- Эгида, эгида! - раздражённо говорил Никвас, которому вообще не нравилось американское верховенство в руководстве колонией. - Эгида - это всего-навсего козья шкура, натянутая на щит.
Обслуживающий персонал на Русском острове состоял почти полностью из бывших пленных австрийцев, поступивших в АКК ещё в Омске. Они помогали на кухне, отапливали зимой казармы, вставляли стёкла. Они не походили на обычных пленных солдат. Большей частью это были умные образованные люди, дружелюбно настроенные к русским и особенно к детям. Они понимали, что через Владивосток с помощью американцев они попадут домой если не скорее, то надёжнее и комфортнее. И они устроились работать в АКК. Здесь им предоставили полное обеспечение, продовольствие, одежду. И ещё заработок, какие-то деньги. Во Владивостоке зарплату им платили в иенах. Все служащие и волонтёры АКК ходили в костюмах цвета хаки и в пилотках. В бараках ходить в сапогах не разрешалось. И дети шили себе матерчатые тапочки. Особенно странными и смешными выглядели эти самодельные тапочки на вечерних танцах. Но никто не смеялся - все танцевали в тапочках.
Да, и здесь, как и на Второй Речке, обожали танцы! Только раньше мальчишки танцевали друг с другом, а теперь с девочками. Эти совместные танцы назывались в колонии пафосно - «вечера счастья».
Однажды после такого танцевального вечера Лене прислали стихи. Первое начиналось строкой, украденной у классика:
Я помню чудное мгновенье,
Когда влюблённою душой
Благодарил я Провиденье
За встречу первую с тобой...
Оно было без подписи, но Лена знала: это Патрокл. Она написала ему в ответ: «Стихи замечательные, особенно первая строчка. Сам Пушкин позавидовал бы!»
Второе тоже не было подписано и полно грамматических ошибок.
Полюби если хочет и может любить
Полюби ни любовью XX века
Полюби ни черты молодого лица
Полюби самого человека...
Автору - им был, конечно, Парис - было отвечено: «Молодой человек ха-ха века! Подтянись по русскому языку, тогда, может, и полюблю!»
А в городе опять началась стрельба, назревал очередной переворот. Бедные обыватели уже не знали, какой по утрам вывешивать флаг на своём балконе. Пугали друг друга новостями. Волнение передавалось даже самым маленьким:
- Вот придут большаки и отберут у тебя твоего плюшевого мишку!
- Почему?
- Они у всех всё отбирают.
- А я не дам! Буду драться и кусаться.
- Ага, не дашь. У них есть ружжо!
Однажды в девчачью палату со скорбным видом вошла мисс Диц.
- Поздравляю вас с вашей властью.
- С какой это нашей властью?
- С так называемой советской! Пфуй, что за название!
- Она такая же наша, как и ваша! - отпарировала Лена Берёзкина.
Мисс Диц открыла свой рот, чтобы сказать ещё что-то язвительное, но в коридоре раздался крик дежурного воспитателя:
- Сегодня банный день! Утром девочки, после обеда - мальчики.
Эта весть была встречена с большим энтузиазмом, нежели смена в городе власти. Баня - второе после танцев самое большое удовольствие для колонистов. Кстати, душистое американское мыло у завхоза Брэмхолла уже кончилось, и на помывку стали выдавать хозяйственное, грязновато-бурого цвета, с прилипшими опилками. В знак протеста девчонки в бане громко пели, слегка переиначивая русскую «Марсельезу»: «Отречёмся от серого мыла, отряхнём его прах с наших ног...»
В городе на какое-то время стало поспокойнее, стрелять стали меньше, только когда начиналась облава на расплодившиеся шайки уголовников. Ребята стали чаще ездить в город, бывать в театрах и синема. И к ним стали приезжать гости. Новая власть узнала, что среди прочих забот, свалившихся на её плечи, есть и такая - восемьсот петроградских детей, каким-то чудом занесённых революцией во Владивосток. На острове в разное время побывали два революционера - большевик и меньшевик. Большевик был малого роста, меньшевик - большого. Большевик, весь в хроме и коже, больше нравился ребятам, он их выучил хорошим песням, в частности, такой:
Мы кузнецы,
И дух наш молод,
Куём мы счастия ключи.
Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи...
Ребятам, правда, не всё было понятно:
- А что это за стальная грудь?
- Мирового капитала! Чья же ещё!
А меньшевик, в потёртом сюртуке, с засаленным, обсыпанным перхотью воротником, песен не пел, и вообще у него был слуховой аппарат. Он вставлял его трубку себе в ухо и кричал: «Что вы говорите?» - даже когда никто ничего не говорил.
К обоим этим начальникам у ребят был один вопрос:
- Когда мы поедем домой?
Отвечали они на удивление одинаково:
- Скоро. Мы решаем эту проблему.
