А потом начались неприятные сюрпризы.
Для начала Анна узнала, что ей не позволят жить в том же уютном коттедже — для Наири раскинули шатер в красивой пальмовой роще. Король расположился в тех же условиях по соседству — на живописной поляне, в окружении бамбуковых зарослей. Зеленые стебли живым частоколом окружали шатер, превращая стоянку Лартиха в подобие сказочной крепости.
Но Анну эта красота не радовала.
Я так хотела в душ! Теперь в озере купаться придется, да?
— Почему? — удивилась служанка, — Для Наири все будет устроено прямо в шатре! Взгляните!
Анна проследила взглядом за девушкой. А та подошла к полотняной стенке и откинула её в сторону. За ней скрывался еще один шатер.
— И сколько их тут? — заинтересовалась Анна.
— Ровно столько, сколько потребуется Наири для комфортной жизни, — поклонилась служанка.
— Для комфортной жизни мне больше подошел бы вооон тот домик, — указала Анна на виднеющуюся вдали крышу.
Она совсем не ожидала, что её слова послужат для девушки сигналом к действию.
Его Величество, удивился, что Наири желает переехать в солдатскую хижину. Но разрешение дал: «все к удовольствию Наири». И уже к вечеру Анна с восторгом оглядывала успевшие стать родными стены.
Но все очарование исчезло, как только в него вошли рораги. Большой Круг охраны расположился за дверями, а вот Малый явился прямо в комнаты. В Храме Анна с их присутствием мирилась, но тут, а уютном, светлом домике подобное казалось святотатством. Лезть в душу грязными сапогами она позволять не собиралась.
Ректор со смирением перенес разразившуюся над ним бурю. А потом почтительно пояснил, что для Наири оскорбление — охраняться курсантами. В прошлый раз выхода не было, и Академии очень повезло, что Его Величество решил помиловать преступных учеников и их преподавателей.
Анна чуть не взвыла:
— Ну хотя бы из комнат их убрать можно?
— Увы, госпожа. Как только мои выпускники получают жвериндовые кольца — я теряю над ними власть. Обратитесь к Верховному рорагу, ему не составит труда…
− К черту Верховного рорага! Я лучше буду смотреть на постные лица охраны в собственной спальне!
В глазах ректора мелькнула печаль. К ней ли она относилась, или к коленопреклоненному Тайкану, Анна выяснять не стала. Отпустила ректора и рухнула в кресло.
— Ну, и за что мне это, а?
Тайкан принял вопрос на свой счет:
— Госпожа, вы уверены, что правильно сформулировали вопрос?
— А как иначе? — Анна уставилась на ожившую статую.
— Простите мою дерзость, Наири, но возможно, правильным будет не «за что», а «для чего»?
Анна задумалась, потом протянула:
— Возможно, ты прав. Тогда — «зачем»?
— На этот вопрос может ответить только сама Наири. Простите своего раба за то, что он совершенно бесполезен…
— Может, хватит уже? — простонала Анна, — Постоянно просишь прощения, словно самый великий грешник на свете.
— Но так и есть. То, что я до сих пор жив — оскорбление небес… и ваша величайшая милость.
— Ты что, на самом деле так думаешь? Тебе и вправду все настолько безразлично?
В ответ — молчание.
— Тогда почему ты меня от змеи спас?
— Вы — Наири, — просто ответил Тайкан.
— Даже великий грешник может получить прощение. Я могу попытаться…
— Такое не прощают, госпожа. Да и незачем. Мне все равно, что со мной будет, я приму любое наказание без жалоб и со смирением, как и положено рабу.
Выдав очередную порцию самоуничижения, Тайкан вернулся в обычное состояние оцепенения.
Анна хмуро смотрела на своего визави. Он умудрился полностью испортить настроение. А тут еще служанки вплыли в комнаты, чинно выступая попарно. В доме стразу стало тесно.
— Послушайте, а нельзя уменьшить количество слуг? Хотя бы временно? — с надеждой спросила Анна.
— Величие Наири должно быть нерушимым.
— Как будто величие количеством слуг или побрякушек определяется, — хмыкнула Анна, но спорить не стала, пожалев собственные нервы.
К счастью, девушки остались за дверьми душа, и она всласть постояла под лейкой. Военные не баловали тело, закаляя его при первом возможном случае, и струи воды не ласкали, а хлестали по коже. Но Анне нравилось это ощущение — пропадала апатия, кровь быстрее бежала по жилам, появлялось желание жить и хоть что-то делать.
Эту возможность предоставил секретарь. Как только Наири обустроилась и пришла в себя, он вернулся к своим обязанностям.
Распорядок дня отличался ненамного. Те же утренние молебены, присутствие на которых Наири считалось обязательным, разбор прошений… Но добавилось участие в Совете Преподавателей, на котором обсуждались экзаменационные задания для курсантов, а так же назывался победитель.
— Ежегодное председательствование Его Величества на этих Советах — нерушимая традиция Академии. И раз уж Наири почтила это место своим присутствием, никто не посмеет запретить ей принять участие в этом событии. Тем более, что в этот раз результаты экзаменов имеют для вас особое значение.
