Диана Рахманова (Рыжая Ехидна)Продам жену, торг уместен
Глава 1
Муж предал меня.
Не враг, не незнакомец. А тот, кому мой дед доверил самое дорогое: нашу фамилию, единственную внучку и семейную гордость – фабрику зелий «Монфор Альба».
Я стояла на ее пороге, сжимая кулаки, пока сердце разрывалось от боли: фабрика умирала.
Пять лет его «управления» превратили в тень ее былое величие. Мастера-алхимики уступили место подмастерьям, редкие травы – дешевым заменителям, а репутация «Монфор Альба» стала посмешищем.
Но все это было лишь прелюдией.
Настоящий удар я получила утром, по возвращении в столицу, когда старый Люсьен, последний из учеников дедовской школы, протянул мне склянку с позолоченной этикеткой: «Эликсир вечной юности» фирмы «Золотой Феникс» – продукт наших злейших конкурентов.
Я узнала жидкость сразу: голубоватый оттенок, легкое внутреннее мерцание. Точная копия эликсира, формулу которого знали только трое. Я – как создатель. Люсьен – как главный производственник. И, конечно, мой муж – Ричард Вальмор.
Мои подозрения, которыми я терзала работников, оказались напрасными. Шпион был ближе, чем я думала: рецепты распродавал не кто иной, как мой собственный муж! Он даже отдал права на «Лунные слезы» и «Пламя Феникса» – жемчужины нашей коллекции, те самые зелья, что поддерживали фабрику в самые тяжелые времена.
Конечно, зачем платить алхимикам, содержать цеха и закупать редкие ингредиенты, когда проще продать секреты конкурентам и получать грязные проценты!
Сомнения были давно, но я до последнего отказывалась верить. Все-таки нас с Ричардом связывал не романтизм, а расчет: союз родов, договор выгод.
Смешно!
Аристократы все еще верят, что браки по расчету самые крепкие. Мол, там, где нет любви, нет и предательства. Где нет чувств, там расчет прочнее клятв. Как же! На самом деле там, где любовь запрещена, измена принимает самые изощренные формы.
Я подняла взгляд на здание фабрики, и в памяти всплыли слова деда.
– Запомни, девочка. Именно эти стены делают нас теми, кто мы есть. Не титулы, не придворные интриги – а эта фабрика, где каждый камень заложен потом и магией поколений Монфоров. В этих стенах живет наша сила, и, пока они стоят, будет стоять и наш род.
– Он заплатит за это, – прошептала я, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. – Каждую украденную тайну, каждую каплю твоего доверия – я верну все.
Я с силой распахнула дубовые двери и направилась к Ричарду – не семенящей походкой светской дамы, а широкими, яростными шагами, от которых подол моего платья взметнулся, обнажая лодыжки.
Ярость.
Она пылала в груди, как перегретый алхимический тигель, грозящий взорваться, но под ней тлела боль – предательство ужалило глубже, чем я ожидала.
Да как только он посмел?
Стук моих каблуков отдавался по плитам гулким эхом – словно набат, которым в старые времена предупреждали жителей о надвигающейся беде.
– Он на месте? – спросила я, и голос звенел, как сталь. Секретарь вздрогнул и выронил перо, оставив жирную кляксу на документе с гербом Монфоров.
– Вам… вам назначено? – заикаясь пробормотал он и судорожно поправил очки на носу.
Я подавила желание закатить глаза. Поджав губы, склонила голову в насмешливо-вежливом жесте:
– Амалия де Монфор, – отчеканила я.
Этого должно было хватить. Мой шаг вперед был не вызовом, а простым утверждением реальности – хозяева не спрашивают разрешения, чтобы войти в свой дом.
– Леди, вы не можете… – Юноша, которого тут не было еще два месяца назад, выскочил из-за стола и шагнул вперед, неловко пытаясь преградить путь.
– Вы знаете, с кем разговариваете?!
Этот воробышек еще не понял, что влетел прямиком в грозовую тучу. Я рывком стянула перчатку и вскинула руку так, чтобы перстень с фамильным гербом вспыхнул в солнечном луче, ослепив юношу.
В глазах секретаря мелькнуло запоздалое узнавание. Перед ним стояла не просто разгневанная жена, а последняя наследница рода Монфор, чье имя выгравировано на каждой склянке «Монфор Альба».
– Это моя фабрика, – сказала я, глядя ему в глаза.
Юноша слабо открыл рот, но уже не мог вымолвить ни слова.
– Дверь, молодой человек, – произнесла я, не обращая внимания на его замешательство. – Сейчас же.
Но как только я вошла в кабинет, все встало на свои места.
Теперь я понимала, почему бедняга секретарь так отчаянно пытался преградить мне дорогу. Скрывать начальника с любовницей от его разъяренной жены – задачка со звездочкой даже для самого преданного помощника.
Муж, сидевший в кресле, беспечно обнимал какую-то хохочущую куклу в алом платье, чьи золотистые локоны сбились в небрежные кудри. Их головы были так близко, что еще немного – и я бы застала их за чем-то куда более непристойным, чем шепот на ухо или украденный поцелуй в обнаженное плечо.
Гнев вспыхнул, как искра в алхимической печи, но я заставила себя дышать ровно. Руки дрожали – не от страха, а от того, сколько ярости требовалось удержать внутри, не сорвавшись в позорный крик.
