Стивен удивленно смотрел в ответ, и где-то в глубине его глаз прятались страх и боль.
Ну!
Я открыла рот.
И мы с Каламитом выдохнули в унисон:
– Не могу.
Задыхаясь, я отвернулась. Губы тряслись, да и вся я дрожала, хотя в камере было совсем не холодно. Жар в груди, там, где висел невидимый Витькин амулет, умер. Я снова упала на пол, отвернувшись, дыша, как после марафона.
Все? Сейчас будет больно?
Но секунды шли, и ничего не менялось.
Наконец Каламит засмеялся, и я, вздрогнув, подняла на него взгляд. А?
Его рука, до этого сиявшая синим, словно ночной король ее к электричеству подключил, погасла. Только искры, шипя, сбегали от локтя к пальцам, и Каламит стряхивал их на пол. Солома тлела там, куда они падали.
– В тебе все-таки осталась какая-то магия? – отсмеявшись, спросил вдруг Каламит. – Да, Виктория? Твой друг Витториус, конечно, защитил тебя?
Я непроизвольно опустила взгляд. Каламит, наверное, проследил за ним и догадался, потому что тут же опять схватил меня за плечи.
– Это же…
И сорвал уже видимый амулет с моей шеи. Обычный кулон, кругляш янтаря на медной цепочке. Или что-то вроде. Совершенно некрасивый и вовсе не страшный. Этим правда можно убить?
Но я помнила, как горела, собираясь произнести приказ, – так что, конечно, можно. Сложно было в это поверить, глядя на обычную цепочку в руках изумленного Каламита. Разве амулетам не положено быть мистическими на вид? Рог единорога, коготь феникса или что-то вроде? Волшебное априори.
Каламит сжал цепочку в кулаке, и она рассыпалась оранжевыми искрами – они тоже упали на пол в многострадальную солому.
– Он был настроен, – тихо сказал Каламит. – Ты могла уничтожить меня одним желанием. Ты знала?
Я кивнула.
Каламит продолжал:
– Я собирался пытать тебя – почему ты меня не убила?
Я пожала плечами.
Но он все смотрел и молчал – ждал хоть какого-то ответа, так что пришлось, сбиваясь, объяснить:
– Я собиралась… Но не смогла. Я не умею убивать.
– Это легко, когда тебя собираются мучить, – усмехнулся Каламит. – Виктория, почему?
Я отвернулась. Отчего-то признаться было стыдно – хотя что в этом такого?
– Ты же был Стивеном, я думала, мы друзья. Я знаю, что это была игра, но… Ладно уж, начинай. Ну, п-п-пытай.
Каламит тихо засмеялся, снова заставив меня вздрогнуть.
– Я глупец, – тихо произнес он. – Магия! – И снова засмеялся, а потом сказал: – Не бойся, Вика. Я тоже не могу.
Я изумленно уставилась на него. Пришла моя очередь спрашивать:
– Почему?
Каламит опустился на пол рядом.
– Не знаю. Не могу. Великая сила!.. Знаю, конечно: ты спасла меня у Изумрудного герцога и никогда не желала мне зла, даже сейчас убить не смогла, хотя мотив у тебя был. Таких, как ты… – он запнулся, а потом словно через силу продолжил: – нельзя ломать. Это неправильно. Я не смог.
Наверное, это как в сказках: добро за добро. Наверное, это правильно, и мне сразу нужно было это вспомнить и не бояться. Но тогда я изумленно таращилась на Каламита, а он сидел, обняв колени, и качал головой, грустный уродец, уже совсем не страшный.
И никто из нас не заметил, как в камеру сквозь узкое окошко вполз солнечный луч, скользнул по стене, полу и лег на Каламита. Ночной король вздрогнул, и та часть его лица, которая была скелетом, вдруг поплыла, меняясь, обрастая плотью. Мгновение – и передо мной уже сидел привлекательный рыжий юноша, не старше Вильгельма, очень бледный и донельзя растерянный. Да, именно так Каламит и выглядел бы, не будь наполовину скелетом, – и таким он казался сейчас.
– Ого! – только и смогла сказать я.
Каламит медленно ощупал лицо. Потом посмотрел на руку, которая только что была рукой скелета. Стянул перчатку, изучил пальцы, такие же узкие и длинные, как и на другой руке.
И вдруг захохотал, громко, истерично.
Я на всякий случай отодвинулась. Но не спросить не смогла:
– Что происходит?
Странно, но он откликнулся, не переставая смеяться:
– Проклятие спало.
– Какое проклятие?
Каламит покачал головой, но потом все-таки ответил:
– Ночи. Наложенное на наш род. Сотни, великая сила, лет!
Я на всякий случай еще отодвинулась. Только не говорите, что…
– Но я ничего не делала!
– Да при чем тут ты? – Каламит все ощупывал лицо. – Было предсказано, что когда потомок нашего рода проявит жалость, ночь сменится днем. Только… Когда я получил корону и стал… таким… – Он снова неверяще уставился на свои руки, здоровые, нормальные. – Я старался, жалел. Но не помогало, как и ни у кого в роду. Мы думали, предсказание – ложь… Наверное, нужно было просто сделать это неосознанно. Как с тобой. Не думая о проклятии.
Не то чтобы я многое поняла, но кивнула:
– Ага. Ну, это… поздравляю.
Каламит перевел взгляд на меня – и опять рассмеялся. На этот раз в его смехе слышалось облегчение. И истерика, да. Хохотал он долго, но я уже не боялась.
