Предвкушая прохладный душ и ужин, Анна оглядела свиту. Уставшие, потные…
— Отдыхайте сегодня. И не надо торчать под дверьми — караула хватает. Тайкан, ты тоже иди.
18
Холодная вода падала на голову, била по плечам и спине, стекала по груди к животу, окружала ступни прозрачными течениями… Поначалу её прикосновения приносили удовольствие, прогоняя жар, но через некоторое время кожа покрылась мурашками и Анну начало потряхивать. Постояв еще немного и окончательно замерзнув, она, не вытираясь, закрепила вокруг груди хлопковый саронг. Тонкая ткань тут же впитала воду и облепила тело, перестав скрывать его от любопытных глаз.
Анна не обратила на это внимания — в такую жару любой способ охладиться подойдет. Тем более, что из коттеджа она всех выставила. Так и вышла: мокрая, словно покрытая росой, с разметавшимися по плечам и спине волосами.
И нос к носу столкнулась с Эйром.
Рораг стоял, пожирая её глазами, но почему-то вместо смущения Анна почувствовала злость. Тряхнула головой, позволяя прядям хаотично рассыпаться по плечам и, не торопясь, прошла мимо. Кресло чуть спружинило, мягко принимая её в свои объятия.
— Ты принес послание от короля? — спросила равнодушно, хотя сердце колотилось где-то у горла.
Кадык Эйра дернулся и рораг словно от сна очнулся:
— Н…нет. Я пришел узнать, все ли у вас благополучно и сообщить, что проверка сочинений займет три-четыре дня. По традиции, Его Величество лично этим занимается.
— Хочешь, чтобы я присоединилась? Эйр, ты где? — взмахнула Анна рукой, привлекая внимание.
— О, нет! — спохватился рораг, — Я осмелюсь просить вас о благословении для кадетов. Детям, отрезанным от остального мира, важно знать, что о них заботится кто-то очень сильный.
— Я могу отказаться? — Анна поиграла кончиками узелка, фиксирующего её нехитрую одежду.
— Воля Наири — воля Великой матери, — неестественно ровным голосом ответил Эйр и налил в кубок оранжевую жидкость из кувшина.
— Благодарю! — тут же отняла холодный напиток Анна и залпом выпила, — Хорошо. Так если я не приду, дети решат, что впали в немилость?
— Так решат все в Академии. И не удивятся. После покушения-то.
От сока у Анны заломило зубы, но голова просветлела. Да и выражение лица рорага, уставившегося на её горло позабавило.
— Ты меня придушить хочешь?
— Что? Ох, простите, Наири. Я…
— Ступай. И передай моему секретарю время церемонии.
Эйр поклонился и выскользнул за дверь. Анна тут же подскочила к окну. Рораг шел ровно, словно маршировал, и ни разу не сбился с шага, несмотря на буравящий спину взгляд.
Отойдя подальше, Эйр привалился к стене, приходя в себя. Картина выходящей из душа женщины произвела неожиданное впечатление. Дыхание перехватило и сладко заныло под ребрами. Её движения, взгляд, вид стекающих по шее и груди капель кружил голову, хотелось наплевать на все и совершить что-то… безумное. Но голос, в котором звучало лишь равнодушие, подействовал не хуже ведра ледяной воды.
Отдышавшись, Эйр отправился искать секретаря Наири, глуша непонятную зависть к этому царедворцу.
Церемония прошла спокойно. Анна поймала себя на мысли, что ритуалы, прежде казавшиеся такими сложными, превращаются в рутину. Она даже не всегда следила за своими действиями — тело двигалось само.
Но детишки порадовали. Несмотря на то, что малыши старались вести себя чинно, как и подобает ученикам Академии, полностью успокоиться у них не получало. То шепотки проходили по рядам, то возню устраивали, вызывая у воспитателей бурю праведного гнева.
Но сама Анна сердиться на них не могла. Живые, искренние непоседы так отличались от взрослых! Они были как глоток чистой воды в вонючей трясине придворной жизни. И, когда все закончилось, Анне стало грустно.
— Тайкан? Ты, помнится, предлагал прогуляться?
— Как угодно Наири.
Анна наклонилась, чтобы её глаза оказались на одном уровне с глазами стоящего на коленях инкуба. Ей не нравилась эта безысходность, которая, словно черная воронка, высасывала жизненные силы бывшего рорага. К счастью, ради Анны он иногда приоткрывал створки своего равнодушия, возвращаясь в окружающий мир.
— Наири угодно! И… давай без охраны?
— Невозможно! — тут же встрял в разговор рораг Малого круга. — Наири недавно подверглась опасности, и оставлять госпожу без охраны недопустимо!
— Как я понимаю, Тайкана как телохранителя, вы не рассматриваете.
Рораг промолчал, но по тому, как он старательно стер с лица все эмоции, именно так и было.
— Хорошо. Но можно, вас будет как можно меньше?
Рораг склонил голову:
— Я немедленно доложу о вашем желании Верховному рорагу.
Эйр наотрез отказался уменьшать Малый Круг. На что Анна предупредила, что тогда просто запрется в комнате и откажется выходить. А это негативно скажется на её душевном равновесии. А после того, как рораг сдался, она решила, что шантаж — не всегда отвратительно.
Служанкам запретили следовать за Наири.
— Мне вполне хватит рорагов и Тайкана. Я хочу побыть одна.
