И не давала мне покоя черная кровь земли, кто выпил ее, кто сжег ее, кто…
– Иди к нему.
– А?
– Иди… к нему… – кто-то маленький, крылатый, хвостатый опустился на мое плечо, коснулся моего острого уха.
Моя аура сжалась и потускнела. Так и есть, не может такого быть, чтобы Он, Темный, чего-то не видел, не знал… Да нет, ему другое что-то нужно от меня, думал я, поднимаясь по чугунному мосту над огненной рекой, сейчас вызовет меня и скажет, Аштарот, за верную службу даю тебе сто грешных душ, терзай их, пей страдания их – досыта…
Я вошел в кованые ворота, увенчанные головами грешников, взошел по ступеням из навеки окаменевших тел, и безмолвные церберы пропустили меня в его покои. Во мраке передо мной вспыхнуло что-то переменчивое – не то звериная морда, не то человечье лицо, не то безликая маска. И захочешь – да не прочитаешь ничего в этих мерцающих глазах, ни эмоций, ни мыслей…
– Ты был на темных холмах? – спросил меня Он, без слов, без звуков.
– Был, – ответил я, чувствуя, как холодеет аура.
– И черная жаба была?
– Была.
– Ты видел черную кровь земли?
– Не видел.
– И черная жаба не видела?
– Не видела.
– Ты знаешь… куда девалась черная кровь земли?
– Не знаю.
– И жаба не знает?
– Не знает.
Захолонула моя аура, стало страшно. Вот теперь и скажет Он, Темный, что это мы сожгли черные реки… и не докажешь никому, что это не так…
– В землю они утекли… – прошелестел Он, Темный, – на ту сторону земли…
– В землю?
– Так ступай.
– Куда?
– Ступай… – вспыхнули ледяные глаза, казалось, самый воздух в зале окаменел, – на ту сторону земли… Поди, посмотри, куда утекают черные реки.
– Это туда… где люди живут?
– Где люди… Людей не трожь, живых трогать не велено, мы только мертвых терзаем… боль людскую не пей… Про реки узнай и назад ступай… А то еще расшалишься, перекинешься инкубом, очаруешь юную грешницу…
Тихий смешок… Я склонился перед ним низко-низко, поцеловал заснеженную землю, влажную от крови…Я вышел в мир – вырвался с потоком магмы из жерла вулкана, побрел по шоссе из ниоткуда в никуда, искать, где текут черные реки, и почему текут в подлунном мире, а не у нас. А без черных рек-то не жизнь, не зажечь огня, не согреться, не проплыть в утлом челноке от одного края света к другому, не запустишь черную мельницу, где тяжеленные жернова перемалывают грехи…
Плохо без черной крови…
Из сосновых зарослей мне навстречу выпал мужичонка с двустволкой, завизжал, бросил ружье, метнулся в чащу. Боятся нас люди, что ни говори, боятся… Вроде бы давно уже не выбирается наш брат в подлунный мир, не забирает живьем грешных людей… Говорят, было что-то такое – во времена савонарол и торквемад, когда к какому-нибудь проворовавшемуся торгашу или небезгрешному монаху, или без пяти минут властелину мира в тишине полуночи являлся демон и забирал туда, где в ледяном безмолвии трещат костры…
Боялись нас – и вызывали нас, и приходили темные духи к молодым и дерзким, и подписывали договора – на двадцать, на тридцать лет, и человек по трупам и костям других рвался до самых высот, а после забирали его, вдоволь согрешившего, из его хором…
Сейчас не то… приелось, перевелось, как инквизиции и крестовые походы… Я уже не застал той эпохи, но все равно то и дело представлял, как врываюсь в покои какого-нибудь богача, волоку в ад его грешную душу, рву и терзаю когтями…
Мальчишеские мечты…
Не о том думаю… кровь земли, кровь земли… найти бы черные реки… Я прислушался к пустоте подлунного мира, к непривычным далеким звукам, крикам, голосам – да, черная кровь была где-то совсем рядом, вон там, за частоколом соснового леса, рукой подать. И правда что, текла она не к нам, в темный мир, а от нас, в мир подлунный, кто-то высасывал ее… какие-то силы…
Я пересек лес, я выбрался в синие сумерки, на снежную равнину, я сразу увидел эту силу, пьющую кровь земли – стальную вышку, еще каких то стальных зверей, качавших головами, эти-то звери и качали из земли черную ее кровь… И слышал я стоны земли, истекавшей кровью…
Я шагнул к вышке.
Вот здесь-то люди и начали стрелять… Не пускали меня к Страшной Вышке, верно, не хотели возвращать нам черную кровь земли…
– Черт идет, черт!
Я слушал их вполуха, меня послали сюда не для того, чтобы кого-то слушать. Цель была рядом, зловещая стальная вышка, что может быть проще, поднять Страшную Вышку в небо, швырнуть ее оземь…
Не пейте кровь земли…
Нашу кровь…
Кто-то бросился мне навстречу. Я хотел подкинуть его в облака, но тут же с удивлением заметил, что человек бежит без оружия, и сколько я ни сканировал его, не искал под одеждой гранату или револьвер, ничего не было. Он шел ко мне – и странно, что не в защитной одежде, хаки, что ли, называется, а в костюме. Что-то выдавало в нем главаря, вождя этого племени, или что у них там было, у людей, живущих возле вышки.Я искал оружие в хлебе, который он нес на белом полотенце – оружия не было, и даже соль в чашечке была просто солью, не каким-нибудь тротилом…
– День добрый, – он смущенно улыбнулся мне, – добро пожаловать… на нашу грешную землю.
