Немного погодя он снова спросил, показывая на торчащую доску.
– Уверен, что не хочешь попробовать? На моей доске? Блин, эта консервированная хрень на тебе практически создана для моря. Даже странно для военного заказа, если подумать. Легкая какая-то, – он рассеянно потыкал в мое плечо пальцами. – Я бы даже сказал, ты ходишь в почти идеальной спортивной оболочке. Что за лейбл?
– А, какая-то обанкротившаяся тема, никогда про них раньше не слышал. «Эйшундо».
– «Эйшундо»?
Я взглянул на него с удивлением.
– Да, «Эйшундо Органикс». Знаешь?
– А то, блин, – он отодвинулся на песке и уставился на меня. – На тебе дизайнерская классика, Так. Они выпустили всего одну серию и минимум лет на сто опередили свое время. Примочки, которые тогда никто не пробовал. Гекконовая хватка, перестроенная структура мускулов, а какие автономные системы выживания – ты не поверишь.
– Как раз поверю.
Он не слушал.
– Гибкость и выносливость выше крыши, прошивка рефлексов, которую мир не видел, пока в начале трехсотых не появились «Харкани». Черт, да такого просто больше не делают.
– Естественно, не делают. Они же разорились, нет? Он с пылом затряс головой.
– Нет, это все политика. «Эйшундо» были товариществом из Дравы, появились в восьмидесятых, – типичные тихие куэллисты, хотя не припомню, чтобы они по-настоящему это скрывали. Их бы наверняка закрыли, но все знали, кто производит лучшие спортивные оболочки на планете, так что они обеспечивали половину сопляков из Первых Семей.
– Хорошо устроились.
– Ну, что ж. Зато, как я уже сказал, их никто не смел тронуть, – воодушевление покинуло его лицо. – Затем, во время Отчуждения, они открыто поддержали куэллистов. Семья Харланов их так и не простила. Когда все кончилось, они занесли в черные списки всех, кто работал на «Эйшундо», даже казнили пару старших биотехников как предателей и террористов. Поставка оружия врагу и тому подобная хренотень. Вообще, после того, что случилось в Драве, им все равно был конец. Блин, поверить не могу, что ты сидишь в их фиговине. Это же исторический артефакт, Так.
– Ну, приятно знать.
– Ты уверен, что не хочешь…
– Продать его тебе? Спасибо, нет, я…
– Посерфить, чувак. Уверен, что не хочешь посерфить? Взять доску и намокнуть? Узнать, на что способен в этой штуке?
Я покачал головой.
– Буду жить в неведении.
Он какое-то время смотрел на меня с непониманием. Затем кивнул и отвернулся к морю. Было заметно, как на Джека действует один только вид волн. Уравновешивал лихорадку, которую он в себе разжег. Я попытался, хотя и угрюмо, не завидовать.
– Может, в другой раз, – сказал он тихо. – Когда будет попроще.
– Да. Может, – я не мог представить такого времени, если только он не говорил о прошлом – а как попасть туда, я не знал.
Казалось, ему хотелось поговорить.
– Ты же никогда не пробовал, да? Даже в Ньюпесте? Я пожал плечами.
– Падать с борда я умею, если ты об этом. В детстве раз или два летом выбирался на местные пляжи. Потом попал в банду, а они были строго за дайвинг. Сам знаешь, как бывает.
Он кивнул – может, вспоминал собственную молодость в Ньюпесте. Может, вспоминал, когда мы в последний раз об этом говорили, но я бы не рассчитывал. Последний раз мы об этом говорили пятьдесят с лишним лет назад, и если у тебя нет памяти чрезвычайных посланников, то это очень много событий и разговоров назад.
– Какой идиотизм, – пробормотал он. – С кем ходил?
– Воины Рифов. В основном хиратское подразделение. Ныряй свободным – умри свободным. Оставь всю дрянь наверху. Тогда мы резали таких, как ты, за один косой взгляд. А ты?
– Я? О, я себя мнил свободным до хрена духом. Наездники Бури, Девятый Вал, Рассветный Хор Вчиры. Кто-то еще, всех уже не упомнить, – он покачал головой. – Какой же идиотизм.
Мы смотрели на волны.
– Сколько ты уже здесь? – спросил я.
Он потянулся и закинул голову к солнцу, зажмурив глаза. Из его груди вырвался звук вроде мурлыканья, превратился в смешок.
– На Вчире? Не знаю, не считаю. Наверное, уже около века. Плюс-минус.
– А Вирджиния говорит, Жучки устранились пару десятков лет назад.
– Да, примерно. Как я уже сказал, Сиерра иногда еще выходит на дело. Но большинство из нас не участвовали ни в чем хуже пляжной драки уже лет десять, двенадцать.
– Тогда будем надеяться, ты не заржавел.
Он метнул в меня еще одну ухмылку.
– А ты-то уже нас просчитал.
Я покачал головой.
– Нет, я просто внимательно слушаю. «Это затронет нас всех, так или иначе?» Тут ты прав. Ты на это пойдешь, что бы ни решили остальные. Для тебя это серьезно.
– Ах, так? – Бразилия улегся на песок и закрыл глаза. – Тогда подумай вот о чем. Этого ты наверняка не знаешь. Когда куэллисты сражались с Первыми Семьями за власть над континентом Новый Хоккайдо, было много разговоров об отрядах карателей, которые выслеживали Куэлл и других из Особого комитета. Их ответ на Черные бригады. И знаешь, что они сделали?
– Да, знаю.
Он приоткрыл один глаз.
– Знаешь?
– Нет. Просто не люблю риторических вопросов. Хочешь что-то рассказать – рассказывай.