Конечно, по мнению Анны, уединением предлагаемые условия назывались весьма относительно. Но если сравнить с обычной толпой, что следовала за ней повсюду, то это казалось почти полным одиночеством.
Два рорага исследовали путь, по которому планировала пройти Наири. Двое шли следом за ней. Тайкан шел в шаге от Анны. Его руки занимала корзинка с едой и плед. И, несмотря на внешнее спокойствие, Анна чувствовала — Тайкану не по себе. Здесь, в сердце Академии, в святая святых рорагов, на неё совершили покушение. И вполне возможно, что планировалось еще. А значит, руки телохранителя должны быть свободны. И это лишнее напоминание о настоящем положении вещей очень сильно задевало Тайкана.
— Все хорошо? — поинтересовалась Анна, не сомневаясь в ответе.
Но он её удивил:
— Нет, госпожа.
— Что-то случилось?
— Вы опять бежите.
— От кого? — удивилась Анна и осеклась.
А ведь он прав! Бежит. Бежит со всех ног, стараясь скрыться от реальности, пытаясь обрести покой. Пусть и ненадолго, всего на миг… А Тайкан продолжал:
— Здесь есть еще красивые места. И спокойные. Туда даже курсанты редко заглядывают.
— Почему?
— Далеко от казарм.
Анна задумалась. Скорее всего, у родника сейчас много ребят, отдыхающих после изнурительных экзаменов. И их прогонят, освобождая место для Дарующей Жизнь.
— Ну, тогда веди! Полюбуемся на укромные местечки.
Если и был в оазисе по-настоящему тайный уголок, то Тайкан привел Анну именно туда.
Пальмы сомкнули редкие прежде ряды, по их стволам взбирались лишайники и папоротники. Переплетаясь между собой, они прорывались мощным слоем подлеска так, что иногда рорагам приходилось освобождать тропинку, едва видимую в траве.
— Потрясающе!
Анна не знала, куда смотреть. Зелень всевозможных оттенков переходила в золото и багрянец. Буйство красок — и ни одного цветка вокруг, только листья. и… вода. Ручей метра полтора шириной прыгал по выстланному камнями руслу, скрываясь под аркой из низких кустов.
— Это… рай?
Она утвердилась в своем предположении, когда рораги, зная, что Наири желает побыть одна, тут же скрылись с глаз, только ветки качнулись. Теперь ощущение одиночества было полным.
Тайкан расстелил покрывало, достал из корзинки еду и замер. Как обычно — на коленях, на стыке земли и ткани.
— Давай сюда — Анна хлопнула рукой по покрывалу.
Инкуб послушно подполз поближе и снова сел на колени, приглашая Наири устроиться поудобнее. Он всегда помнил о её больной спине и о том, что Анна не могла сидеть на земле без опоры.
— Так не пойдет! — возмутилась она, — А если у тебя ноги затекут? Массаж я делать не умею, а рораги… вряд ли они согласятся. Как тогда возвращаться будем?
Тайкан сменил позу. Анна тут же прислонилась к нему и подтянула корзинку поближе:
— Так, что там у нас? О! Вино… сок… Так, это мясо, курица, рис… Даже печенье! Обожремся. Тайкан, налетай!
Инкуб не шелохнулся. Тогда Анна подхватила кусок курицы, завернула его в молодой виноградный лист и повернулась к упрямцу:
— Открывай рот!
Он не посмел отказаться.
Еды могло хватить на семерых, но Анна и не подумала приглашать к столу скрывающихся в кустах телохранителей. Во-первых, все равно отказались бы. А во-вторых, её вполне устраивало это «одиночество вдвоем». И, неожиданно для самой себя Анна тихо спросила:
— Какая она… была?
Он понял, о ком спрашивает Наири. И закрыл глаза. Анна испугалась, что обидела Тайкана и замерла, боясь, что он снова уйдет в себя.
По изуродованной шрамом щеке скатилась слеза. А потом инкуб заговорил:
— Разной, наверное. Как море. То — спокойная, ласковая, словно волна, что накатывает берег. А иногда уподоблялась буре…
Анна молча слушала. Тайкан пустил её в свой мир, который старательно охранял от посторонних. И спугнуть это доверие, что нежно, как мотылек касалось щеки теплым дыханием инкуба, мог любой звук, неуместный жест, лишний вздох…
А Тайкан все говорил. Постепенно воспоминания переросли в исповедь… и крик души. Тихий, надсадный. Так кричат, когда голос уже сорван, но сил терпеть боль уже нет…
— Я был рорагом. Старшим над телохранителями Наири. А теперь — лишь безмолвный раб. Но… какое это имеет значение? Что мне жизнь, если Айкири больше нет рядом? Она была моей жизнью, моим дыханием, и если Дарующей Жизнь больше нет в этом мире, то и мне нет смысла задерживаться здесь.
Он распахнул глаза. Смотрел на Анну и не видел, обращаясь к пустоте. А может, просто спорил сам с собой:
— Я живу ожиданием смерти и молю о ней, как о великой милости. Но разве смеет преступник желать что-то для себя? И новая Наири не спешит отпустить своего раба. Зачем я ей, сломанная игрушка? Что я могу дать? Только следовать за госпожой в Храм, или на прогулку… А я ничего не чувствую…
— Остановись! — Анна привстала на коленях, всматриваясь в невидящие глаза.