Выйдя из павильона на яркое дневное солнце, Оливия улыбнулась, вежливо и неожиданно открыто.
– Не волнуйтесь, Виктория. Я могу вас так называть?
Я кивнула.
Она протянула мне руку. Откуда-то зазвучала музыка, я принялась озираться. Оказывается, дамы ушли недалеко – в соседнюю беседку, где очень юная, хрупкая девушка, украшенная перьями, точно экзотическая птица, играла на скрипке. Ха, а вот и менестрель. Вперед действительно вышел юноша в зеленом – с ног до головы, даже волосы у него были изумрудными. Вышел, встал перед скрипачкой и чистым красивым голосом запел что-то про любовь.
– Вы хотите послушать? – спросила Оливия. Она по-прежнему протягивала мне руку.
Дамы сгрудились вокруг менестреля – на диванчиках, обмахиваясь веерами и то и дело цапая бокал с подноса у служанок. Я представила, как на меня снова начнут глазеть (хорошо, если этим ограничатся), и усмехнулась.
– Нет, спасибо, я не самоубийца.
– Простите?
Я тоже улыбнулась Оливии и приняла ее руку. Потом посмотрела девушке в глаза.
– Но вы, если хотите, можете остаться. Я и одна не пропаду. Вас же попросили за мной присмотреть? Не беспокойтесь, со мной ничего не случится, у меня есть… – я оглянулась. Стивен стоял в отдалении и снова играл с серебряной палочкой, – телохранитель.
Оливия тоже посмотрела на Стивена и неожиданно усмехнулась:
– Что, Виктория, вы тоже не любите торжества?
Я замялась.
– Обычно-то люблю, но тут как-то… не очень.
Оливия кивнула и повела меня куда-то в сторону от беседок. На мгновение у меня мелькнула догадка, что сейчас она начнет кота просить – вдруг это такая уловка старшего принца? Но позади шел Стивен, и это как-то успокаивало.
Мы молчали. У меня на языке вертелся всего один вопрос, но задавать его я бы ни за что не стала. Не спрашивать же: «А если в вас ткнуть, вы точно не рассыплетесь, как зефир?»
Оливия чему-то улыбалась. Разговор она начала первая – обернулась и вдруг с любопытством спросила:
– Виктория, а вы правда прибыли из другого мира, как Витториус?
– Да…
Подкрашенные (я бы даже сказала «перекрашенные») глаза девушки засветились.
– Расскажите!
– Что?
– О вашем мире. Прошу, это должно быть так чудесно – путешествовать по мирам!
Я вспомнила свое падение из окна и полет на пару с котом. Ага, чудесней не бывает.
– М-м-м, а вы Витториуса об этом не спрашивали? А то мне… э-э-э… повторяться не хочется.
Оливия снова улыбнулась. Стоило уйти из павильона, как она преобразилась: больше никаких взглядов в пол, никакого тихого голоса, сдержанности и показной скромности.
– Что вы, Виктория, он же мужчина.
– Да? – вырвалось у меня. Витька был Витька, сорви голова, вечный бандит, как его мама называла. Как мужчину я его никогда не рассматривала. – Ну да. И что?
– Нельзя разговаривать с незнакомым мужчиной, тем более первой задать ему вопрос. Что вы, Виктория, это как будто… предлагать себя. Это… – Она не закончила и покачала головой.
Какой же все-таки чудной тут мир!
– А с женщиной разговаривать можно?
– Конечно. Разве мы сейчас не беседуем? – Оливия улыбалась и казалась расслабленной. Меня она точно не боялась (впрочем, чего меня бояться?), и разговор как будто не был ей неприятен. Хорошо.
– А если с мужчиной нельзя разговаривать, то что с ним можно делать?
Оливия рассмеялась, словно я спросила, сколько будет дважды два.
– Угождать ему, конечно!
Действительно, и как я сама не догадалась?
– Молча?
– Если он не захочет иного…
– Любому мужчине? – Должна же я знать, женщины здесь на правах служанок или… Или. Хм, а как же та дама, которая беседовала с Вильгельмом сегодня, когда я подошла? И другие… Я спросила у Оливии, и та рассмеялась.
– Ох, Виктория, это же двор. У нас довольно… распущенные нравы. К тому же он принц. Ему можно предлагать себя, ведь у принца может быть и жена, и официальная любовница, в этом нет ничего неправильного или стыдного.
Мда, и Вильгельм еще удивляется, почему я не хочу здесь оставаться. Интересно, а Оливия – официальная любовница Раймонда? Конечно, я не стала бы это спрашивать, неприлично… Наверное. Ничему уже не удивлюсь в этом сумасшедшем мире.
Но она сама сказала:
– Принц Раймонд – мой жених.
– О, – только и смогла выдавить я. – Круто… В смысле, поздравляю.
Оливия грустно улыбнулась.
– Он вам не нравится? – вырвалось у меня. Это, пожалуй, тоже было не слишком тактично.
Оливия подняла брови и рассмеялась. Под смехом пряталось смущение, но тут уж я ничего спрашивать не стала.
Спросила Оливия:
– А вам нравится младший принц?
Я вздохнула.
– Нет, поэтому я совсем не хочу становиться его… кем бы то ни было. – И тут же, пресекая ее возражения, добавила: – Простите, для вас это наверняка дико звучит, но у меня в любимцах другой тип мужчин. Без… – Я изобразила фирменный взгляд младшего принца, – этого.
Оливия рассмеялась, на этот раз, кажется, искренне.
