Я была уверена, что только глаза закрою, но в итоге провалилась в болезненный тяжелый сон, из которого меня вырвал Витька. Выглядел он так, что сон и ему бы не помешал, но и я отдохнувшей себя не чувствовала.
Голова раскалывалась, глаза словно песком засыпали.
Вильгельму оставалось меньше двенадцати часов.
– Вик, быстро такие дела не делаются, – оправдывался Витька, пока я металась по комнате, как зверь по клетке. – Успокойся, мы успеем.
Он толком не мог даже объяснить, что происходит. Почему нельзя армию переместить порталом на границы Ночных земель? Ну и что, что на них проклятие. Какое еще, кстати, проклятие?
– А ты думала, над ними солнце просто так не светит? – устало спрашивал Витька.
И что значит, армию вот так быстро не соберешь? У них же здесь магия, чего копаться?
И где, между прочим, маги? Они нам помогут?
– Да, – говорил Витька, не вдаваясь в подробности.
– Тогда где же они?
Я понимала, что этими вопросами только мешаю, но меня трясло не то от паники, не то от безысходности. Я просто не могла бездействовать, а помочь не знала как.
От осознания, что запускаю войну – боже, я? – меня мутило.
И дальнейшее тоже напоминало сон – да, я помню его урывками, но и тогда осознать происходящее полностью не получалось.
Вот я присутствую на заключении договора Изумрудного герцогства и Валенсии. Вот сижу на каком-то совете, где вроде бы короли юга обсуждают, готовы они пойти войной против Ночных земель или все-таки нет.
Вот Витька объясняет десятку странно, неестественно юных людей, поголовно рыжих, что нет, я не ведьма, и да, на мне то самое заклинание. Точнее, я его несу. Тогда он и мне соизволил все объяснить насчет аукциона – не при магах, конечно.
Вот открывается портал, и медленно, очень медленно, в нем исчезают выстроившиеся, как для парада, полки. А дальше они, видимо, пешком – до границ…
Все это словно происходило не со мной. Будто сон, сериал, который я к тому же прощелкиваю, пропуская неинтересные моменты.
Это должно было рано или поздно закончиться: время-то текло, и мое, и Вильгельма.
И оно закончилось – в кабинете Каламита, когда мне оставалось в этом мире около пяти дней, а Вильгельму – пятнадцать минут.
Витька заклял меня, как мог, чтобы я оставалась в безопасности. Совершенно не помню, как он это делал, но помню, что просил остаться в Валенсии, где мне точно ничего не грозит. Естественно, я отказалась.
Поэтому стояла сейчас, невидимая, за спинкой кресла Витьки, а этот прохиндей торговался с изумленным королем Ночных земель.
Каламит был не против переговоров, он вообще казался очень радушным. Армия ли, а может, поддержка магов так сказались на его радушии, но он пообещал Витьке неприкосновенность, встретил в уютном кабинете, поклялся, что никаких кинжалов в спину или неожиданных магических схем он не приготовил. О, зачем? Он же готов обсудить с Витториусом, правда ли тот владеет заклинанием любви?
Витька отказывался что-либо говорить, пока ему не покажут живого Вильгельма, потому что без принца никаких переговоров не будет.
Каламит удивился, но в итоге согласился (осталось десять минут!) показать принца. А пока отправил за пленником слуг и добавил, словно извиняясь:
– Но я его проклял.
– Кто же этого не знает? – усмехнулся Витька, кивая на часы. Наверное, они висели во всех королевских кабинетах в этом мире. Кроме Вильгельма, там еще много чего было, но это меня сейчас не волновало.
– Что ж, вот мы и проверим, действительно ли у вас есть это заклинание, – улыбнулся Каламит. Жутко, уродливо – сейчас он свою половину скелета не прятал. – Принц проклят так, что его может спасти лишь это заклинание.
– Неужели? – холодно откликнулся Витька.
Каламит снова улыбнулся. Да, такой улыбочкой только детей пугать!
– Но при всем уважении, Витториус, вам принц свое изобретение отдать никак не мог. Ни вам, ни другому магу. – Витька подобрался, а Каламит посмотрел прямо на меня. – Однако вы пришли не один. Виктория, ты здесь?
Я не успела ответить: внесли Вильгельма. Не за руки и за ноги, конечно, но и не на носилках, разве что они были невидимыми. Просто в кабинет вошли двое слуг, рыжих (значит, наверное, маги). А за ними по воздуху вплыл Вильгельм.
Каламит что-то тихо приказал, принца опустили прямо на пол, на ковер у ног замершего Витьки – и слуги ушли.
Я вцепилась в спинку кресла, в ушах бухало, будто часы отсчитывали последние мгновения. Вильгельм умирал, это было совершенно очевидно, хоть никаких ран или других следов пыток видно не было. Зато он был ужасно бледен, почти сер, и дышал тяжело и хрипло.
Это оказалось пострашнее любого, даже самого смачного зрелища пыток, которые так любят показывать в исторических сериалах.
Я задыхалась вместе с ним.
– Если он умрет, – резко произнес Витька, – никакого договора не будет.
– Если он умрет, – усмехнулся Каламит, на Вильгельма он смотрел спокойно, даже равнодушно, – значит, у вас нет того, что мне нужно. – И уже громче позвал: – Виктория, покажись. Осталось меньше минуты.
