— Так. — Кинч сунул руки в карманы и принялся перекатываться с пятки на носок. Ростом он был пониже Дэсса, ему приходилось смотреть на собеседника снизу вверх, однако княжич смутился — такая уверенность и насмешка читались в темном лице. — Стало быть, отказываешься?
— Я не желаю иметь дела с серивами, — уклонился от прямого ответа Дэсс.
— Тогда я приглашу на твое место Алана Монро. Желаешь?
Дэсс потупился. Ему были важны деньги, которые приходили заботами Кинча.
— Не дрейфь, — проговорил тот. — Ты еще в глаза не видел живого серива, а трусишь. Не стыдно?
Дэссу не было стыдно: он боялся СерИвов. Особенно их охотничьих песен; о магических песнях любви он просто не знал. Или забыл о них в то мгновение.
— Идем, — мотнул седой головой Кинч, и Дэсс подчинился, вновь зашагал по бесконечному коридору.
Наконец пришли. За дверью с табличкой «СТУДИЯ НАТА» оказалось малюсенькое помещеньице, а за ним — еще одна дверь с предупреждением «НЕ ВХОДИТЬ — ИДЕТ ЗАПИСЬ», которую Кинч решительно распахнул и ввел Дэсса в комнату без окон, с белой полупрозрачной перегородкой. По эту сторону перегородки находились трое людей с кучей аппаратуры. По ту сторону смутно виднелись два СерИва, и с ними — еще один человек.
— Как работается? — бодро осведомился Кинч. — Сколько охотничьих песен записали?
— Четыре, — ответил один из звукооператоров — совсем юный парнишка. Вид у него был бледный, лоб — взмокший, короткая челка прилипла к коже.
— Что так мало? — Кинч нахмурился.
— Коты не желают петь, — пояснил другой оператор, оправдываясь. — Ни по-хорошему, ни по-плохому.
— Да что вы говорите! — с издевкой вскричал Кинч и приоткрыл дверцу в загородке, заглянул к СерИвам.
Дэсс тоже заглянул — с опаской, готовый мгновенно прянуть назад.
СерИвы сидели на полу, с ног до головы опутанные сетью. Тут же в кресле помещался поджарый человек, который держал в руке парализатор. Держал небрежно, стволом вниз. Однако похоже было, что выстрелить он успеет быстрее, чем Дэсс — моргнуть. У стенки стояли два металлических ящика — очевидно, именно в них СерИвов доставили в студию.
— А ну вас к дьяволу! — княжич попятился. — Что за дурость?
— Эта «дурость» принесет тебе миллион, — огрызнулся Кинч. — Или два.
— Ни хрена она не принесет, — процедил человек с парализатором. — Во-первых, надо снять сеть. Во-вторых, одна из них — СерИвка, она охотничьи песни не поет. — Он говорил как должно: СерИвка.
Заинтересовавшись, Дэсс опять глянул за перегородку. Два опутанных сетью мохнатых тельца показались одинаковыми, отличить СерИва от СерИвки он не смог. Грязно-желтые клубки с коричневыми разводами.
— Ну так снимайте чертову сеть! — раздраженно фыркнул Кинч. — Орсон! Для чего вы тут сидите? Деньги получать или смотреть за серивами?
— Ваши парни отказываются работать без сети, — возразил «смотритель» по имени Орсон.
— Вздор! Снимайте.
— Нет уж, Натан, позвольте, — вмешался самый старший из операторов. — Так дело не пойдет.
Они начали препираться, а Дэсс разглядывал СерИва и СерИвку. С виду — безобидная шерстистая мелюзга. Может, зря болтают, что их песни опасны для людей? «Смотритель» сидел с безучастным видом, ожидая, чем закончится спор. Любопытство взяло верх над страхом, и Дэсс шагнул за перегородку.
— Зачем притащили серивку, если она не поет?
Орсон перевел на него взгляд холодных голубых глаз:
— СерИвки поют куда лучше СерИвов. Но — другое.
— Какое?
— Любовные песни. Они заменяют им постельные ласки.
— А ты их слышал?
— Слыхал. За такие песни умереть не жалко. Хотя думаю, уже ничто не заставит эту СерИвку запеть, — закончил «смотритель» мрачно.
Когда наконец распутали и сняли сеть, СерИвка повалилась на пол и застыла; ее жизнь угасала, и даже Орсон не знал, как ей помочь.
— Я одного не пойму: отчего СерИв в студии не спел Кеннивуата-ра? — заметил княжич, пересказав сон. — Убил бы всех и сбежал со своей подругой.
— Боялся, — пояснил Мстислав, обращаясь скорее к миллаушу, чем к Дэссу. — Парализатор в умелых руках быстрее любой магии. А Орсон — профи.
Княжич зашипел сквозь зубы.
— Охотник на СерИвов? Это он достал тебе мальчишку со снежным лишаем и девушку с лунной лихорадкой?
— Он самый. Не злись. Я слушаю твой следующий сон.
Дэсс постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел к отцу. Рабочий кабинет господина Донахью был обставлен, как роскошная гостиная. Рабочего тут — богато украшенный стол да универсальный компьютер. А кругом — мягкие кресла, диван, ковры, скульптуры, дорогие безделушки, мозаика на потолке, витражи, зеркала. Господин Донахью оторвался от работы, поглядел на княжича и нехотя свернул изображение на экране.
— Ну, что на сей раз? Снова денег?
— Нет, — Дэсс плюхнулся в кресло, по привычке развалился было, но спохватился и подобрал ноги. — Говорят, у меня скоро день рождения.
— Наверно, брешут, — холодно усмехнулся господин Донахью.