Даже в таких расчетливых союзах существуют неписаные правила!
Приводить любовницу в святая святых рода Монфор – в стены, поднятые трудом моих предков, – было уже не просто предательством.
Это был плевок.
В лицо мне.
В лицо деду.
В лицо всему, что хранило эту фамилию веками!
– Твое гостеприимство поражает, Ричард. Карманы так опустели, что принимаешь гостей в рабочем кабинете? – произнесла я, позволяя голосу звенеть холодом.
Сделала шаг вперед, открывая вид секретарю, застывшему за моей спиной, и позволила себе едва уловимую улыбку, наблюдая, как Ричард побледнел, а его пассия в спешке попыталась прикрыть плечи, заботливо выставленные под мужскую ласку.
– Молодой человек, – подчеркнула я вкрадчиво-вежливым тоном, – проводите гостью к выходу. И проследите, чтобы она больше не оскверняла стены Монфоров своим присутствием.
На лице девицы мелькнули обида, паника и глупая надежда на поддержку Ричарда. Но тот, поймав мой взгляд, тут же отвел глаза и тихо шепнул ей что-то на ухо. И без того натянутая улыбка окончательно потускнела. Незнакомка поджала губы, с трудом удерживая слезы, и не оглядываясь поспешила к выходу.
Я чуть склонила голову, будто великодушно позволяя ей сохранить остатки достоинства:
– В коридоре есть зеркало, – произнесла я вкрадчиво и ядовито. – Советую воспользоваться им, прежде чем снова показываться в приличном обществе. Не хватало еще, чтобы «Монфор Альба» начали путать с домом сомнительных удовольствий.
Секретарь, побледневший и испуганный, быстро прикрыл за девицей дверь, оставляя меня с мужем наедине.
Я медленно подошла к его столу, сняла с плеча сумочку и беззвучно положила ее на полированную поверхность, рядом бросила перчатки. Потом, скользя шагами, будто по натянутой струне, направилась к окну.
Мне требовалась пауза.
Небольшая передышка, чтобы не сорваться и не расцарапать его самодовольную рожу прямо сейчас.
Слишком много предательства для одного дня.
Слишком много мерзости в стенах, где должна была царить честь.
– Ты вернулась раньше, чем планировала, – наконец подал голос Ричард, и в его тоне сквозила растерянность.
Я обернулась и, опершись на подоконник, заметила, как мужские пальцы сжимают подлокотник кресла – едва заметное движение, выдающее раздражение.
Мое появление явно спутало его планы.
Переговоры с горными лордами – этими упрямыми, как горные козлы, стариками – должны были затянуться минимум на месяц. Их педантичность вошла в поговорку: они могли неделями торговаться из-за процента роялти или формулировки в приложении к контракту.
Но на этот раз…
На этот раз они подмахнули бумаги с пугающей поспешностью, словно кто-то свыше спешил вернуть меня домой именно в этот день, в этот час, в эту самую минуту, когда мой муж…
Если бы я приехала в срок…
От «Монфор Альба» хоть что-то осталось бы?
– Если бы я задержалась еще хоть на день, ты бы, наверное, уже продал не только рецепты, но и стены, и фамильный герб, – бросила я холодно.
– Не драматизируй. – Ричард улыбнулся, поправляя ворот рубашки, где еще виднелись следы чужой помады. – Я лишь вернул фабрике прибыль. Разве не этого хотел твой дед?
– Прибыль? – Пальцы непроизвольно впились в складки платья. – Продажей родовых рецептов?!
Ричард небрежно повел плечом:
– Неэксклюзивные лицензии, Амалия. Они варят, мы получаем проценты. Никаких убытков.
Воздух словно загустел, каждый вдох обжигал легкие, как будто я вдыхала раскаленный пар из перегретого котла.
– Мы могли захватить весь рынок! – Я резко подошла к столу и, опершись о его край ладонями, склонилась вперед, нависая над Ричардом. – Могли утроить производство! Разорить конкурентов! А ты… – я со злостью сжала пальцы, – ты предпочел ползать перед ними, как последний лавочник!
Ричард резко нахмурился.
Упоминание о его прошлом, о торговой крови, которую он старательно прятал под маской аристократа, задело больнее, чем любые обвинения.
Не проронив ни слова, он поднялся с кресла, обошел стол и направился к резной тумбе у стены. Плечи его были напряжены, шаги – нарочито медленны.
Я молча наблюдала, как он плеснул бренди в два бокала, не разбавляя ни водой, ни льдом. Сделал медленный глоток, будто пытаясь запить что-то горькое внутри.
Потом подошел ко мне и, держа второй бокал в вытянутой руке, усмехнулся:
– Тебе тоже стоит выпить. Нервы, как я вижу, никуда не годятся.
Я машинально взяла бокал, даже не глядя на него.
– Сколько? – Мой голос был холодным как лед. – Сколько рецептов дома Монфор теперь штампуют наши конкуренты?
– Все, что не под королевским указом, – пожал он плечами.
Тошнота подступила к горлу.
Не думая, я взмахнула рукой. Бренди плеснулось мужу в лицо густой янтарной дугой. Ричард вздрогнул, отшатнулся, заморгав от неожиданности.