Он говорил чистую правду. Именно из выпускников этого года планировалось набрать основной штат телохранителей Наири. И Анну очень интересовало, кто войдет как в Малый Круг охраны, так и в Большой. И то, что они прибыли в Академию задолго до Присяги, оказалось приятным сюрпризом. Пусть условностей оставалось очень много, но поблажек и отступлений от ритуалов и обычаев тоже допускалось немало.
— А как проходят сами экзамены? — поинтересовалась она у секретаря.
— Считается, что их всего три. Первый показывает, насколько курсант овладел навыками рорага и научился предугадывать опасность, а так же его способность пожертвовать всем во имя короля. Второй выявляет физические возможности телохранителя. Ну, а третий раскрывает сообразительность молодого воина и его кругозор.
— Подожди. Ты сказал — «считается». Что это значит?
— Саму Присягу многие так же относят к экзаменам. Сможет ли курсант полностью отречься от своего прошлого и целиком посвятить себя служению?
— Звучит загадочно. И страшно. Что происходит во время Присяги?
— Мы получаем жвериндовые кольца, − секретарь вытянул руку, на котором мерцал застывший рыбий глаз.
— А что бывает с теми, кто… провалился?
— Если курсант не выдержал экзамен, он возвращается к своей семье. Но чаще попадает в армию. Несмотря на неудачу те, кто обучался здесь, остаются превосходными офицерами. Разбрасываться такими кадрами — преступление.
Лучшие ученики, поучившие высшие баллы, имеют возможность сами выбрать свое будущее, решить, какому Дому посвятить свою жизнь: Дому Наири, или Дому Речных камней.
— Это королевскому?
− Да, королевскому. Никто не вправе оспорить это решение, даже Его Величество. Такова традиция.
— А остальные?
— Остальные получают назначения в соответствии своим умениям и склонностям. Кого-то назначают в королевский дворец, в Большой Круг, кого-то — в Храм. Но это единицы. Большая часть разъезжается по городам и дальним гарнизонам. Они — мастера своего дела, и служат Эстрайе там, где они ей нужны.
— Но ты сказал, что Присяга — тоже испытание.
— Можно и так сказать.
— Так в чем оно заключается?
— Нужно принести своему господину глаза жверинды. Одно будет вставлено в камень и вернется на руку рорага, второе — принято Королем или Наири в знак принятия клятвы.
Анна замолчала. Она хорошо помнила, с каким трепетом рораги относились к маленькой, невзрачной рыбке, которую выловили для неё возле охотничьего домика. Убивший её в течение нескольких лет терял всех своих родных, а значит, присяга требовала на самом деле полного отречения от прошлого. От родных. От близких. От всего, что дорого или любимо. И это казалось страшным и неправильным.
И, боясь помешать подготовке, Анна подавила в себе желание увидеться с Хоном.
Он пришел сам.
Внимание Анны привлекли шепотки и смешки в соседней комнате. Но стоило ей выглянуть из-за двери, служанки посерьезнели и чинно присели в легком поклоне.
— Что случилось?
Несмотря на молчание взгляды, украдкой кидаемые в сторону окна, выдал девушек с головой. Анна отдернула штору.
У крыльца, приминая коленями траву, ждал Хон. Стало понятно всеобщее возбуждение — красивый даже по меркам инкубов юноша привлек внимание суккубов.
— Позовите его! И подайте, пожалуйста, чай.
Юноша переступил порог и, отвесив предписанный поклон, остался стоять на коленях, низко опустив голову.
— Раньше ты вел себя раскованнее! — раздосадованно посетовала Анна, — Тебя что-то смущает?
Яркий румянец и быстрый взгляд в сторону девушек подсказали, что именно.
— Понятно. Можете оставить нас одних? Тайкан, ты тоже, пожалуйста.
Служанки принесли свежезаваренный чай, медовые пирожные и поспешили выполнить приказ. Тайкан молча вышел следом. Когда он проходил мимо Хона, на лице курсанта мелькнуло странное выражение: то ли презрения, то ли разочарования. Анна нахмурилась, но неожиданно хорошее настроение служанок отвлекло от разбирательств:
— И чего они хихикают? — Анна не могла понять, отчего её невинная просьба вызвала такой ажиотаж.
— Они надеются, что я нравлюсь вам настолько, что вы одарите меня и Эстрайю своей милостью, — прошептал Хон, но с колен не встал.
— А ты? Надеешься?
Щеки из алых сделались малиновыми.
— Извини, — улыбнулась Анна, — Чай будешь?
— Благодарю, Наири. Не стоит быть со мной столь вежливой.
Анна внимательно оглядела гостя:
— Ну, и что ты мнешься, как невеста в первую брачную ночь? Что-то случилось?
— Нет-нет, госпожа…
— Обиделся, что не позвала? Я просто побоялась тебя отвлечь, экзамены на носу. Думала, ты готовишься.
— Ну, так и есть. — Хон набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду. — Я… могу попросить?
— О чем?
В голове Анны мысли начали свистопляску. Хон выглядел растерянным и несчастным, так что в первый момент показалось, что речь будет идти о помощи на экзамене. Но Анна тут же отмахнулась от этого предположения: не тот у парня характер, чтобы просит