Попытка семейного воссоединения началась паршиво, продолжилась еще хуже. Закончилась криками и слезами.
В этом виноваты либо все, либо никто. Мать и сестры уже стали незнакомками, память о наших узах расплылась на фоне четких и ярких функций памяти посланника. Я потерял их из виду, не знал, чем они живут. Особой новостью стал брак моей матери с кадровым чиновником Протектората. Я встречался с ним один раз и тут же захотел убить. Чувство наверняка было взаимным. В глазах семьи я где-то переступил черту. Хуже того, они были правы – мы только расходились, где именно была эта черта. Для них она была неотделима от границы между моей военной службой для Протектората и шагом в несанкционированную преступность ради личной выгоды. Для меня она оказалась менее определенной и возникла незамеченной во время службы в Корпусе.
Но попробуй объясни это тому, кто там не служил.
Я пробовал недолго. Мгновенная и очевидная боль, которую я этим причинил матери, заставила меня остановиться. Ей это дерьмо было ни к чему.
От солнца на горизонте остались расплавленные крохи. Я взглянул на юго-восток, где сгущалась тьма, приблизительно в сторону Ньюпеста.
Навещать я никого не собирался.
Кожаное хлопанье крыльев за плечом. Я поднял взгляд и заметил рипвинга, парящего над грузовой капсулой, – то черное, то отливающее зеленым пятно в последних лучах солнца. Он сделал надо мной пару кругов, затем дерзко приземлился на мостике метрах в пяти от меня. Я повернулся в его сторону. У Кошута они почти не сбивались в стаи и размером были больше, чем те, которых я видел в Драве, и этот зверь был длиной в добрый метр от перепончатых когтей до клюва. Достаточно здоровый, чтобы я порадовался, что вооружен. Он с шорохом сложил крылья, поднял одно плечо в моем направлении и, не моргая, смерил меня взглядом. Он как будто чего-то ждал.
– Чего вылупился?
Долгий миг рипвинг молчал. Затем выгнул шею, расправил крылья и пару раз проскрипел мне. Когда я не сдвинулся с места, он успокоился и удивленно наклонил голову.
– Я к ним не пойду, – сказал я ему наконец. – Так что даже не уговаривай. Прошло слишком много времени.
И все же в темнеющих сумерках вокруг я почувствовал тот же зуд, что и в капсуле. Словно тепло из прошлого.
Словно я не один.
Мы с рипвингом сидели, нахохлившись, в шести метрах, наблюдая друг за другом, пока опускалась темнота.
Глава двадцать первая
Мы вошли в гавань Ньюпеста около середины следующего дня и подползли к швартовочному месту с мучительной осторожностью. Весь порт забили ховерлодеры и суда, сбежавшие от штормовых метеоусловий в восточном краю залива, и портовое ПО раскидывало их по причалам согласно какой-то интуитивно не понятной математической схеме, для которой у «Дочери гайдука» не было интерфейса. Джапаридзе перешел на ручное управление, проклиная машины в целом и ИскИн администрации порта в частности, пока мы пробирались через как будто случайные кучки кораблей.
– Накати то, накати это, блин. Если б я хотел столько техники в башку, пошел бы в деКом.
Как и у меня, у него было легкое, но заметное похмелье.
Мы попрощались на мостике, и я спустился на бак. Я сбросил рюкзак на берег, пока нас еще с лязгом подтягивали автошвартовщики, и перескочил сокращающийся разрыв с борта на верфь. Заслужил пару взглядов от зевак, но никакого внимания со стороны властей. С кружащим на горизонте штормом и забитым до упора портом охране хватало проблем и без легкомысленных способов схода на берег. Я подобрал рюкзак, закинул на плечо и влился в редкий поток пешеходов на верфи. На меня влажно осела жара. Через пару минут я был далеко от набережной, обливался потом и махал автотакси.
– Внутренний порт, – сказал я ему. – Чартерный терминал, и быстро.
Такси развернулось на 180 градусов и нырнуло обратно на главные магистрали города. Вокруг развернулся Ньюпест.
Каждый раз эту пару столетий, как я в него возвращался, город сильно менялся. Город, где я вырос, был низменным, как местность, где его построили, расползался укрепленными от бурь тупоносыми типовыми блоками и баббл-тентами на перешейке между морем и огромным заросшим озером, которое позже станет Болотным Простором. Тогда Ньюпест благоухал белаводорослями и вонью связанных с ними промышленных процессов, походило это на смесь парфюма и телесного запаха дешевой шлюхи. Если ты попадал в город, встреча и с тем, и с другим была неизбежна.
Какие трогательные воспоминания о детстве.
Пока Отчуждение скрывалось во мраке истории, относительное благополучие вернулось и принесло новый рост – как вдоль внутреннего берега Простора и длинного изгиба побережья, так и вверх, к тропическому небу. Здания в центре Ньюпеста взмыли благодаря усилившейся уверенности в технологии управления бурями и процветающему денежному среднему классу, которому хотелось жить рядом со своими вкладами, но не хотелось их нюхать. Когда я вступил в чрезвычайные посланники, природоохранное законодательство ввело ограничения на загрязнение воздуха на уровне земли, а в центре появились небоскребы, способные потягаться с любой высоткой Миллспорта.