Он снова закрыл глаза. Мне показалось, по его лицу промелькнуло что-то похожее на боль.
– Ладно. Знаешь, что такое инфошрапнель?
– Конечно, – термин был давний, почти устаревший. – Дешевый вирусняк. Каменный век. Исковерканные отрывки стандартного кода в вещательной матрице. Забрасываешь во вражеские системы, и вирусы пытаются выполнить те зацикленные функции, которые в них прописаны изначально. Забивают действующий код непоследовательными командами. По крайней мере в теории. Как я слышал, работало оно не очень.
На самом деле я знал об ограничениях оружия не понаслышке. 150 лет назад остатки сопротивления на Адорасьоне транслировали инфошрапнель, чтобы замедлить наступление посланников в бассейне Манзана, потому что больше у них ничего не осталось. Не особенно это нас замедлило. Остервенелая рукопашная на крытых улицах Неруды доставила нам куда больше неприятностей. Но Джеку Соулу Бразилии, с псевдонимом и любовью к культуре, планету которой он ни разу не видел, необязательно было об этом знать.
Он сдвинул свое длинное тело на песке.
– Что ж, Особый комитет Нового Хоккайдо не разделял твоего скептицизма. А может, они просто были в отчаянии. Так или иначе, они придумали что-то в этом роде на основе переправки оцифрованных людей. Создали фальшличности каждого члена комитета – просто поверхностную сборку базовых воспоминаний и характера…
– Ой, да хорош нести бред!
– …и начинили инфомины широкого разброса, чтобы распределить на куэллистских территориях и снарядить для взрыва при касании. Нет, это не бред.
Я закрыл глаза.
Твою мать.
Голос Бразилии продолжал безжалостно струиться.
– Да, план заключался в том, что в случае разгрома они сдетонируют мины и заставят поверить собственных защитников, а то и авангард атакующих войск, что это они – Куэллкрист Фальконер. Ну или кто там.
Звуки волн и далекие крики над водой.
Ты мог бы держать меня, когда я усну?
Я видел ее лицо. Слышал изменившийся голос, не принадлежавший Сильви Осиме.
Ущипни меня. Скажи, что ты, сука, настоящий.
Бразилия еще продолжал, но слышалось, что он подходит к концу.
– Если подумать, хитрое оружие. Появляется путаница – кому доверять, кого арестовывать? Даже хаос. Может, это выиграет время, чтобы реальная Куэлл сбежала. Может, просто. Создаст хаос. Последний удар. Кто знает?
Когда я открыл глаза, он снова сидел и смотрел в море. Покой и благодушие ушли с его лица, стерлись, как макияж, высохли, как морская вода на солнце. Вдруг он, внутри своего мускулистого серферского тела, показался озлобленным и разгневанным.
– Кто тебе все это рассказал? – спросил я.
Он взглянул на меня, и на губах мелькнул призрак прежней улыбки.
– Тот, с кем тебе стоит встретиться, – ответил он тихо.
Мы взяли его жука – облегченный двухместник, ненамного больше моего одноместного, взятого в прокат, но, как выяснилось, куда более быстрый. Бразилия не поленился натянуть потертый защитный костюм из шкуры пантеры, что лишний раз выделило его из прочих идиотов, которые гоняют по шоссе в плавках на такой скорости, что если упадут, то останутся без мяса на костях.
– Ну что ж, – сказал он, когда я об этом упомянул. – Иногда стоит рискнуть. А иногда кто-то просто напрашивается.
Я взял свой полисплавный шлем и настроил по голове. Мой голос металлически раздался в динамике.
– А видел, как напрашивались?
Он кивнул.
– Все время вижу.
Он завел жука, сам надел шлем, а затем помчал нас по шоссе ровно на двух сотнях километров в час, направляясь на север. По дороге, которую я уже проезжал, пока искал его. Мимо круглосуточной забегаловки, мимо других остановок и центров гудящей жизни, где я разбрасывал его имя, как кровь с чартерной лодки во время рыбалки на боттлбэков, через мыс Кем и дальше. При дневном свете Полоса теряла свое очарование. Крошечные горстки светящихся окон, которые я проезжал по пути на юг вчера вечером, оказались выжженными на солнце утилитарными зданиями и баббл-тентами. Неоновые и головывески были выключены или поблекли до невидимости. Поселения в дюнах лишились уютной привлекательности больших ночных улиц и стали просто скопищем построек по обочинам замусоренного шоссе. Теми же остались только шум моря и ароматы, разлитые в воздухе, но на такой скорости мы их не замечали.
В двадцати километрах к северу от мыса Кем в дюны вела узкая разбитая дорога. Бразилия сбавил скорость для поворота – не настолько, насколько мне хотелось бы, – и увел нас с трассы. Под жуком клубился песок, выметаясь из-под обломков вечного бетона и скалистой земли, на которой настелили дорогу. В эпоху гравитационного транспорта дорожное покрытие нужно не столько ради ровной поверхности под машиной, сколько для направления. И за первой же линией дюн строители забросили все старания в пользу вех из иллюминия и углеродного волокна, вкопанных в землю через каждые десять метров. Бразилия позволил двигателю успокоиться, и мы умиротворенно заскользили вдоль шестов, змеившихся по песку в направлении моря. Вдоль маршрута появилась пара бабблов под неудобными углами на склонах. Было непонятно, живет ли в них кто-нибудь. Дальше я увидел оснащенный для боя скиммер, припаркованный под пыльным навесом в неглубоком распадке. На верхних склонах при звуке движка жука или, может, почуяв наше тепло, проснулись сторожевые системы, напоминающие пауков или миниатюрных каракури. Подняли пару конечностей в нашем направлении, потом снова опустили, когда