Продам свой череп — страница 17 из 31


Другое дело - урок истории, особенно новейшей.

- Сегодня продолжим разговор о русско-японской войне, - этой фразой начал Кузнецов, он же Никвас. - Надо вам сказать, что, хотя мы эту войну и проиграли, но русские солдаты и моряки показывали во время боевых действий чудеса мужества и героизма. И не только взрослые воины, но и дети. Так, 14-летний крестьянский паренек Миша Васильев участвовал в боях под Тюренченом и Вафангоу; под Мукденом он был ранен и попал в госпиталь в Москву, но как только подлечился - тут же снова поспешил на Дальний Восток. А 13-летний Паша Качелин отправился на фронт вместе с отцом, крестьянином Тульской губернии Иваном Качелиным и воевал в составе Псковского полка. Мальчик в бою подавал патроны. Под Ляояном отец был ранен, а сын попал в плен к хунхузам, которые держали его измором почти неделю, выпытывая расположение русских войск. Спас Пашу случай: когда через деревню проезжал казачий разъезд, мальчик выдавил окно фанзы и стал звать на помощь. Казакам удалось отбить парнишку у бандитов. Паша Качелин был награжден Георгиевским крестом.

В Мукденском сражении принимали участие 14-летние мальчишки Егор Марков и Гера Зельман, добравшиеся на фронт из Петербурга. Оба были представлены к награде и присутствовали на специальном приёме у военного министра.

Юный герой войны Коля Зуев уже к октябрю 1904 года успел получить два Георгиевских креста и был представлен к третьему! А подробности такие... Приёмный сын лейтенанта Зуева, погибшего вместе с адмиралом Макаровым на «Петропавловске», в начале июля 1904 года пробрался из осаждённого Порт-Артура через линию фронта и доставил донесение от генерала Стесселя командующему Маньчжурской армией. Шёл он ночью, а днем прятался в горах или в кустах. На одном из перевалов ему пришлось просидеть почти двое суток: днём идти было рискованно, а ночью перевал освещался прожекторами из японского лагеря. Однако Зуев, миновав все препятствия, благополучно пришёл в Дашичао, откуда поездом отправился в Ляоян для доклада Куропаткину. За этот подвиг он получил свой первый Георгиевский крест.

После непродолжительного отдыха Зуев снова отправился в Порт-Артур. На этот раз путешествие не удалось, и он попал в плен. Пользуясь своим положением малолетнего, Коля, за которым присматривали не очень пристально, украл у японцев лошадь в придачу с винтовкой и дал дёру в русский лагерь. Японцы открыли огонь. Пуля попала беглецу в плечо, но парнишка сумел добраться до позиции русских войск. В итоге ещё одна награда.

Оправившись от раны, Коля снова отправился на разведку в расположение японских войск. Он пробрался в лагерь японцев в Дашичао, зашёл в палатку с пушкой (у японцев пушки стояли в палатках), снял с орудия замок и, благополучно выбравшись из неприятельского лагеря, пришел к своим с трофеем. И заодно доложил командованию о дислокации вражеских войск. За этот подвиг Зуев получил третий Георгиевский крест.

Об этом парнишке писали в журналах и газетах, вышла даже книжка о нём, а также открытка с изображением юного героя. После войны он был определён на казённый кошт в Симбирский кадетский корпус, по окончании коего поступил в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, блестяще закончил его и стал служить в Сибирской артиллерийской бригаде. За время первой мировой войны Зуев был дважды ранен, награждён Георгиевским оружием за храбрость. Может, и сейчас ещё воюет... За белых или красных...

- Николай Васильевич, вопрос можно?

- Пожалуйста.

- А девчонки были на войне?

- Да. На войну убегали не только мальчишки. Интересна судьба саратовской гимназистки Нины Петровой, которую корреспондент журнала «Нива» называл по-взрослому: «Госпожа Петрова» и «кавалерист-девица».

Когда началась война, Нина, сирота, только что окончившая гимназию, пожелала отправиться на войну добровольцем. Воспользовавшись тем, что из Саратова уходил на Дальний Восток батальон стрелкового полка, она упросила командира взять ее с собой. Почти без денег, без всякого багажа, девушка тронулась в путь. Байкал ей пришлось переходить по льду пешком, и девушка сильно обморозилась. Добравшись до Харбина, Петрова узнала, что далее с войсками ей идти нельзя. По ходатайству офицеров Саратовского полка девушке разрешили поступить в местный Красный Крест. Так волонтер Нина Петрова стала сестрой милосердия в одном из госпиталей Харбина.

Девица Катя Десницкая также была на фронте сестрой милосердия. Командование наградило ее крестом святого Георгия четвёртой степени. В России Катя прославилась не только этим, но и тем, что, выйдя после войны замуж за наследника престола Сиама, стала сиамской принцессой... Ну, об этой русской Золушке писали предостаточно, можете сами прочесть...


Ребята слушали истории о своих сверстниках, юных героях, открыв рты. Слушали, слушали да и начинали убегать на войну. Собственно, убегать было недалеко: война вот она, рядом, достаточно сесть на катер, переехать через бухту Золотой Рог и попроситься в любую воинскую часть, коих в городе было много. Солдаты нужны были и белым, и красным.