Позже, когда в городе случались перевороты и мятежи, обоих революционеров колонисты прятали - по очереди, в зависимости от политической окраски переворотов. Укрывали их у равнодушного к политике старого моряка Саныча на полуразрушенной «Америке».
Постепенно совместная жизнь двух частей колонии на острове устроилась: дети учились, занимались спортом, особенно много плаванием, греблей и спортивным ориентированием. Американцы устраивали соревнования по плаванию в бухте Золотой Рог, но поскольку вода в ней была холодной, участникам заплыва прикрепляли на спину термос с горячим какао, трубочка от термоса шла прямо ко рту, рядом с пловцами шли лодки с инструкторами. Устраивали соревнования и по футболу и боксу, ходили в походы. Кроме того, просто купались, загорали, собирали ракушки, гуляли. Был также клуб, оркестр, устраивались литературные и костюмированные вечера.
Единственное, чего не было, - это связи с домом, письма по-прежнему не приходили. Колонисты вообще не знали, что происходит в России и даже во Владивостоке, слухи ходили самые противоречивые, часто самые невероятные - от победы мировой революции до возвращения монархии.
В начале лета приезжали из Владивостока городские скауты. Демонстрировали своё искусство - хождение строем, выкрикивание речёвок, разбивание палаток в считанные секунды, разжигание костра с одной спички и прочее.
Американцы считали: это как раз то, что надо, чтобы дисциплинировать детей, и, как уже было сказано, пригласили в колонию скаутмастера Адама Новицкого. Ребятам он не понравился, но сама идея имела успех: в скаутскую дружину записалась почти половина всех колонистов - около четырехсот ребят, и вскоре на их шеях появились белые галстуки. Однако довольно быстро многие убедились, что у этого, в целом интересного детского движения, белая, сиречь, монархическая подкладка. Сам Новицкий был хамоватый солдафон и даже не скрывал своего белогвардейского прошлого. Гоняя детей по плацу, терзая их сомнительными лекциями о красных жидомасонах, он приговаривал: «Я из вас, недоросли, людей сделаю!»
Ребята начали потихоньку роптать, и нужен был только лидер, чтобы возглавить назревающий бунт. И такой лидер появился - Валентин Цауне. Он не был, как некоторые считали, пролетарского происхождения, сын бухгалтера, обыкновенный питерский мальчишка, любивший играть в футбол и ходить в походы. Но ему было уже 16 лет, он видел гражданскую войну и уже кое-что понимал в жизни. Валентин собрал вокруг себя группу примерно из тридцати ребят и для начала выпустил такую листовку:
«Скауты!
Старые основы скаутизма отжили. Скаутизм в колонии грозит вылиться в погоню за знаками отличий, нашивками и т. п. мишурой скаутов монархического и колчаковского строя.
Помня, что истинная цель скаутизма заключается в воспитании самостоятельности будущих граждан свободной России, мы, группа скаутов Русского острова, поднимаем знамя нового скаутизма, в основе которого лежит первый закон: скаут повинуется своей совести.
Да здравствуют красные скауты!
Будьте готовы!»
Об этом же Валентин Цауне и его соратники, количество которых значительно выросло, говорили на своих подпольных собраниях, которые проводились на острове по всем правилам конспирации. Это происходило так.
У заросшего травой и кустарником входа в заброшенный каземат прибывших неофитов встречал незримый страж, который грозно вопрошал:
- Пароль?
- Деньги ваши?
Отзыв был не менее зловещим:
- Будут наши! Проходите.
Внутри каземата на грудах битого кирпича сидели колонисты и слушали невысокого, спортивного сложения парня в кепке, серой рубашке с накладными карманами и красным галстуком и в шортах. Белые скауты ехидно называли Валентина в честь героя рассказа О. Генри - «предводителем краснокожих».
-... Мы не знаем, - говорил Цауне, - существует ли в Советской России скаутизм, но если существует, то наверняка не такой, какой нам здесь навязывают. Мы берём за основу воспитание в будущих гражданах Советской России любви к Родине, жалости к угнетаемым всего мира и ненависти к угнетателям. Наши законы просты и ясны: совесть, дисциплина, содружество...
Потом от слов подпольщики перешли к делу: ночью захватили штаб скаутской дружины, уничтожили белое знамя и водрузили красное. Соответственно поменялся и цвет галстуков. Преподаватели и воспитатели колонии мудро не вмешивались в ребячьи дела и даже, идя навстречу требованиям своих воспитанников, уволили Новицкого.
Красные скауты вскоре станут юными пионерами. А во что за годы советской власти превратится пионерская организация - общеизвестно...
Чем всё это кончится
Между тем родители в Петрограде узнавали о своих детях только из газет.
Газета «Правда» от 15 февраля 1920 года:
«... Колонисты продолжают свои занятия, начатые в Петрограде, и переходят из класса в класс, как и в обычных школах. Тяга нынешней молодёжи к знаниям, к посещению школы проявляется в искренних стараниях всей колонии не отстать от процесса обучения, несмотря на хаос, царящий в Сибир