– Что же… цивилизация себя изживает… – бухгалтер выбрался из бумажных россыпей, – питомник этот… он тоже не вечный… Потому никто и не выводит питомники эти человеческие, потому что затрат выше крыши, а прибыли с горсточку… Это же сколько труда, планету создать, климат выровнять, потом ждать, пока из протоплазмы многоклеточные выведутся, пока на сушу вылезут, пока на ноги встанут, в руки палку возьмут… Пока строить начнут… А потом тысяча лет, две, три, и все. В богов они уже не верят, храмы не строят, жизнь свою потратить на то, чтобы фреску расписать, это уже не для них… Панельных блоков понастроят, по конторам рассядутся и все.
– И как их… расшевелить? – спросил директор.
– А никак. Еще лет двести, и питомник закрывать можно. Я-то знаю, сколько уже по этим питомникам…
– Как… закрывать? Уничтожить?
– Зачем… бросить, да и все. Хлеб расти перестанет, они сами вымрут… Через двести лет считайте все…
Сердце екнуло. Искать новую работу лет через двести мне не улыбалось, в офисы и магазины идти не хотелось. Решение пришло само.
– А что, если… селекцию проводить?
– Какую селекцию, мы не на птицефабрике, – фыркнул директор.
– Ну и здесь… селекцию. Убирать тех, кто по биржам сидит, кто по конторам… Оставлять только тех, кто строит… картины пишет…
– Думаешь… поможет? – директор посмотрел на ружьишко в углу.
– Должно. А может, твари эти испугаются, что бездельники всякие пропадают… и все творить начнут.
– Нет, барышня, это вы бросьте… под страхом смерти человек храм не построит… а построит, так ничего хорошего не выйдет, пробовали уже… хотя с селекцией ты хорошо предложила… Смышленая девка, далеко пойдешь…2011 г.
Увлечение
Нет, правда, что я к нему полез?
Смотрит на меня, как… как вообще не знаю, на кого… дескать, какого черта тебе здесь надо, откуда тебя вообще нелегкая принесла…
Да я и сам понимаю, что ниоткуда, что не должна была меня нелегкая приносить. И вообще, нам положено где сидеть? Там, где он нас всех создал, а я тут… Он вообще, чего доброго, думает, что я ему снюсь…
Пусть думает…
Так оно проще.
Может, я и правда ему снюсь…
Может, мы все ему снимся… кто знает?
И все-таки… и все-таки, как ему сказать-то об этом… об этом? Вот он лежит, смотрит не на меня – сквозь меня, ясное дело, меня для него не существует, недовольный, уставший, еще бы, отдыхать лег, тут кого-то нелегкая принесла…
Да кого – кого-то.
Пустое место.
Что я к нему полез?
Вернуться?
Да какое вернуться, меня там свои на кусочки порвут, на шампур нанижут. Нет, можно, конечно, соврать что-нибудь, да, говорил, да, объяснил ситуацию, да, обещал подумать… Да не умею я врать, не умею, у меня на лице все написано, сочинял я или не сочинял…
Таким он меня создал…
Как? Как всех создает… Сидит, вырисовывает каждую черточку лица, каждую морщинку, каждый мускул, каждую блесточку в глазах.
И что я ему скажу? Люди добрые, вы такие умные, меня сюда выпихнули, можно подумать, лучше меня не нашлось никого… вон, лауреатов нобелевских как собак нерезаных, вон политиканы по креслам сидят, как перед нами языком чесать, это они всегда пожалуйста, а как к нему пойти, все… лапки кверху.
И что я ему скажу?
Ну, что скажу… ну, я конечно, все понимаю… по молодости у всех какие-то хобби бывают, ну кто рисует, кто стихи пишет, кто на гитаре играет, у меня вон сеструха в школе картины рисовала, зашибись… Все ей художественное пророчили, родители ее на менеджера запихнули, ну на хрена? На днях у нее был, Новый Год все-таки, надо объехать всех своих знакомых-незнакомых… Все при всем, квартиру за три дня не обойдешь, дочка бегает, тростиночка такая тоненькая в костюме космической десантницы, муж сидит, я все у сеструхи спросить хотел, он у тебя вообще говорить умеет? На работе она там какая-то не то замша, не то в начальницах ходит… Ну и вот, вечерком муж с дочкой на какие-то там сивкины крутые горки пошли на площадь, сеструха хотела семейный альбом открыть, показать, как они в Турцию ездили, и тут падает что-то с антресолей… распахивается… и картины ее… И сеструха, вот как стояла на стуле, коленки поджала, и ревет…
Это я все про что? Тэ-экс, хорош я, хорош, меня к нему послали, а я давай рассказывать, как к сеструхе ездил… еще бы рассказал, как вчера мусор выносил, ему интересно будет…
Ну, что я ему скажу? Ну да, ну все мы такие, у каждого свое хобби, кто на скрипке играет, кто крестиком вышивает, кто картины рисует… Вот и вы тоже… Ну а потом забывается все, время все-таки, дела все-таки, жизнь все-таки, жизнь-то у нас такая, кого хочешь разжует и не подавится… И у вас тоже, наверное, так… Я вот тоже по молодости на моделях машин помешался, из чего только не собирал, из всякого го… о-о-х, простите… меня только на дипломатические переговоры пускать… На выставках каких-то выставлялся, призы получал… А потом как отрезало. А как не отрезало, в универ надо? – надо, работать надо? – надо, квартиру надо? – надо, не все же по обща…
Так, про что я опять? Ну да. Модели… Вот так приползешь из офиса, с копыт свалишься, думаешь, надо бы какой-нибудь жигуленок собрать, или кран башенный… Да какое… ужин себе подогреть, и то сил нет, перед компом сидишь, дрянь всякую ешь, дрянью всякой запиваешь…
Вот и у вас наверное так же, да? Да как не так же, дела-то у вас важные… Не в пример нашим. И нами вам уже заниматься некогда, тоже мне выдумали, морщинки-мускулы вырисовывать, бедрышки-ребрышки лепить… У вас сейчас другие заботы, учитесь какие-нибудь спиральные галактики в обратную сторону раскручивать, или из ничего, из пустоты – взрывать новые вселенные.
