Федя был настолько напуган и в то же время сосредоточен на мне, что безоговорочно выполнял все, что ему говорят. Нацепил не подходящий ему по размеру махровый халат, сел рядом с Владом, когда тот попросил, промолчал, когда я, заплакав, отстранилась и запретила себя успокаивать.
— Ты поэтому уволилась из лаборатории? — спрашивает Федя, когда я затихаю. — Из-за того, что потерпела неудачу? И потому что не смогла ничем помочь этому парню?
— Не знаю, как объяснить, — отвечаю я, смахивая со щек слезы. — Меня словно лишили веры.
— Разве ты не была к такому готова? — искренне удивляется Влад. — К тому, что невозможно всех спасти. И что препарат с первого раз может не получиться. Это ведь…
— Очевидно, — заканчиваю я за ним. — Так и есть. Но я не смогла заставить себя вернуться в лабораторию. Эта работа перестала ассоциироваться с надеждой. Для меня она стала воплощением человеческого бессилия. Олицетворением ограниченности моих собственных возможностей. Перед лицом смертельной болезни все знания, которыми я обладала, превратились в ничего не значащую пыль.
— Алиса… — Обняв меня одной рукой, Федя касаются губами моего виска. — Ты не всесильна, это правда, но это не значит, что ты совсем ничего не можешь сделать.
— Знаю. Моих идей хватило бы на годы исследований. Я ведь до сих пор делаю записи в подаренном тобой блокноте… Пишу и пишу, каждый божий день, хотя это все бессмысленно.
— Не бессмысленно. Ты всегда можешь вернуться, — напоминает он.
— Точно, — поддерживает его Влад, — еще ничего не кончено. Стоит только захотеть и…
— Но я не хочу, — перебиваю я его. — Эта работа не для меня. Я не могу жить в страхе, что меня в любой момент лишат моей надежды. Мне нужно во что-то верить. Знать, что в конце меня ждет что-то светлое и хорошее…
— Боже, сколько драмы. Пожалуй, я здесь бессилен. — Извинившись, Влад поднимается и выходит из номера.
— Я тоже не знаю, что тебе сказать, — признается Федя хриплым голосом. — Похоже, ты уже все решила, и вряд ли хочешь, чтобы я тебя разубеждал. Может, ты права, и тебе не стоит работать в таком месте. Но в то же время меня не покидает чувство, что ты бежишь от самой себя. Сможешь ли ты быть довольна своей жизнью, если навсегда откажешься от этой ее части?
— Я уже это сделала.
— Почему ты не рассказывала об этом раньше? Я даже не догадывался, что тебя это беспокоит.
— Меня беспокоит не это. Я уже давно не сомневаюсь, что поступила правильно. Мне плохо из-за другого своего поступка. — Снова расплакавшись, я приникаю к его плечу. — Федя, я должна вернуть мое платье, мне его Аня подарила.
— Жена Кирилла? — переспрашивает он, отстранившись. — Зачем? Я вообще не понял, как вы сдружились.
— Когда он решил поучаствовать в испытаниях нового препарата, ему захотелось познакомиться с сотрудниками лаборатории. Мы тогда готовились к новой волне вируса, но некоторые ограничения уже были сняты. Кирыч хотел лично пообщаться с тем, кто занимался разработкой препарата. Он тоже был ученым. Физиком, правда, но мы с ним все равно оказались очень похожи. Разговорились, как старые друзья, болтали обо всем на свете. В какой-то момент я даже забыла, где нахожусь и зачем мы вообще встретились. Знакомство с ним меня очень подбодрило. Я бы даже сказала — воодушевило. Коллеги считали, что я переоцениваю свои возможности, но это не так. Мне с самого начала исследований был ясен расклад. Проценты, вероятности, риски — я осознавала все с самой первой минуты своих экспериментов, когда о них еще даже никто не слышал. Но, как я и сказала, у меня была надежда, что все получится. Что вопреки всем процентам, вероятностям и рискам я смогу это сделать. Кирыч сразу сказал, что верит в меня, хотя мы только встретились. Его слов хватило, чтобы моя собственная вера разгорелась с новой силой.
— Интересно, что бы он сказал сейчас, узнав о твоем увольнении из лаборатории.
— Не знаю. Но его жена от этой новости не в восторге. Она передала мне письмо через бывших коллег.
— Письмо… — задумывается Федя. — То самое? Которое ты на днях разглядывала, сидя в кровати?
— Да.
— И что в нем?
— Много чего, — шепчу я. — Новости, слова благодарности, беспокойство за мою судьбу после увольнения. Аня… она очень хорошая. Не знаю, как объяснить. Просто все, что она делает и говорит, пропитано искренностью. Читая письмо, я почувствовала не только ее боль из-за Кирыча, но еще и ее тревогу за меня. Поэтому мне так плохо и стыдно перед ней. Из-за того, с какой легкостью я избавилась от ее подарка.
— От платья?
— Да. Они с Кирычем часто приглашали меня на ужин после работы, и в одну из таких встреч Аня предложила мне примерить одно из ее самых первых платьев. Она тогда только начинала шить и не думала, что однажды откроет свое дело, поэтому это платье отличалось от всего, что она делает теперь. Оно было немного старомодным и в то же время современным. У нее так и не получилось найти на него покупательницу, а потом оно перестало вписываться в линейку свадебных платьев, которые она выставляла на продажу. Странно, но, когда я его надела, мне показалось, что оно было создано специально для меня. Сейчас я жалею, что не сказала об этом вслух.
