Как же хорошо дома жилось, без этих серьезных решений!
Ох, Витька, если вернемся, если ты здесь и правда еще жив – я тебя своими руками придушу. Зачем ты притащил ко мне этого кота, зачем я не осталась в «Макдоналдсе», работать там было легче! Говорили же, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Дура ты, Вика, дура…
Служанки вились вокруг меня, как бабочки, – предупредительные, желающие лишь угодить. Предлагали платья одно богаче другого, восхищались моими волосами, лицом, руками, кожей… А я сидела у зеркала, смотрела на себя, осунувшуюся, некрасивую, грустную… И думала, куда же делись слезы? Почему я не могу просто разрыдаться, ведь стало бы легче!
Может, потому, что рядом не было никого, чтобы повиснуть у него на плече и пожаловаться?
Каламит пришел около полудня. Иллюзия в комнате к этому времени изменилась – превратилась в лес. Стены-деревья шелестели на ветру, душистом и умиротворяющем. Где-то в ветвях пели птицы, я слушала их, лежа на кровати. Ничего не хотелось, даже шевелиться, а меньше всего думать. Да, я растоптала саму себя за эту ночь и утро, унизила, как могла. Но что еще я могла сделать?
Я встала, только когда передо мной вдруг возник король Ночных земель, уродец с издевательской улыбкой. Он снова старался стоять так, чтобы я видела его человеческую половину, и сначала только улыбался, но потом осмотрел меня и поинтересовался:
– Вика, милая, прислать тебе целителя?
Я покачала головой.
– Уверена? – Король взглянул на книгу, которую служанки положили на каминную полку. – Кухня тебя больше не прельщает?
Я пожала плечами. К тому моменту меня не прельщало уже ничего.
Каламит нахмурился, подошел ближе и осторожно коснулся кончиками пальцев моего лба. Я вздрогнула. На руке у короля красовалась перчатка, черная, бархатная, с затейливой серебряной вышивкой. Ее нити на мгновение вспыхнули у меня перед глазами, потом Каламит убрал руку и пробормотал:
– Что ж, может быть, так даже лучше. – И, повысив голос, добавил: – Я хочу пригласить тебя, моя госпожа, в соседнее дворцовое крыло. Его высочество принц Валенсии очень тебя ждет.
Я знала, что рано или поздно мне придется встретиться с Вильгельмом, и все равно вздрогнула, услышав его слова. Но потом кивнула и поднялась. Я же не хотела, чтобы меня тащили стражники или магия Каламита, а именно так бы и произошло, попробуй я упираться.
Каламит подал мне руку – человеческую, странно теплую даже сквозь бархат перчатки и черного камзола. Одевались они с Вильгельмом почти одинаково, даже забавно…
Я тяжело сглотнула. Каламит, уведя меня из комнаты и теперь не обращая внимания на салюты стражников в коридоре и дальше, в пустых просторных залах, вдруг сказал:
– Первый раз всегда сложно, Вика. Ты справишься.
Я была нужна ему, поэтому он был так добр. Я это понимала, но мне так хотелось хоть чьей-то поддержки! Не стоило с ним говорить, знаю. Но я не выдержала:
– Предавать первый раз? Разве это бывает легко?
– Предавать? – удивился Каламит. – Разве ты принцу что-то обещала? Он полюбил тебя, и это его беда, но никак не твоя. Ты все делаешь правильно.
Я покачала головой. Редкие придворные и слуги разбегались у нас с дороги, а потом смотрели из-за колонн и тусклых, словно пыльных гобеленов – в основном на меня, очень удивленно.
– Делать больно – разве это может быть правильно?
– Больно! – усмехнулся Каламит. – Вика, ты же неглупа, неужели ты еще не поняла? Правильно то, что удобно тебе. Ты хочешь вернуться домой – ты делаешь ради этого все, что требуется. Убить, предать, делать больно – оставь это мудрецам, пусть они разбираются, что правильно, а что нет. А мы люди приземленные, нам нужен результат, не так ли? Поэтому для нас правильно то, что ведет нас к цели. Поверь, твой принц это тоже понимает.
Я сглотнула горький комок в горле.
– Стивен?
Каламит удивленно взглянул на меня. Мы шли по узкому коридору, и случайно встретившиеся слуги только что по стенам не распластались, пропуская нас. Деться им было некуда.
Было душно от факелов – иллюзия в моей комнате создавала солнечный свет, но в самом дворце по-прежнему царила ночь. Моему настроению она очень подходила.
– Ты же знаешь, что это не мое имя, – помолчав, сказал Каламит. – Я его придумал. Даже того наемника звали иначе.
Я вспомнила тело настоящего Стивена и расплывающуюся под ним лужу крови. К горлу подкатила тошнота, я снова тяжело сглотнула, борясь с ней. Как же тяжело!
– Я не смогу солгать Вильгельму. Я просто не смогу, ты понимаешь?
К моему удивлению, Каламит усмехнулся:
– Понимаю, тебя я тоже изучил, Вика. Ты удивительно щепетильна. Но не бойся, лгать тебе не придется.
Я вздохнула, и Каламит сжал мою руку.
– Ты все делаешь правильно, – повторил он. – Верь мне.
Уж этой ошибки я больше не совершу, думала я. Никогда больше ему не поверю.
Но как мне вернуться домой без его помощи?