Из островной колонии в разное время сбежало несколько парней, находившихся в той поре созревания, когда каждый день проводишь ладонью по щеке, покрытой юношеским пухом, и решаешь почти гамлетовский вопрос: брить или не брить?

Шестнадцатилетнему Юре Заводову активно не нравились корабли интервентов, по-хозяйски расположившиеся на Владивостокском рейде, и он решил с ними воевать. Приехав на катере в город, он отправился в штаб Сибирской флотилии и там рассказал о своём желании стать военным моряком. Его внимательно выслушали, спросили о возрасте. Он сказал, что восемнадцать, прибавив себе два года. Спросили об образовании. Сказал правду: четыре класса реального училища. Лейтенант-кадровик хохотнул:

- Для матроса много, для офицера мало! Пойдешь в школу связи учиться на радиста-телеграфиста.

Школа находилась возле судоремонтных мастерских, там же, в одной из казарм Сибирского флотского экипажа Заводову предстояло жить и служить. Ему выдали форму: суконные брюки клёш (вместо ширинки клапан!), ботинки, белую форменку с синим воротником-гюйсом, тельняшку, ремень с тяжелой бляхой, бескозырку с лентой, на которой гордо написано: «Служба связи Тихого океана». Облачившись во всё это, Юра оглядел себя в зеркале и пришёл в восторг. Впрочем, он длился недолго и вскоре увял...

Учили быстро и плохо: не хватало преподавателей-специалистов, учебников, почти полностью отсутствовали учебные пособия. Был только кустарно сделанный радиотелеграфный ключ, на нём и тренировались целыми днями курсанты, по их выражению, «клопов давили». «Знаний у вас маловато, а опыта совсем нет, - признало руководство школы на распределении, - но ничего, доберёте на кораблях!»

Кстати, о кораблях. От некогда сильного довоенного и дореволюционного Тихоокеанского флота, остались ошмётки - несколько миноносцев, одна-две канонерки, военные транспорты и буксиры. Ни одного крейсера, попасть на который мечтали курсанты. Юрию выпало служить на миноносце «Инженер-механик Анастасов», названном в честь героя русско-японской войны

Вот он, этот кораблик, стоит у причала, острый щучий нос, низкие борта, пахнет сгоревшим углём и горячим металлом. Всё у него маленькое: длина 30-35 метров, ширина чуть больше четырёх, осадка не больше одного, водоизмещение всего 100 тонн. Вооружение хилое, как говорится, времён Очакова и покоренья Крыма. Впрочем, его вскоре заменили на новейшее американское, в частности, установили крупнокалиберные пулемёты, скорострельностью 70-80 выстрелов в минуту.

После нескольких учебных плаваний - недалеко, в пределах залива Петра Великого, «Анастасов» отправился в боевой поход. Но не против интервентов, как ожидал Юра, а против ольгинских партизан. Миноносец принял на свой борт десант колчаковских солдат и отвалил от стенки. Часов через пять-шесть пришли в залив святой Ольги. Солдаты высадились на берег и, повинуясь командам офицеров, браво зашагали в сопки, на которых сидели партизаны. Однако не прошло и двух часов, как колчаковцы горохом посыпались обратно. Не помогло им ни численное преимущество, ни огневая поддержка корабля - первая атака захлебнулась. После третьей, такой же неудачной, «Анастасов» повернул оглобли, взяв курс на Владивосток. На его верхней палубе по-прежнему было много солдат, но они уже не пели «Как ныне сбирается вещий Олег», залихватскую белогвардейскую песню, переделанную из стихотворения Пушкина, а молча или со стонами зализывали свои раны.

Радист миноносца Юрий Заводов стыдился своего участия в карательной операции и радовался её провалу. После этого ему ничего не оставалось, как дезертировать и вернуться в свою колонию, как раз накануне её эвакуации. О своей нелепой войнушке он не стал рассказывать друзьям, только в старости поведал внукам. От них я и узнал эту историю...

Праздники энд будни


Декабрь во Владивостоке! Унылая пора, очей разочарованье! Город, серый и пыльный, дрожащий от стужи, жаждет снега, чтобы укрыться им и хоть как-то согреться. А снега день за днём, неделя за неделей всё нет и нет. А что есть? Ветер! С тупым упрямством дует он с моря, сгибает голые деревья, расстилает дым от печных труб по земле, яростно стучится в окна и, несмотря на двойные рамы, проложенные ватой, проникает в жилища. В такие дни особенно тоскливо на душе у ребят и как никогда хочется праздника. Но декабрь уже идёт на убыль, и все утешают себя и друг друга: «Скоро Рождество Христово!»

... В подготовке празднования Рождества в колонии на Второй Речке, главным образом, участвовали старшие девочки, как их называли, «старшухи». Завхоз Карл Брэмхолл с подсобными рабочими съездил в лес и сам выбрал чудесную пышную ёлку. Её установили на половине девочек; малышей туда не пускали, пока всё не подготовили. Когда же их пригласили, они от удивления застыли столбиками на пороге. Огромная, до потолка ёлка была увешана самодельными игрушками, серебряным «дождём», нарезанным из фольги, разноцветными флажками и сияла огнями - зажжёнными свечками.