– День добрый, – согласился я, не зная, что сказать.
– Если вы не возражаете… разрешите пригласить в мой дом…
– Зачем?
– Я думаю, нам необходимо больше узнать друг о друге… Очертить круг ваших интересов… и наших интересов.
Когда он говорил – наших, он как-то изменил интонацию. Я не знал, что это значило, да что говорить – я вообще ничего не знал про людей…
Кажется, я попал в какую-то ловушку… Знать бы еще, в какую…
Я смотрел на Него, Темного, я не знал, как сказать ему, как признаться, что мир на грани войны. Да что мир, два мира, две вселенных, та, что над землей, и та, что под землей…
…и что у нас нет шансов…
Подземный мир казался непривычным – вроде бы не так долго не было меня дома, а кажется, прошла тысяча лет. И холод подземного мира был непривычен мне, и жуткие ландшафты, где бездонные пропасти перемежались с остроконечными пиками, и вечная ночь, безлунная и беззвездная, чуть разбавленная всполохами редких костров. И звоны лютни, и завывания труб, и крики грешников были непривычны мне, и когда я попробовал сыграть Песнь Печали на собственной лютне, вышло только жалкое подобие мелодии. Слишком разные измерения, слишком разные вселенные, и даже отблески костров далеко внизу казались неестественными после жаркого солнца там, в мире людей.
– Ты был там? – спросил Он, Темный, чуть покачнувшись в бесконечном мраке.
– Был… в мире людей.
– Ты говорил про вышки, пьющие кровь земли. Ты сжег их?
Пауза. Слышны завывания труб и звон лютней далеко внизу.
– Нет.
Я ожидал его гнева – но на переменчивом лице не отразилось ни одной эмоции. Это и было страшнее всего, никогда не знаешь, что он думает, что он чувствует, и чувствует ли… Я вспомнил, как Он, Темный, вот так же расспрашивал о чем-то гонца, зачем-то летавшего за край вселенной, вернувшегося ни с чем. Ни проблеска ярости не мелькнуло в сияющих глазах, когда Он, Темный, поблагодарил гонца и бросил в бездну, на вечные муки.
– Отчего?
– Я… они… вступили со мной в переговоры.
Что за словечки из меня вылетают, понабрался я от людей, долго я говорил… с этим… Который был их вождем, хозяином, он пригласил меня в свой дом, большой дом из камня, и велел своим близким выйти ко мне, и сказал мне, как зовут его жену, всю красную от страха и смущения, и его сыновей, один был маленький, и ничего не понимал, другой все думал, когда его отпустят играть на электронной машине…
Мы сидели у камина и пили вино, и вождь говорил мне про шахты, и скважины, а у нас по добыче нефти процент самый высокий в мире, всю Европу кормим… Я не понимал его, мне и в голову не приходило, что люди могут есть нефть. Рассказывал про свою область, про какие-то стройки, сказал, что по нацпроектам у них область на первом месте. Я ничего не понял, но похвалил его, кажется, это было важно.
– Ты… говорил с ними?
И снова – ни мысли, ни эмоции на переменчивом лице, и не поймешь, то ли человечье лицо видишь перед собой, то ли звериную морду.
– Говорил… с их вождем.
Говорил я с вождем – сначала мы сидели в большом доме, потом вождь отвез меня куда-то, где терпко пахло мясом, где мне тоже вынесли хлеб и соль. Мы сидели за широким столом, ели мясо, и я смотрел, как танцуют люди под свою безумную музыку…
Потом было совсем странно – меня вовлекли в какой-то немыслимый людской ритуал, магию, неведомую мне. Он предложил мне катать палочкой шары – туда-сюда по зеленому столу, ага, ты выиграл, молодец… Может, так люди третьего тысячелетия угадывали расположение планет, кто их знает…
Не силен я в астрологии…
– О чем ты говорил с вождем?
Чувствую, как раскаленная земля качается под ногами, бегут трещины, подернутые магмой.
– Обо всем.
Да, говорили обо всем. А как вам морозец наш русский, ничего, а? А то, может, дубленку вам присмотрим получше, да и шубы есть… А у вас в аду как в это время года? Жарко? А, я тоже так думал. Я пытался объяснить, что ад большой, ад разный, есть в нем ледяные озера, и озера с кипящей смолой, нестерпимый жар костров в пустынях вечного холода, острые пики, поднимающиеся из бездны, горы, по которым можно карабкаться бесконечно… Он кивал, улыбался: А, да, я слышал что-то такое, читал у Данте… ледяное озеро Коцит… Лимб… самоубийцы там в деревья превращались, больше не помню ничего…
Потом было вино, много вина, было что-то терпкое, золотое с красным, сказали – блины с икрой, национальная кухня. Были блины с икрой, был снег, привели человека с крестом и кадилом, странные люди, откуда-то у них поверье взялось, что можно прогнать нашего брата крестом… Мы посмотрели друг на друга, ничего не случилось, и священник смутился, сел за стол рядом с нами и вежливо спросил, как мне в России…
– А с другими людьми ты говорил?
– Говорил… много говорил… У них там такие штуки есть, сидишь, говоришь с кем-нибудь в комнате, а тебя весь мир видит… Волны электронные от этой штуки идут, сил нет, я исчесался весь…