— Скорей всего, — поддакнул Дэсс. — Но болтают, будто мне исполняется двадцать четыре.
— Вруны.
— И то правда, — снова согласился княжич, желая подольститься к отцу.
— И что ж? Ты приволок список подарков, которые намерен стребовать?
— В общем, да. — Княжич на одном дыхании выпалил: — Мне нужна серивка, чтоб пела любовные песни, и телохранитель из твоего института.
Господин Донахью откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу. Осведомился:
— Луну с неба не хочешь?
— Серивка — не луна, — возразил Дэсс. — Вон их сколько — кишмя кишат. А телохранитель — вообще смешно говорить…
— Обхохочешься, — подтвердил раздраженный господин Донахью. — Про серивок забудь. Чтоб я слова такого не слыхал! Не хватало нам осложнений с князьями да с полицией.
— У Рики есть, — возразил обиженный княжич. — И к его отцу тоже одна ходит. Поют так… Рики от восторга заикается. И денег они берут гроши. Дешевле портовых путан.
— Норман, по дешевке сбывают товар краденый либо с дефектом. Это первое. Второе: объясни, на кой ляд тебе сдался телохранитель.
— Нужен. Вдруг меня похитят? И потребуют выкуп?
— Я за тебя и горсти серивских медяшек не дам, — господин Донахью усмехнулся углами губ, давая понять, что он шутит. Может быть, шутит. — Попадешься — мне расходов меньше.
Княжич стоял на своем:
— Я хочу иметь телохранителя. Твоей выделки. Чтоб от меня — ни на шаг, глаз не спускал…
— Холил бы и лелеял? Пылинки сдувал?
— Допустим, сдувал бы.
— Дожили, — с театральным изумлением выдохнул отец. — Великовозрастный обалдуй возжелал материнской любви и заботы! Женись — дешевле выйдет.
— Тебе что — денег жалко?
— У меня лишних нет. А у тебя завелись?
— Чертовы песни, что мне Кинч навязал, уже дали пятнадцать тысяч. А в будущем…
— Да-а, — с важным видом качая головой, перебил отец. — Пятнадцать тысяч — серьезные деньги. Покроют расходы на роту телохранителей.
— Что насмехаешься?! — вспыхнул Дэсс. — Жадишься — так и скажи. Я возьму кредит…
— Эк приперло-то. Норман, в чем дело?
Дэсс опасался откровенничать с отцом. Однако иметь телохранителя экстра-класса настолько хотелось, что он, пересилив себя, пробормотал:
— Жениться проку нет. Мать от тебя ведь ушла. А я хочу, чтоб был человек, который не предаст. Чтобы в огонь и в воду… по первому слову… по взгляду…
— Ты дурак, — спокойно отозвался господин Донахью, — но к этому я уже привык. А вот что ты дурак с сантиментами — для меня новость.
Третий сон был совсем короткий и грустный.
— Не уходи, — безнадежно бубнил Дэсс, подпирая стену в материнской спальне. — Мама, не уходи. Пожалуйста. Я больше не буду так шутить.
— Не будешь, конечно, — соглашалась мать, укладывая коробочки с украшениями. Ее черные волосы переливались в солнечном свете всеми цветами радуги; эти переливы Дэсса всегда завораживали. — Отец не позволит шалить и шутить, — продолжала она. — Вот вы с ним вдвоем заживете… Не жизнь — сказка!
Дэсс был уже большой мальчик и знал, что канючить и плакать стыдно. Он все равно канючил: «Мама, не уходи!» И вытирал скатывающиеся по щекам слезы, стараясь, чтобы она не заметила. Она не замечала, потому что не смотрела на него. И тоже стирала что-то со щек.
— Я больше не буду. Мама! Ну прости.
Дэсс очень скверно пошутил. И ведь понимал, что выйдет некрасиво. Когда при гостях мамино платье вдруг начало расползаться, как кисель, оставляя на коже серые потеки. Гости зашумели, засуетились, а отец хохотал. Но это было вчера! Почему же сегодня он отвесил Дэссу подзатыльник, а мать уходит из дома? Говорит: насовсем…
— Не уходи! — упрашивал он, как никогда не просил; прежде желаемое доставалось, стоило лишь сказать. — Я для тебя все-все сделаю. Новое платье куплю. Мама!
— Я буду к тебе приходить, — проговорила она виновато.
Дэссу надоело просить, и он разозлился.
— Если уйдешь, то не приходи. Слышишь?
— Значит, не приходить? — переспросила она тонким, как будто стеклянным голосом.
— Нет! Никогда! Дура ты! Злая дура!
Дэсс убежал к себе в комнаты и там заплакал в голос.
— Вот и все, — продрогший княжич обхватил себя руками за плечи. — Совершенно безобидные сны.
— Безобидные, — подтвердил Мстислав севшим от бессильной ярости голосом. — Пока проснувшаяся личность старого хозяина не вытеснила тебя ко всем чертям.
Княжич растерялся.
— Почему?…
— Потому что миллауш явился тебя убить, — припечатал Мстислав, в упор глядя на Очень Умного Зверя, ловя в его перепуганных глазах подтверждение своей правоты. — Он возродит личность Домино и погасит твое собственное сознание.
Ствол парализатора смотрел на зверя, готовый выплюнуть три, четыре, пять разрядов — сколько нужно, чтобы миллауш никогда не очнулся. Как проклятый зверь работает? Раз не погасил сознание Дэсса сразу, значит, ему нужно время. Или не нужно? Может, он попросту запустил некий механизм, который сам воссоздаст прежнюю память, а личность Дэсса при этом исчезнет?