После этого мои визиты стали реже, и я проглядел, когда это веяние переломилось и почему. Я только знал, что на юге города появились районы, куда вонь вернулась, а дивные новые стройки вдоль побережья и Простора километр за километром вырождались в трущобы. В центре на улицах появились попрошайки, а почти у всех крупных зданий – вооруженная охрана. Глядя в окно автотакси, я уловил в походке людей эхо раздраженного напряжения, которого еще не было сорок лет назад.
Мы пересекли центр по приподнятой приоритетной дороге, из-за которой цифры на счетчике побежали так, что размазались в пятно. Но ненадолго – не считая одного-двух глянцевых лимузинов и россыпи такси, дорога под сводами принадлежала нам, и когда мы съехали на главное шоссе к Простору с другой стороны, скорость счетчика снова снизилась до разумной. Мы выбрались из зоны высоток и оказались в трущобах. Низкие дома прижались к проезжей части. Про них я уже слышал от Шегешвара. Расчищенные обочины с обеих сторон дороги продали, пока меня не было, и былые ограничения по медицине и безопасности пошатнулись. Я мельком заметил голого двухлетнего ребенка, вцепившегося в проволочную ограду на плоской крыше и завороженного грохотом дорожного движения в двух метрах от лица. На другой крыше, подальше, два мальца немного старше запускали в нас самодельные ракеты, которые пролетали мимо и скакали по дороге.
Перед нами возник съезд к внутреннему порту. Авто-такси заложило вираж с компьютерной точностью, пролетело через пару улиц и притормозило до человеческой скорости, когда мы въехали на спиральную дорогу через трущобы до окраин Болотного Простора. Не знаю, почему программа вела нас так – может, предполагалось, что я буду любоваться видами; сам терминал был довольно приятным глазу – торчащие вверх стальные кости под синим иллюминием и стеклом. Дорога пронизывала его, как леска проходит через поплавок.
Мы тихо остановились, и такси выставило цену светящимися пурпурными цифрами. Я скормил ему чип, подождал, пока отопрутся двери, и выбрался под своды, где работали кондиционеры. Вокруг бродили туда-сюда или сидели то тут, то там люди – кто-то просил мелочь, кто-то просто чего-то ждал. Стойки чартерных компаний выстроились вдоль одной из стен здания, окруженные и увенчанные множеством разноцветных голограмм, в большинстве случаев с виртуальным конструктом для обслуживания клиентов. Я выбрал стойку с живым человеком – парнем лет под двадцать, который сгорбился над столом, поглаживая разъемы быстрой загрузки в шее.
– Работаете?
Он навел на меня безжизненный взгляд, не повернув головы.
– Мама.
Я уже собирался дать ему затрещину, когда до меня дошло, что это не какое-то непонятное ругательство. В нем была прошита внутренняя связь, просто ему было лень общаться мысленно. Пока он слушал ответ, его глаза уставились в пустоту, после чего он поднял на меня уже чуть более осмысленный взгляд.
– Куда хотите?
– Пляж Вчира. В одну сторону, там можете оставить. Он хмыкнул.
– Ага, Пляж Вчира – это семьсот километров из конца в конец, сам. Куда именно на Пляже Вчира?
– Южный край. Полоса.
– Город Духа, – он с сомнением взглянул на меня. – Ты серфер?
– Я похож на серфера?
Очевидно, правильного ответа на этот вопрос не было. Он мрачно пожал плечами и отвернулся, глаза закатились вверх – он снова подключился к связи. Вскоре после этого со двора терминала подошла сурового вида блондинка в рубленых шортах сборщиков водорослей и выцветшей футболке. Ей было под пятьдесят, и жизнь помяла ее у глаз и губ, но шорты открывали стройные ноги пловчихи, и несла она себя гордо. Футболка гласила: «Дайте мне работу Мици Харлан – я справлюсь и лежа». На лбу капли пота, на пальцах – следы какой-то технической смазки. Рукопожатие было сухим и черствым.
– Сьюзи Петровская. Это мой сын, Михаил. Хотите, чтобы я отвезла вас на Полосу?
– Микки. Да, как скоро можно отправляться?
Она пожала плечами.
– Я разобрала одну турбину, но это профилактический осмотр. Скажем, час, полчаса, если не волнуют охранные проверки.
– Час нормально. Мне все равно перед отъездом нужно кое с кем повидаться. Во сколько мне это обойдется?
Она пошипела сквозь зубы. Оглядела длинную галерею стоек конкурентов и отсутствие клиентов.
– Город Духа – поездка долгая. Нижний конец Простора и еще дальше. С багажом?
– Только я.
– Двести семьдесят пять. Знаю, что тебе в одну сторону, но мне-то возвращаться придется в любом случае. И уйдет весь день.
Цена была завышенной, так и напрашивалась, чтобы ее сбили к отметке в 250. Но две сотни были ненамного больше того, что я только что заплатил за приоритетную поездку на такси через город. Я пожал плечами:
– Ладно. Кажется, справедливо. Покажете, на чем едем?