То, что происходило потом, вспоминается урывками, отдельными сценами. Бояться и впрямь было больше нечего, но память – странная штука. Я знала, что скоро вернусь и не буду помнить ничего, значит, все это здесь – уже неважно. Вильгельм в безопасности, и с Каламитом мы вроде бы помирились. Он куда сильнее напоминал теперь Стивена, чем того страшного урода, который так пугал меня раньше.
Одна запомнившаяся сцена: Витька пришел забирать меня из Ночных земель. Солнце уже село, мы с Каламитом заперлись в его кабинете, нам принесли кувшин вина… В общем, хорошо проводили время. Каламит, не иначе от шока или потому, что весь день разрывался между делами государственными (вот странно: солнце снова светит над страной, а сколько недовольных: за века Ночные земли привыкли к темноте), был в приподнятом настроении и сыпал смешными историями.
А я понимала, что это тот же человек, который пытал Вильгельма, убил настоящего Стивена и вообще стремился к мировому господству, но… Он вел себя как Стив, и я не могла на него злиться. Это нелогично, но я просто не могла.
Бояться тоже. Я даже спросила после второго бокала: что, больше никаких завоеваний? Шпионов, интриг, длинных рук в другие государства?
Стив… Каламит посмотрел на меня удивленно и усмехнулся:
– Почему это?
– Но ты ведь теперь… э-э-э… И солнце светит…
– И что? По-твоему, весь мир теперь захочет подружиться с Ночными землями? – Каламит рассмеялся, живо, весело. – Вряд ли.
Я осушила бокал и подумала, что, может быть (ну вдруг?), что-то все-таки изменится. Солнце все-таки, и умеет же он, оказывается… жалеть.
Наверное, я оптимистка – в этом все дело.
Так вот, за мной пришел через портал Витька (ага, все-таки явился). Увидел нас с Каламитом и кувшином. Выдохнул:
– Охренеть.
Каламит повернулся ко мне, подмигнул:
– Хочешь, я его убью?
Витька нахмурился, а я поставила бокал на пол.
– Зачем? Я сама справлюсь. Витя, иди сюда.
Витька, наоборот, попятился.
– Ви-и-ик?
И попытался слинять в портал, но Каламит не дал: свечение заклинания только мелькнуло и тут же исчезло.
– Давай, Вик, – прикладываясь прямо к кувшину, сказал король. – Я его держу, а ты убивай.
Я схватила диванную подушку.
– Ага. Ну что, Вить, за кота? А потом за «извини, так получилось»?
– Ви-и-ик. – Витька отступил к стене. – Ну правда же получилось…
Не знаю, есть ли у меня все еще друг, но пыль из подушки о Витьку я выбила знатно. И только потом дала себя увести.
– Ты не вернешься, – сказал Каламит на прощание. Для него это был не вопрос, но я все равно ответила:
– Нет.
Каламит кивнул.
– Наверное, это к лучшему. Все-таки есть в тебе, Вика, что-то… Не волшебное, но… странное. – Он пожал плечами, а потом неожиданно чмокнул меня в щеку. И, не отстраняясь, прошептал: – Я тебя не забуду.
Он не извинился – конечно, нет. Ни за Вильгельма, ни за ложь, ни за боль и страх. Но я и не ждала его извинений.
Только кивнула в ответ и, отвернувшись, пошла за Витькой.
Было грустно: Стивен и правда стал мне другом, а такой король Ночных земель напоминал его очень сильно. И до сих пор, вспоминая этот момент, у меня замирает сердце. Надеюсь, у Каламита все хорошо.
Оставшиеся дни я провела в Валенсии. Снова не путешествовала по ней, как хотела, и рецепты не учила: сидела у постели Вильгельма, ждала, когда он очнется, волновалась. Жером и врачи говорили, что принц вот-вот придет в себя, но время шло, а он все спал. Я боялась, что уйду, так и не попрощавшись. Это было бы…
Ладно.
И ведь почти ушла: Вильгельм проснулся на седьмой день моего пребывания в этом мире. Светало, я сама только-только проснулась и, боясь, что портал домой вот-вот откроется, прокралась в спальню принца (впрочем, по приказу принца Раймонда меня теперь пускали везде).
Вильгельм открыл глаза, посмотрел на меня. Нашел мою руку, сжал. Улыбнулся.
– Ты здесь.
Я заставила себя улыбнуться в ответ. Как только солнце поднимется, наверняка появится Витька, или… может, никто не появится, просто возникнет портал. Я же не знала, как это работает.
А Вильгельм не знал ничего. Он смотрел на меня так, как никто другой никогда не смотрел, улыбался. И сказал потом устало:
– Больше никуда не отпущу.
Я тяжело сглотнула и попыталась пошутить:
– Эгоист ты, котяра.
Он усмехнулся и чуть погодя сказал:
– А ты сломала мой подарок. Зачем?
Врачи были правы: его память еще путалась, и он пока не помнил, как я пришла за ним к Каламиту. Может, это и к лучшему.
Я усмехнулась:
– Сломала.
Действительно, заклинание развеялось, освободив бог знает скольких, кого заколдовал Вильгельм (а может, и никого – никогда не интересовалась, применял ли он свое изобретение или нет), и двоих моих невольных жертв: принцессу Стеллу и мага, слугу Каламита, того красноглазого зэка-метаморфа. Стелла, если верить Раймонду (единственному, кто разговаривал со мной в эти дни), рвала, метала и мечтала объявить войну Валенсии. И похоже, не шутила, потому что наследный принц подумывал подружиться с Ночными землями. Почему бы и не попробовать? Король был против, но я почти не сомневалась, что Раймонд отца уговорит. Тем более что Каламиту предложение наследника Валенсии, по слухам, весьма понравилось.