Дорога к Вильгельму оказалась длинной, и удивительно, но мы шли не вниз, в подвал, в тюрьмы – ах да, они же все забиты, Каламит не стал бы размещать там важного пленника. Вильгельма поселили в покоях класса люкс, как и меня, где иллюзии начинались еще в коридоре. Морской берег, в основном прибой, ветер, бьющиеся о камни волны далеко внизу – как будто из дворца мы вдруг перенеслись на утес. Даже внезапно похолодало.
Дверь торчала прямо в воздухе над обрывом, там, где утес заканчивался, и не удивила меня уже нисколько. Привыкаю… Каламит открыл ее, кажется, магией. Вошел первым, тихим приказом выгнал четверых стражников – они выстроились на утесе и даже не смели ежиться на промозглом влажном ветру. А Каламит кивнул мне и распахнул дверь шире.
Комната была очень похожа на мою – тоже иллюзия леса, тоже огромная кровать под балдахином, пузатый платяной шкаф, разве что вместо зеркала оказался письменный стол, пустой, тоскливо-чистый.
Бледный, но вполне живой Вильгельм стоял перед горящим камином. Сломленным принц не выглядел и наверняка прекрасно спал этой ночью – по крайней мере мячик в цель на дереве-стене он бросал метко, и нашего появления как будто не заметил. Только сказал насмешливо, не оборачиваясь:
– Каламит, ты же знаешь: ты будешь последним, кому я откроюсь.
– Да-да, ты лучше умрешь и унесешь свое изобретение в могилу, – подхватил Каламит. А потом передразнил: – Принц, ты же знаешь, у меня найдутся прекрасные аргументы, и ты в конце концов сделаешь так, как я хочу.
Мячик ударился в мишень так сильно и отскочил так быстро, что Вильгельм еле успел его поймать.
– Тронешь ее хоть пальцем!..
Каламит вздохнул и посторонился.
– Вика, расскажи, пожалуйста, его высочеству, я тебя хоть пальцем тронул?
Вильгельм стремительно обернулся. Я замерла, лишь два шага отойдя от порога, все еще чувствуя промозглый морской ветер из коридора.
Так мы и стояли: Вильгельм сжимал мячик, будто ненавидел его всем сердцем, и взволнованно смотрел на меня. Я же словно примерзла к полу и не могла вымолвить ни слова.
Повисла жуткая, скованная тишина, которую нарушил Каламит:
– Я вас оставлю. Вика… без глупостей. Ты помнишь, мне будет неприятно делать тебе больно.
С этими словами он скрылся за дверью на утес, которую тут же заперли. Хоть бы простыл, думала я. Или упал в море и свернул шею. Зла я ему тогда желала очень сильно, как никогда и никому в жизни.
Вильгельм уронил мячик и невольно потер друг о друга запястья: на них красовались татуировки, похожие на кандалы. Выглядело стильно, но меня почему-то снова затошнило. Может, вспомнились объяснения Каламита, тогда еще Стивена, как волшебники не любят оставаться без магии? Мне хотелось сейчас спросить об этом Вильгельма: правда ли ему плохо и что я могу сделать – но принц меня опередил:
– Он действительно ничего тебе не сделал?
У меня подкосились ноги – я опустилась на колени и наконец-то заплакала. Только легче не стало. Совсем. Особенно когда Вильгельм, вздрогнув, перестал смотреть на меня, как изумленный истукан, и упал рядом, пытаясь обнять.
Я вырвалась.
– Вика, – шептал принц, – я обещаю, я вытащу нас отсюда…
– Не вытащишь.
Вильгельм прикусил губу и все равно попытался улыбнуться.
– Поверь, все будет хорошо…
Ну да, конечно!
– Верь мне…
Всхлипнув, я вытерла глаза руками.
– Верю.
Он улыбнулся, осторожно смахнул с моего лба челку и прошептал:
– Когда ты рядом, мне кажется, я могу все. Вика, любимая, если бы я раньше знал, как это – любить, я бы никогда не придумал то заклинание, я был высокомерным глупцом, я желал иллюзии, а не…
– Замолчи.
Он нахмурился, а потом ждал, пока я подыскивала слова и пыталась найти силы их сказать.
– Я верю, Вильгельм. Верю, когда ты говоришь, что любишь меня. Верю, когда уверяешь, что не отпустишь. Но скажи, почему ты решил, что раз полюбил, я должна ответить тем же? Я не хочу быть с тобой, я не люблю тебя, я не могу здесь оставаться, а ты не станешь помогать мне вернуться.
Он внимательно смотрел на меня, пока я говорила, потом неожиданно грустно улыбнулся.
– Каламит предложил тебе именно это, да? Вернуть тебя домой? В обмен на помощь? Для этого ты здесь – чтобы уговорить меня?
Я смотрела ему в глаза. Мне было больно, но я знала, что ему больнее.
– Да.
Он отвернулся, поднял взгляд на зеленые, колышущиеся на ветру верхушки деревьев – иллюзия безмятежного леса – и наконец отпустил меня. Потом отстранился.
– Ты сделала правильный выбор, Виктория.
Я ошеломленно смотрела на него. Я ждала обвинений в предательстве, оскорблений, патетичного «Как ты могла?!», гордого «Я же тебя любил!». Но не этого обреченного спокойствия.
– Чт-то?
Он больше не смотрел на меня.
– Ты права, я никогда бы не смог тебя отпустить, а Каламит славится тем, что держит слово.
Теперь нахмурилась я.
– То есть ты откроешь ему?..
Вильгельм покачал головой, все еще не глядя на меня: