– Джек, он грубит.
– Ты тоже, – Бразилия извернулся и сел ровнее и ближе к столу. Его глаза встретились с моими. Его лоб усеивали капли пота. Я понял причину. Несмотря на новую оболочку, он не сильно изменился. Не бросил дурные привычки.
– Но она права, Ковач. Почему мы? Почему мы должны тебе помочь?
– Ты отлично знаешь, что это не ради меня, – соврал я. – Если куэллистская этика умерла на Вчире, тогда скажи, где ее искать. А то времени в обрез.
Фырканье с другого конца стола. Молодой серфер, который был мне не знаком.
– Чувак, ты даже не знаешь, Куэлл она или нет. Посмотри на себя – ты же в это сам не веришь. Хочешь, чтобы мы пошли против семьи Харланов ради какого-то глюка в ушибленной головушке чокнутой сучки из деКома? Это вряд ли, сам.
За столом зазвучали голоса, в которых я услышал согласие. Но большинство молчали и наблюдали за мной.
Я посмотрел молодому серферу в глаза.
– А зовут тебя?..
– Тебе-то что, сам?
– Это Дэниэл, – сказал Бразилия легко. – Он с нами недавно. И да, ты видишь его реальный возраст. И, боюсь, слышишь.
Дэниэл покраснел и зыркнул таким взглядом, будто его предали.
– Факт есть факт, Джек. Это же Утесы Рилы. Никто не попадал туда без приглашения.
Улыбка, словно молния, перекинулась от Бразилии к Вирджинии Видауре и Сиерре Трес. Даже Мари Адо хмуро фыркнула в кофе.
– Чего? Чего ржете?
Я старательно удержался от того, чтобы присоединиться к улыбкам, и посмотрел на Дэниэла. Он мог пригодиться.
– Боюсь, ты правда выдаешь возраст, Дэн. Чуточку.
– Нацуме, – сказала Адо, словно что-то объясняя ребенку. – Имя тебе ничего не говорит?
Его взгляд послужил достаточным ответом.
– Николай Нацуме, – снова улыбнулся Бразилия, в этот раз в поддержку Дэниэла. – Не переживай, ты на пару сотен лет моложе, чтобы его помнить.
– Это реальная история? – услышал я, как пробормотал кто-то, и почувствовал, что во мне разливается странная грусть. – Я думал, это миф, пропаганда.
Еще одна серферша, которую я не знал, повернулась в кресле посмотреть на Джека Соула Бразилию с протестом на лице.
– Эй, Нацуме так и не попал внутрь.
– Еще как попал, – сказала Адо. – Не верьте бреду, которому нынче учат в школах. Он…
– Достижения Нацуме мы обсудим позже, – мягко остановил ее Бразилия. – Пока что достаточно знать, что прецедент проникновения в Рилу существует.
Настала короткая пауза. Серфер, который не верил в существование Нацуме в реальности, шептал на ухо Дэниэлу.
– Ладно, с этим разобрались, – сказал наконец кто-то, – но если эта женщина, кем бы она ни была, у семьи Харланов, какой смысл в рейде? С допросной техникой, которая имеется в Риле, ее уже пять раз раскололи.
– Необязательно, – Вирджиния Видаура наклонилась над своей опустевшей тарелкой. Под напыленным купальником сдвинулись маленькие груди. Как странно было видеть ее еще и в серферской униформе. – У деКома передовое железо и производительность больше, чем у многих мейнфреймов ИскИнов. Его делают так, как только умеют инженеры-нейротехники. Помните, что оно должно быть в состоянии справиться с марсианской навигационной системой. Думаю, даже годный допросный софт по сравнению с этим курит в сторонке.
– Ее могли просто запытать, – сказала Адо, возвращаясь на свой стул. – Это же Харланы.
Я покачал головой.
– Если они попытаются, она может просто спрятаться в командную систему. А кроме того, она должна оставаться дееспособной на сложных уровнях. Краткосрочная боль им не поможет.
Сиерра Трес подняла голову.
– Ты сказал, она с тобой общается?
– Кажется, да, – я проигнорировал пару недоверчивых голосов за столом. – Если спросите меня, думаю, она смогла подключиться с помощью деКомовского оборудования к телефону, с которого какое-то время назад я звонил одному члену ее команды. Возможно, остался след в командной сети, который она смогла найти. Но он теперь мертв, так что связь плохая.
Жесткий смех от пары человек, в том числе Дэниэла. Я запомнил их лица.
Может, Бразилия это заметил. Он жестом попросил тишины.
– Вся ее команда погибла, так?
– Да. Так мне сказали.
– Четыре деКомовца в лагере, полном деКомовцев, – Мари Адо скорчила гримасу. – Их просто так вырезали? Трудно поверить, да?
– Я не…
Она не обратила на меня внимания.
– В смысле, что этому позволили случиться. Этот, как его, Курумая, да? Большой папочка из деКома, старая школа. И он просто дал харланцам зайти и устроить такое у него под носом? А как же остальные? Немного же это говорит о духе товарищества, да?
– Немного, – ответил я ровно, – ты права. Работа де-Кома основана на конкуренции, это модель охотников за головами. Команды тесно связаны внутри. Вне команды, насколько я видел, преданности немного. А Курумая уступил бы любому олигархическому давлению – возможно, уже по факту. Сачки Сильви никогда не были у него на хорошем счету, по крайней мере, не настолько, чтобы он нарушил субординацию.