Это сложно. Я понимаю – сложно, наши крутые лбы в лабораториях элемент какой-нибудь паршивенький создать не могут, а у вас их тут вон сколько!
Это важно. Я понимаю – это важно, создавать вселенные, галактики, миры, разворачивать измерения, у вас, наверное, кто больше измерений создал, тому и почет…
Только это… Как бы это сказать-то поконкретнее? Ну, уж сильно хорошо у вас получилось. Это вот… самое. Видно, что долго вы над нами трудились, над каждым… Ручки-ножки вырисовывали. Глазки. Характер каждому прописывали, что любит, что не любит, чего боится, чего не боится, о чем мечтает, кого ненавидит… Судьбу каждому прописывали на тридцать томов, где родился, где учился, где влюбился, где женился, как сам хотел жизнь свою выстроить, как жизнь поломала… И так складно это у вас получалось, этот вот наследный принц два раза промелькнет в светских хрониках, и все, никто про него и не вспомнит, а этот вот парнишка из безвестного городка поступит в летное, а потом кто-то выберет его, а потом он скажет: «Поехали».
Так что это… уж очень хорошо у вас все склеивалось…
И что я ему скажу…
Ну, что он так на меня смотрит? И не на меня – сквозь меня, думает, я ему снюсь. Пусть думает, так оно и к лучшему…
Нет, я понимаю, конечно, у вас свои дела… У вас, наверное, тому, кто галактики строит, квартиры дают в параллельных мирах, а кто разворачивает измерения, тот может с прибыли купить себе персональную вселенную, на двести миллиардов световых лет, тогда как по санитарным нормам на вашего брата полагается не более полутораста…
Это я про что? Ну да. Так что у вас, конечно, свои дела, своя жизнь, вы, может, жениться успели, или замуж выйти, или десять жен себе взять, или соединиться брачным союзом со вторым, третьим, четвертым полом, чтобы создать семью… Не знаю я про вас ничего. А где семья, там и хлопоты, и квартиру, и детям одежонку, и жене шубу, а дочка как кукольный домик увидит, так заревет, а в школу пойдет, там вообще начинается… сколько стоит первоклассник…
Ну да… Так что я все понимаю, вам деньги нужны, а на нашем брате денег не заработаешь. Ну придут друзья, ну посмотрят, у-у, прикольно, и все… Ну, может, как-нибудь выкрутитесь? Ну, я не знаю… конкурсы всякие есть, передачи, где нас покажете, вам за это приз дадут?
Не слышит он меня, смотрит и не видит. Слушает и не слышит. Ему, наверное, все мозги проели уже, папа с мамой или благоверная его… Вот, такой-то в твои годы уже своей галактикой владеет, а такой-то уже на десяти измерениях развернулся, а ты все тут на водном шарике в грязи копаешься… Что за детский сад!
Ну все вы, наверное, с этого начинали, когда еще слабенькие были, когда еще крылышки не окрепли, вот так и опускались на какую-нибудь землишку, холодную, неустроенную, лепили там материки из глины, рыли канальцы для рек, играли с вулканами… Домой приходили все грязные, в глине, в песке, папа с мамой отмывали ваши крылья, нимбы, ругались, да что за сорванец, где такую грязюку нашел, да полно тебе, родная, я в его годы не лучше был…
Все вы там рылись… Нанизывали друг на друга молекулы, и все, наверное, через это проходили… в песочнице. Гляди, я какую штуку знаю, берешь углерод, азот, тут вот такую штуку строишь… а, знаю я, делал… да не, ты погоди, кислородом тут слепляешь, водородик сам прилепится, а дальше гляди… во-во, сейчас она пополам разделится, саму себя достраивать начнет… о-о-о, круто!
Все вы, наверное, через это проходили… показывали друг другу, как делится в грязной луже двойная спиралька, как барахтаются осклизлые комочки… как клубки водорослей тянутся к свету… соревновались, у кого больше всей этой живности выведется… А потом начиналось, дети, в школу собирайтесь, у доски искривляют пространство-время, на дом задают создать простенький мир, эх ты, все уже пятимерные миры лепят, ты двумерный сварганить не можешь… И как-то некогда уже смотреть, как пауки вылезают из воды, смотрят на незнакомую сушу. А-а-а, опять он допоздна в грязюке рылся, еще домой каких-то ящеров приволок, я их еле веником повыгнала…
Нет, я все понимаю…
Мы все… все понимаем…
Но все-таки…
Ну вы сколько с нами возились… может, какие-нибудь конкурсы выигрывали, еще бы, у других ну молекулы в грязи, ну пауки в лесу, а у вас – у-у-у, комок углерода и воды встал на лапы, построил пирамиду из камней. Призы какие-нибудь вам давали, путевку в соседнее надпространство, и наградили кольцом астероидов, вон, до сих пор вертится…