– Куда?
– Да хоть в крупу. Мама иногда деньги в крупу прятала.
– А в супницу можно?
– Можно и в супницу. Вы отца моего не видели? Хотя какая разница? Не важно. Я пойду, посплю еще. Не волнуйтесь – пить больше не буду. И Сашке передайте, что я в понедельник выйду на работу. Сегодня что?
– Среда.
– Тогда точно к понедельнику оклемаюсь.
– Я передам. Может, вы есть хотите?..
– Нет, ничего не хочу.
Игорь ушел в комнату и заснул уже без головной боли.
В понедельник он вышел на работу. Сашка, оказывается, и тут успел обо всем договориться, даже выторговал материальную помощь и отпуск за свой счет – Игорю все выражали соболезнования. Бухгалтерша лично зашла к нему в кабинет, чтобы он поставил подпись и получил деньги.
– Ну, ты как? – обеспокоенно спросил Комаровский.
– Нормально. Спасибо тебе. И за эту помощницу тоже. Ты где ее нашел? В фирме «Заря» или в похоронном бюро? Ты не волнуйся, я ей заплатил.
– Какая помощница? – удивился Сашка. – Я никого не нанимал.
– А кто у меня в квартире посуду моет?
– Не знаю…
– Как не знаешь? Деваха такая, молодая. Крепкая. Лицо круглое, скуластое. Когда улыбается – глаз не видно. Высоченная. Баба-гренадер.
– Похожа на твою соседку, – ответил Сашка. – Я столкнулся с ней на лестничной клетке. Она сказала, что знает тебя, и вызвалась помочь. Она сказала, что помогала убрать квартиру перед выпиской Елены Ивановны. На поминки она готовила. От денег отказалась наотрез. Ты что, не узнал свою соседку?
– Значит, не узнал. Ладно, не важно. Слушай, а где мой отец, ты не знаешь?
– Знаю. Вот телефон, – ответил Сашка. – Только если ты еще не в норме, не звони туда.
– Разберусь.
Игорь каждый день хотел разобраться, но сил не было. Он даже не думал, что смерть матери так сильно его подкосит. Он не пил, совсем, но голова была дурная, гулкая. Работать толком не мог. Сидел, штаны протирал. Все вроде бы входили в положение, но долго так продолжаться не могло.
Игорь приходил домой и сразу ложился спать. Ему казалось, что проснется и услышит шаги матери на кухне. Она вернется с дачи, и все будет как прежде. Игорь ждал возвращения матери. Открывал глаза, видел перед собой круглолицую скуластую девушку и снова проваливался в сон. Вставал по будильнику, мылся, одевался, ел яичницу, которая появлялась у него перед носом, и шел на работу. Эти дни были даже хуже запойных. Легче не становилось. В квартире по-прежнему было тихо, только слышно, как девушка, которая практически поселилась у него, а может, и поселилась – Игорю было все равно, – шлепает тапочками.
В те дни было все так, как он хотел. На кухне пахло едой, было чисто. Постели убраны, полы помыты. Не было отца. Не было галдящего телевизора – на тумбочке зияла пустота. Радио не работало. Стало тихо так, что Игорь слышал соседей – как те встают, говорят по телефону, ругаются, принимают гостей, снова ругаются, пьют, поют песни. Он и не знал, что у них такие шумные соседи сверху. Зато дома – чистота, тишина, пустота. Но не было матери. Прежде он не замечал ее присутствия, когда приходил домой. А сейчас вдруг остро почувствовал – ее больше нет, она не встретит его на кухне, он не чмокнет ее в щеку, уходя на работу. Запахи в квартире стали другими, от матери ничего не осталось. Удивительно, как быстро все исчезает… Даже духу не остается. Да, именно духу. Игорь остро стал чувствовать запахи – даже яичница пахла по-другому, не говоря уже о борще. Да, вкусно, но не так.
Прошла еще неделя.
– Игорь, скоро сороковины, мне приготовить? – спросила девушка, ставя перед ним тарелку с яичницей.
– Простите, я совсем выбит из колеи. А вы кто? – спросил он.
– Лариса, – ответила девушка и, отвернувшись к мойке, принялась надраивать сковородку. Обиделась…
– Лара, – красивое имя, – Лялечка, Люсенька. Нет, Люся – это Люда. Тогда Ляля, Ларик, Лорик. Как вас называли в детстве?
– Ляля.
– Тогда я тоже буду звать вас Лялей.
– Вы меня совсем не помните? – все еще сердито спросила Лариса, но Игорь отметил, что она уже оттаяла и не злится.
– Нет, простите. Лицо, конечно, помню – у вас глаза красивые, удивительные. Глаза помню. И то, что вы все время были рядом. Если бы не вы, я бы не справился. Спасибо! Даже не знаю, как благодарить… Без мамы дом совсем другой стал. А вы… ей бы понравилось, как вы моете посуду. Мама все сваливала в мойку и мыла одну тарелку за другой. Отец ей всегда говорил, что она неправильно моет – надо сначала намылить, сложить, а потом ополаскивать. Странно, что я это вспомнил. А вы моете как она.
– Я племянница ваших соседей. Дяди Коли и тети Зины. Тетя Зина – мне тетка, вроде как двоюродная или троюродная. Я квартиру убирала, когда мама ваша еще жива была и вы ее из больницы должны были забрать. Помните? Мы на площадке случайно столкнулись, а потом я у вас пережидала. Вы еще на Пирата ругались, что он лает.
– Помню, конечно, помню, – соврал Игорь.