— Что-то я запутался. Разве она не подарила тебе платье потому, что ты выходила замуж? — хмурится Федя.
— Нет. Я никогда не собиралась замуж. Мне даже предложение ни разу не делали. Аня подарила мне это платье, потому что оно мне шло и потому что ей так захотелось. Я дружила с их семьей не так долго, но каждая наша встреча наполняла меня теплом. Возможно, они чувствовали то же самое. Когда ты спросил меня об этом в прошлый раз, я сказала, что в этом подарке нет ничего странного, потому что люди часто дарят то, что любят сами. Для Ани ее платья, как для меня химия, а для Кирыча физика. Таков ее язык любви.
— Я был уверен, что твоя свадьба сорвалась. Так же, как моя. — Он поднимается с постели и подходит к окну. — Думал, ты меня понимаешь. Поэтому и предложила тогда помочь. Выходит, я заблуждался все это время.
— Я никогда не говорила, что собиралась замуж.
— Но и не отрицала этого. Позволила мне думать, что мы похожи. — Обернувшись, Федя награждает меня разочарованным взглядом. Он смотрит так, будто перестал узнавать стоящего перед ним человека. — Я был уверен, что ты тоже переживаешь тяжелое расставание. А когда этой весной ты впервые сказала, что жалеешь о продаже платья, я решил, что твоя свадьба не состоялась по твоей инициативе. Мне показалось, что…
— Что? — напрягаюсь я.
— Что ты хочешь все исправить и вернуться к жениху.
— Да о чем ты вообще? — Схватившись за голову, я издаю отчаянный вопль.
— Твой бывший Гриша тоже говорил о сорвавшейся свадьбе, помнишь? Я везде находил подтверждение своей теории.
— И какая у тебя была теория?
— После расставания с Гришей ты начала встречаться с парнем, который вскоре сделал тебе предложение. Но незадолго до свадьбы вы поссорились, и ты от него ушла. На эмоциях продала платье, но очень быстро начала жалеть о содеянном, вот и захотела все исправить.
— Я вообще не хотела его продавать, мне с самого начала казалось это неправильным, — сокрушаюсь я. — Думала отдать его бесплатно кому-то из знакомых. Попросила Дийю поспрашивать у своих многочисленных подруг, не нужно ли кому-то свадебное платье. А она, разумеется, растрепала об этом Грише. Наверное, вместе позлорадствовали над тем, какая я неудачница, раз облажалась не только на работе, но в личной жизни.
— Какая разница продать или отдать бесплатно? — не понимает Федя. — Итог все равно один.
— Ну а что мне было делать? — взрываюсь я, подскочив с места. — Я смотреть на него не могла! Меня доводила до истерики даже мысль, что оно висит в моем шкафу!
— Но ты все равно хочешь его вернуть. Зачем?
— Из-за Ани. Из-за ее письма. Я поняла, что ошиблась. Платье напоминает мне о трагедии, но оно все равно может стать символом жизни и вернуть мне мою надежду.
— Теперь понятно. — Тяжело вздохнув, он делает шаг мне навстречу. — Как себя чувствуешь?
— Уже лучше.
— Потому что наконец-то выговорилась?
— Я не хотела это скрывать. Ни от тебя, ни от родителей. Но я правда не понимала, как рассказать об этом.
— Ты оказалась в сложной ситуации.
— И не справилась, — заканчиваю я за ним. — Сломалась и ото всех закрылась. Не знаю, что бы со мной стало, не познакомься я с тобой прошлым летом.
— Ты была бы в порядке, — уверяет он меня, ласково гладя по голове.
— Ну, не знаю. Я оборвала общение со всеми, кто был в курсе моего провала на работе.
— Почему?
— Трудно объяснить. Когда я пыталась это прожить, не пряча собственных чувств, они раздражались. Наверное, потому что не понимали, как мне помочь. Им было бы куда удобнее, если бы я просто перестала об этом говорить. Никому не нужны мои переживания, и я их не виню. Мне и самой от них тошно. Но, когда я это осознала, перестала видеть смысл в нашем общении.
— Может, вы просто не были близкими друзьями? — предполагает Федя. Его ладонь теперь покоится у меня на спине.
— Может, — соглашаюсь я, не желая об этом думать. Те люди определенно точно остались в прошлом. — Ты на меня злишься?
— Да.
— Вот это честность.
— А как иначе? — улыбается он.
— Я переживала, что ты не поймешь. У нас вроде как доверительные отношения.
— Так и есть. Но, думаю, мы имеем право хотя бы на один секрет.
— У меня больше нет от тебя секретов, — возражаю я.
— Уверена?
— Да.
— Ни одного? Совсем-совсем ничего не скрываешь? — допытывается он, странно ухмыляясь.
— На что это ты намекаешь?
— Ты мне скажи. Наверняка у тебя в рукаве припрятана еще одна тайна.
— Ничего у меня там нет. Вот смотри, — смеюсь я, поднимая рукава халата.
— Наверное, этот секрет ты спрятала в каком-то другом надежном месте, — говорит он, неотрывно смотря мне в глаза. — Кстати, я злюсь не потому, что ты что-то от меня скрывала.