– Милая Виктория, вы очаровательно непосредственны!
Наверное, это был комплимент, поэтому я улыбнулась и поблагодарила.
– И вас некому… заставить, – поколебавшись, сказала девушка. – Когда отец говорит мне, что я выйду замуж за наследника, я ему не перечу. Я его дочь, его слово для меня закон. В вашем мире, кажется, все по-другому.
Я попыталась представить, как папа говорит мне выйти замуж за незнакомого или неприятного мне парня. Попыталась и не смогла.
– Да, совершенно. Но… вам же, а не отцу потом с ним жить! Если он вам не нравится, вы будете несчастны.
– Вовсе нет. Его высочество наследный принц очень заботлив, – возразила Оливия, но ее голос звучал совсем не радостно.
– Этого мало, – пробормотала я.
Оливия услышала и снова грустно улыбнулась.
– Надо было родиться мальчиком, – продолжила я.
Оливия рассмеялась.
– Что вы! Если девочек не станет, кто же будет заботиться о мужчинах?
– А то они одичают, – хмыкнула я. – Действительно.
Мы немного помолчали. Сад у меня рассматривать не получалось: я пыталась уложить в голове местный патриархат. Мда, хорошо, что дома не так… А если бы было так, я ведь и не знала бы, что бывает по-другому, и считала бы этот порядок правильным. Как Оливия считает. И как было в одном сериале про феминистку с этим, актером-красавчиком, который Шерлока играл… Мда, что-то меня не туда унесло.
– А чем они сейчас занимаются, в виноградном павильоне? Женщины, я поняла, музыку слушают, а мужчины?
Оливия улыбнулась.
– Наверное, обсуждают важные государственные дела. Не нам об этом задумываться…
Я обернулась, бросила взгляд на Стивена и повысила голос:
– Правда обсуждают?
Просто на моей памяти, когда мужчины после праздничного обеда остаются наедине, они обычно пьют как не в себя, даже если должны бизнес делать. А уж если женщин прогнали! Что-то такое я наблюдала (подглядывала) на паре папиных корпоративов.
Стивен поймал мой взгляд, пожал плечами.
– Конечно. Очень важные дела вместе с десятком полуголых танцовщиц.
Оливия изумленно выдохнула. А я неверяще хмыкнула.
– Ты это только сейчас придумал?
– Нет, я видел, как их туда заводили, – не моргнув глазом ответил наемник.
Я рассмеялась:
– Стиптиз, значит.
– Что? – удивилась Оливия.
– Танцы с раздеванием. Тогда не пойдем подглядывать, это неинтересно.
Оливия ахнула:
– А вы собирались?
– Почему бы и нет? Ну да ладно. А здесь есть где-нибудь беседка, а то солнце печет ужас просто. Боже, и эти туфли!..
Беседку мы нашли – посреди лужайки с яркой и мягкой, как ворс ковра, травой. Я тут же скинула туфли, вызвав у принцессы еще один вздох удивления.
– Виктория, что вы! А если кто-то увидит? Это же неприлично!
Я рассматривала до крови натертый мизинец и думала, что вот это как раз неприлично – заставлять бедную девушку ходить в этом орудии пытки. Так и до испанского сапожка недалеко!
– Эх, не придумали у вас лодочки…
– Лодки? – удивилась Оливия. – О нет, у нас есть…
– Нет, я про туфли без каблука…
Разговор очень быстро свернул на девчоночьи темы – шмотки и моду. Я огорошила бедную Оливию описанием наших нарядов (до ужаса неприличных по ее мнению!), она меня – тем же, но, по моим меркам, местные платья были просто неудобными. Забавно мы, наверное, выглядели со стороны: зефирная барышня и потрепанная, уставшая, неприличная я.
Думаю, поэтому Вильгельм засмотрелся, когда пришел меня забирать. Прошло наверняка больше часа – солнце уже начало клониться к горизонту. О да, куда больше часа. Бедный Стивен, наверное, со скуки умер, слушая нашу девчоночью болтовню. Это как же человеку нужны единороги… Надо поинтересоваться, кстати, зачем. Странно, что мне раньше это в голову не пришло, хм.
Вильгельма мы заметили не сразу: Оливия взахлеб рассказывала какую-то смешную историю, которая приключилась с одной ее знакомой леди из-за цвета нижней юбки платья. Не знаю, как кавалер этой бедняжки рассмотрел тот самый цвет, но почему-то обиделся, и я слушала очень внимательно, пытаясь по лицу Оливии угадать, где нужно смеяться, потому что соль шутки не понимала. Но тут Оливия вдруг осеклась, побледнела и, подхватив подол, попыталась вскочить. Если бы я не подала ей руку, она бы точно упала – вот уж у кого этих нижних юбок было три или даже четыре, не меньше.
– Вильгельм, – протянула я, пока Оливия спешно натягивала маску правильной девочки: опускала взгляд, расслабляла мышцы лица, чтобы казать глупее, чем есть на самом деле.
– Виктория, – кивнул принц. В руке он держал поднос с бокалами и вазочкой мармелада. – Леди Оливия, мой брат ждет вас. Он крайне удивился, когда не нашел вас среди других дам.
Оливия вздрогнула и, не поднимая взгляда, поклонилась. Вильгельм сделал знак одному из сопровождавших его стражников, тот ударил кулаком по груди (прямо как римский легионер) и подошел к девушке. Оливия оперлась на его руку, и так они вместе ушли.