– Нет, не помните, не обманывайте. Потом мы еще раз виделись. То есть я вас видела. На площадке. А вы меня не узнали.
– Лариса, не обижайтесь. Я себя-то не помню. Очень за маму переживал. Еще отец… он ведь даже в больницу ни разу не приехал. А вы… вы… настоящая… верная, добрая, искренняя, удивительная. Сама судьба нас свела на одной лестничной площадке, а я этого не понял. Только сейчас понимаю, – проникновенно произнес Игорь и на долю секунды даже поверил в то, что говорит.
– Ну что вы, это просто случайность, я же видела, что нужна помощь… – зарделась девушка.
– Можно я поцелую вашу руку? У вас удивительные руки. Вам кто-нибудь это говорил? Потрясающие пальцы – сильные, длинные. – Игорь болтал и внутренне морщился – неужели она поведется на эту жалкую, примитивную лесть? – Лариса, Лялечка, Лара, налейте мне чайку. Очень хочется чаю из ваших рук.
– Сейчас, сейчас… – Лариса кинулась ставить чайник.
Игорь отхлебнул чаю, поцеловал ее руки, потом губы… Так Лариса стала его женой. Он вообще не помнил, как такое произошло, но помнил, что рядом был Сашка. Свидетелем. А оставшихся денег, которые Лариса спрятала в супницу, хватило на белые туфли. А может, и правда так надо было? Может, Лариса и вправду его к жизни вернула?
Но это было позже. А до этого Лариса наготовила еды на сороковины. Отметили втроем – пришел еще Сашка.
– Может, обзвонить кого? – Лариса, уже на правах хозяйки и почти невесты, стала побойчее. А Игорь отметил, что в ванной появились новый флакон с шампунем, другое полотенце, халат, зубная щетка. Значит, переехала.
– Кого? – не понял Игорь.
– Ну неужели у твоей мамы совсем не было подруг? Так ведь не бывает. У меня с детского садика две подружки, со школы, потом с училища…
– Училища? – удивился Игорь. – Какого?
– Музыкального.
– Ты поешь, что ли? – еще больше удивился Игорь. Только певички ему не хватало.
– Да, я пою, немного, – зарделась Лариса.
– И что ты поешь?
– Народные.
– Спой, пожалуйста.
– Не надо, потом, я стесняюсь.
– Спой, я очень люблю народные. И мама любила.
Лариса начала петь «по морозу босиком к милому ходила». Игорь едва удерживался от желания заткнуть уши. Может, на сцене, в общем хоре, это и звучало хорошо, но в квартире, от гортанных выкриков, ахов, охов и взвизгиваний у него начало стучать в затылке. Голос у Ларисы был громкий, сочный, но, как бы это сказать… противный. Игорю никогда не нравились «народники», которых так трепетно любила мама. Ему казалось это чересчур манерным, показушным – с этими позами, руками вразлет, неестественно повернутыми головами. Мама всю жизнь мечтала попасть на концерт ансамбля Моисеева – так и не попала. Она мечтала увидеть «живую» Людмилу Зыкину. Если по радио передавали «Течет река Волга», мама всегда плакала.
Когда Лариса запела «Валенки», Игоря скрутило – ему захотелось заткнуть ей рот. Лариса старательно горланила, поводила рукой и эхала. Ему хотелось плакать оттого, что мать любила именно такую музыку, и умереть, потому что он вдруг понял – его жизнь определилась, а он и не заметил. Теперь он будет рядом с Ларисой или Лариса – рядом с ним. Нельзя же бросить девушку, которая помогала хоронить его маму. И он будет подлецом, если на ней не женится. Ведь она пережила его запой и покорно жарила яичницу по утрам. Да, не красавица. Но нужна ли ему непременно красавица? Или ему нужна именно такая, как Лариса? Игорь вдруг понял, что уже ничего не решает, что от него ничего не зависит. Что за него уже давно все решено – на небесах или им самим, – когда его вдруг понесло на лестничную площадку, где он столкнулся с Ларисой.
Удивительное у нее лицо – вроде бы яркое, крупное, глаза раскосые, скулы высокие, а все равно блеклое. Он ее никак не мог запомнить. Вглядывался, всматривался, но стоило ей поменять прическу или переодеться в другой халат – все! Новый, незнакомый человек. Просто хамелеон, а не женщина – умеет быть незаметной, а тут вдруг подала голос, спросила про подруг. То шуршит тапочками, то вдруг, как сейчас, убирает бутылку со стола, давая понять, что вечер окончен. И что он о ней знает? Ничего. Суп варит вполне приличный, пусть и из синюшной курицы, которую сначала надо обуглить над газом, и по всей квартире еще долго пахнет жженой кожей. Поставила искусственный цветок в мамину любимую вазу на холодильник. Игорь хотел сказать, чтобы убрала, но не стал – ну стоит искусственный букет, ему не мешает. Так, раздражает слегка. Странно просто – зачем ей искусственные цветы? Может, намекает, что нужно подарить букет? Дура. Его такими намеками не возьмешь.
Сашка попрощался и ускакал – под окнами его ждала очередная пассия. Игорь выглянул, ради интереса, – красотка, как всегда. Тонкая, струящаяся, смешливая. Сашка только поднял руку, и тут же нарисовалось такси, которого сроду у их дома не появлялось. А тут отъехало от соседнего подъезда. Как всегда, Сашке везло. А ему, значит, оставаться со скуластой Ларисой. Ладно бы просто скуластая, так еще и здоровенная. Дылда, как есть дылда!