Я не знаю, сделал ли Витька меня видимой. Наверное, сделал – краем сознания я отметила, что они оба смотрели на меня – и Витька, и Каламит. Но это сейчас было совершенно неважно. Ничего не было важно, ничего не существовало, кроме задыхающегося Вильгельма, который не видел меня, не знал, что я здесь, совсем рядом, что я вернулась. За ним.
Это казалось мне чудовищно несправедливым. Очнись же, посмотри на меня! Скажи, как тебе помочь? Что мне сделать? Я не знаю, не знаю!
Я стояла перед ним на коленях, сжимала его руку, холодную, жесткую, как будто уже окоченевшую. И пылала от ярости. Ужас и горе забились куда-то внутрь меня, подальше, и их место занял гнев. Просыпайся! Ну! Ты не можешь вот так взять и умереть! При мне. Я не позволю! Слышишь? Проснись и…
– Посмотри на меня, – это я приказала. Точнее, это само выплеснулось из меня вместе с чем-то еще эфемерным, отчего закружилась голова, а перед глазами заплясали розовые и золотые мушки.
И Вильгельм действительно открыл глаза и посмотрел на меня. Осмысленно, даже что-то сказать попытался, но из открытого рта не вырвалось ни звука.
А я чувствовала себя как кувшин, из которого льется и льется вода, и скоро совсем ничего не останется. Мы с Вильгельмом смотрели друг на друга, и все вокруг нас сияло розовым и золотым.
– Надо же, – услышала я как будто издалека голос Каламита. – Он и правда отдал его тебе, Виктория. – Он рассмеялся, кажется, горько. Это было неважно, так неважно в тот момент. Я умирала вместе с Вильгельмом.
А Каламит продолжил:
– Только так его тоже не спасти.
– Что?! – воскликнул Витька.
Каламит улыбался. Я слышала эту улыбку в его голосе, и говорил он довольно:
– Я обманул вас, Витториус, да. Неужели вы думали, что я отдам вам такого мага, как этот принц? Что я позволю ему жить? Кто знает, что еще он наколдует?
– Но… – потерянно прошептал Витька.
– Вы зря пришли ко мне, Витториус. Странно, что вы этого не понимали. Вильгельм уже любит Викторию, поэтому его заклинание на него не подействует. А когда принц умрет, Виктория достанется мне. Вы же не думаете, что сможете так легко отсюда уйти?
– У вас армия за порогом, – бросил Витька, но голос его дрожал. – И другие маги.
– С заклинанием любви, – Каламит усмехнулся, – мне ли их бояться?
Я вцепилась в руку Вильгельма и до крови закусила губу. Ну не может же все так кончиться!
И, не отпуская взгляд принца, я наклонилась к нему и прошептала:
– Да, ты несносный, презрительный эгоист, но живи, пожалуйста, слышишь! Живи! Я…
«Люблю тебя».
Это не было сказано (я сама в это не верила, но какая-то часть меня, надрываясь, кричала эти слова) – я просто наклонилась и (по наитию и потому, что иначе было неправильно, даже невозможно) поцеловала его.
Его губы, сначала жесткие, потрескавшиеся, холодные, не отвечали. А потом звон у меня в голове достиг наивысшей точки и… что-то сломалось. Треснуло прямо у меня в голове. Перед глазами заплясали разноцветные искры, я вздрогнула, дернулась – и теплые руки обхватили меня, не дали отстраниться, а горячие и теперь такие податливые губы ответили.
– Я же говорил, что ты меня полюбишь, – еле слышно прошептал Вильгельм, когда все-таки отпустил меня.
Я изумленно смотрела на него. Помню, по лицу словно сами собой текли слезы, а губы дрожали – как и вся я.
– Что? – пораженно выдохнул Каламит.
– Неужели вы думали, что я отдам вам такое могущественное заклинание, – передразнивая Каламита, откликнулся Витька. – Эти двое любят друг друга, а настоящее всегда сильнее наколдованного. Магии здесь не место – заклинание разрушено, – голос его звучал устало.
А! Так вот что треснуло? Надеюсь, это правда, а не мой бред.
– Разрушено? – повторил Каламит, и я поняла: сейчас что-то будет. Скорее всего буря.
Вильгельм сжал мои руки, повернулся к магам… И, закатив глаза, снова опустился на пол. У меня же опять зазвенело в ушах, а перед глазами неожиданно потемнело. Я еще видела движущиеся силуэты, кажется, Витьки и Каламита, и мне казалось, будто они исполняют странный танец – теней среди ало-черного, яркого, нестерпимо. Бросаются друг на друга, сплетаются и отстраняются, а потом сходятся снова.
Наконец звон слился в один долгий звук, и перед глазами окончательно потемнело.
Последним исчезло разочарование: «Что? И все? Но мы же победили?»
Не до того вдруг стало.
Глава 18Домой!
Конечно, не до того: я очнулась в темной комнатушке, похожей на камеру а-ля классик: каменный пол с гниющей соломой, узенькое окошко под потолком, массивная дверь, естественно, закрытая. И густой, мрачный сумрак, в котором я с трудом различала свои руки. И кто-то шебуршился в гулкой тишине, не то крысы, не то насекомые. Ни с теми ни с другими знакомиться не хотелось – я дернулась, попыталась поджать под себя ноги, но они оказались связаны. По ощущениям, от колен. Да что там, я и руками пошевелить не могла, а когда попыталась, шебуршение прервало лязганье железа. Цепи, прекрасно!