городу в компании музыкантов. Но успокоился лишь тогда, когда спросил у музыкантов, с чего бы это за ним следят. Ответ оказался совсем простым – следят за всеми приезжими русскими. Через два месяца выборы президента США, и спецслужбы готовятся к скандалам, если не к бунтам. Президент Трамп даже предложил перенести выборы под предлогом пришествия второй волны коронавируса.
Тем временем гастроли подходили к концу. Группа прилетела в Нью-Йорк. Оставался последний концерт на знаменитом стадионе «Shea Stadium» в Квинсе. Сентябрь в Нью-Йорке – лучшее время для приехавших русских. Ни жары, ни холода. Вечерний концерт на стадионе будет проходить в самое комфортное время. Андрей договорился с женой встретиться в отеле «Warwick New-York». В этой гостинице ровно пятьдесят пять лет назад остановились битлы, когда приехали из Британии на гастроли в США. Андрей не был фанатом битлов, но мысль, что он приехал в Штаты на гастроли, как и они, грела сознание. После короткого отдыха и пресс-конференции в «Warwick New-York» бит-лов перевезли на вертолете в Квинс, где они дали первый в мире концерт на огромном бейсбольном стадионе «Shea Stadium». У Разина хватило наглости уговорить продюсера Леонарда Льва устроить финальный концерт именно на этом стадионе. К тому же кроме Пола, Джона и Джорджа там рвали струны и давили на клавиши чуваки из «Grand Funk», «Police», «The Who», Брюс Спрингстин, Элтон Джон и Эрик Клэптон. И вот – венец творения – «Ласковый май» с Андреем Разиным.
– Ирина Михайловна, представляешь, Элтон Джон и Андрей Разин!
Он распаковывал дорожный чемодан в номере отеля. Ирина прилетела из Лос-Анджелеса на финальный концерт. Как официальные муж и жена они заселились в одном номере. Оба не испытывали неловкости, да никто и не заставлял их спать в одной кровати.
– Ты себя с Элтоном Джоном сравниваешь в каком качестве? – улыбнулась Ирина.
Он пропустил шпильку мимо ушей. Ругаться не хотелось. Она приехала в отель раньше его и сидела перед зеркалом, подкрашивая губы. Была в голубых с лохматыми дырками на коленках джинсах в обтяжку, джинсовой куртке и розовой блузке с остроконечным воротником. Кроссовки они сбросили у входной двери и ходили по напольному ковру в носках.
– Нет, солнышко! Ни женщины мне не нужны, ни тем более мужики. Мне нравятся девочки, которых в детстве гадюки укусили. Ты такая одна.
– Кстати, о гадюках. Ты помнишь Олега Даниловича Калугина?
– Военного при твоем отце? Очень смутно. Кажется, были в одной больнице, когда нас откачивали после укусов гадюки. Видел его один раз в жизни – у твоей бабушки, когда мы познакомились.
За последние полгода Андрей похудел. Кожа на лице, долгие годы надутая, словно шарик, заметно обвисла под глазами и на подбородке.
– Странно. – Ирина пудрила носик, хотя делать это ей было без надобности – выглядела значительно моложе своих лет.
– Что странно?
– Он работал с папой до его изоляции в Форосе. От меня не отходил.
– Ты не говорила.
– Ты не спрашивал. А знаешь, кто привез меня в лагерь МАИ в Крыму, когда я пришла на танцы в военной панаме с красной звездочкой?
– Кто? Я не думал об этом никогда. И как ты там оказалась?
– Олег Данилович привез и не отходил от меня ни на шаг. А как ты оказался в том же лагере и в то же время?
Ирина прекратила заниматься макияжем и повернулась в сторону Андрея. Он переодевал рубаху и смутился, увидев, как жена с интересом разглядывает складки кожи на его боках и обвисший живот.
– Не помню. – Он прижал рубаху к груди, закрываясь от взгляда жены.
– Не прячься, Андрюшенька. Я тебя по-прежнему люблю. Иногда летаю с тобой во сне. Какие-то змеи мерещатся, иероглифы. Будто все это было на самом деле.
– И мне чертовщина снится. Кстати, мой путь к битлов-скому стадиону «Shea Stadium» начался как раз со звонка Калугина.
– Это как?
– Я работал в Тюмени, руководил горкомом ВЛКСМ. С агитбригадами объездил всю Сибирь. Артистов из Москвы возил. Звонок. Это был Калугин. Кажется, так назвался. Велел срочно вылетать в Москву. Потом какие-то люди из Министерства культуры предложили возглавить рязанскую филармонию. А в Москве такое началось! Познакомили с Пугачевой, с Вилли Токаревым подружился. Как оказался в «Ласковом мае», не помню. Был какой-то куратор. Пристроил на практику к Витьку Бакшееву в Крым. Там мы и встретились.
– Когда Калугин прятался в кустах. Тебе не странно?
– Нет. Главное, мы оказались рядом. Я думал о тебе всегда.
– Сейчас послушай вот что. Через год, когда умерла мама, Олег Данилович уехал в США, как и я. Пыталась его найти, но бесполезно. Он осел где-то в Вашингтоне. И слава богу, что не нашла.
– Ой, Ира, шо ты меня пугаешь, шо пугаешь! У меня же концерт завтра! Мне нервничать нельзя. Да и по барабану мне этот Калугин.
Андрей все же надел рубаху, подошел к Ирине и попытался ее обнять.
– Подожди, Андрей! Что-то здесь не то!
– Лучше пойдем погуляем. Рядом «Башня Трампа», посмотрим, на кого работаем? Кто бабло дает?
– Послушай! Лет пятнадцать назад, а может, и больше Калугина судили в Москве. Я очень удивилась.
– Что ты говоришь? Он же в Вашингтоне живет.
– Ты газеты читаешь, сайты новостные смотришь?
– Никогда. И сайты не смотрю. Только страничку в Инстаграме веду. После Михаила Сергеевича слушать некого. Одна мелкота.
– Калугина судили заочно за предательство. Лишили звания и наград.
– Кто б мог подумать.
– А сейчас самое интересное. Два дня назад он мне звонил.