Адо скривила губу. – Очаровательно.
– Такие времена, – неожиданно сказал Бразилия. Посмотрел на меня. – «Если лишить нас преданности высшим идеалам, мы неизбежно вернемся к страху и жадности». Правильно?
После цитаты никто ничего не сказал. Я осмотрел лица в комнате, пытаясь различить поддержку среди неприязни и оттенков серого между ними. Сиерра Трес выразительно выгнула одну бровь и молчала. Вокруг меня висела аура Санкции IV, гребаной Санкции IV. Мои действия легко можно было объяснить страхом или жадностью. По некоторым лицам я видел, что они так и сделали.
Впрочем, никого из них там не было.
Никого из них там и близко не было.
Бразилия встал. Вгляделся в лица за столом – может, в поисках того же, что и я.
– Подумайте об этом, народ. Это затронет нас всех, так или иначе. Каждый здесь потому, что я вам доверяю: вы будете молчать, а если что-то надо сделать, вы мне поможете. Сегодня на закате будет еще одна встреча. Мы проголосуем. Как я уже сказал, задумайтесь.
Затем забрал свой саксофон со стула у окна и прогулочным шагом вышел из комнаты, будто в его жизни сейчас не было ничего важней.
Через пару секунд поднялась и направилась за ним Вирджиния Видаура.
На меня она не смотрела.
Глава двадцать пятая
Бразилия нашел меня позже, на пляже.
Он бежал трусцой из прибоя с доской под мышкой – на теле остались только шорты, шрамы и напыленные полусапоги, – вытряхивая море из волос свободной рукой. Сидя на песке, я приветственно поднял руку, и он ускорился в моем направлении. Не так-то просто после часов, проведенных в воде. Когда он остановился, одышки я практически не заметил.
Я прищурился из-за солнца.
– Развлекаешься?
– Попробуешь? – он коснулся доски, наклонил ее ко мне. Серферы так не поступают – по крайней мере, не с доской, которая принадлежит им больше пары дней. А эта выглядела старше его оболочки.
Джек Соул Бразилия. Даже на Пляже Вчира другого такого не найти.
– Спасибо, но я пас.
Он пожал плечами, воткнул доску в песок и шлепнулся рядом со мной. С него закапала вода.
– Как хочешь. Сегодня годный свелл. Не страшно.
– Но тебе, наверное, скучно.
Широкая улыбка.
– Ну, в этом и западня, не правда ли.
– Правда?
– Да, – он показал на море. – Если входишь в воду, то выжимаешь из любой волны максимум. Лишишься этого настроя – и можешь отправляться в Ньюпест. Забыть о Вчире.
Я кивнул.
– Много таких бывает?
– Перегоревших? Встречаются. Но уйти – это нормально. Больно смотреть на тех, кто остается.
Я посмотрел на рубец на его груди.
– Ты такой чувствительный, Джек.
Он улыбнулся, глядя на море.
– Стараюсь.
– Поэтому ты не пользуешься клонами, а? Выжимаешь из каждого максимум?
– Изучаю каждый на максимум, – мягко поправил он. – Да. Плюс не поверишь, сколько сейчас стоит хранение клонов, даже в Ньюпесте.
– Адо или Трес это, кажется, не беспокоит.
Он снова усмехнулся.
– Мари не знает, на что тратить наследство. Ты же помнишь ее настоящую фамилию?
– Да, помню. А Трес?
– Сиерра знает нужных людей. Когда мы свернули дела Жучков, она какое-то время работала на гайдуков. В Ньюпесте ей многие должны.
Он слегка поежился, позволил этому перерасти в дрожь и захватить плечи. Неожиданно чихнул.
– Вижу, это ты не бросил. Адо поэтому такая худая? Он странно посмотрел на меня.
– Адо худая, потому что ей хочется быть худой. Как она этого добивается – ее дело, правильно?
Я пожал плечами.
– Конечно. Просто интересно. Я думал, вам уже надоест аутоинфекция.
– А, но тебе-то она никогда не нравилась, верно? Помню, в последний раз, когда ты был здесь, Мари пытался уломать тебя на штамм ГДХ. Ты всегда был в этой теме немного пуританином.
– Просто никогда не понимал, что прикольного в том, чтобы себя заражать. И думал, ты, как профессиональный медик, будешь умнее.
– Напомню тебе об этом во время нашего следующего отходняка с тетрамета. Или похмелья с односолодового.
– Это не одно и то же.
– Ты прав, – мудро кивнул он. – Эта химическая хрень – каменный век. Но я десять лет сталкивал грипп Дома Хань со специально усиленной иммунной системой – и испытывал только кайф и реально зрелищные бредовые сны. Как катиться по волнам. Ни головной боли, ни повреждений внутренних органов, ни даже соплей из носа, стоит только смешать вирус и ингибиторы. Вот и скажи, какой наркотик так может.
– Вы на этом сейчас сидите? ГДХ?
Он покачал головой.
– Уже давно нет. Вирджиния нашла нам заказную культуру с Адорасьона. Выведенный комплекс спинной лихорадки. Блин, ты бы видел теперь мои сны. Иногда просыпаюсь с криками.
– Рад за тебя.
Какое-то время мы оба наблюдали за людьми в воде. Пару раз Бразилия хмыкал и показывал на что-нибудь в движениях серферов. Мне это мало что говорило. Однажды, когда кто-то «убрался», он мягко поаплодировал, но когда я взглянул на его лицо, то не заметил издевки.