Земные же улицы поражали своей шириной. По ним одновременно могли проехать даже не два, а целых три экипажа! Когда мы проезжали мимо какой-то площади, перекрытой из-за ярмарки, я успела увидеть десятки лотков под цветными навесами, сцену, сооруженную из досок, и выплясывающую на ней девицу в длинной цветастой юбке. Браслеты на тонких запястьях и щиколотках подпрыгивали в такт движениям, и даже с такого расстояния я могла расслышать их радостный звон.
Ворвавшийся в окно ветер донес ароматы горячих орехов, жаренных с сахаром, печеных яблок и свежей сдобы. В мелодии города смешались цокот копыт, крики горожан, лай собак, ярмарочные скрипки. Закатное солнце, скользя лучами по начищенным крышам, пускало оранжевые блики, наполняя и без того яркую Кайдиру красками.
Я с трудом удерживалась, чтобы не высунуться из окна по пояс в попытке разглядеть все-все. Самаэль не высказывал недовольства таким моим поведением. Лишь, как мне казалось, тихо посмеивался. Но сейчас я почти не обращала на него внимания, жадно рассматривая каждую вывеску, каждую витрину и каждого горожанина, одетого совсем не так, как у нас.
Когда экипаж остановился у гостевого дома, я едва усидела на месте. Дождалась, когда Самаэль выйдет первым и подаст мне руку, потом спустилась следом. Держаться старалась с достоинством. Почему-то вдруг захотелось соответствовать даже не Самаэлю — самой Кайдире. Спина прямая, плечи расправлены… и только взгляд, словно неугомонный мальчишка, продолжает перескакивать с места на место.
Нас разместили на третьем этаже, выделив, как сказал управляющий гостевым домом, лучшие комнаты. Самаэль дал мне пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок, потом мы должны были отправиться на ужин.
Убранство комнаты я не стала разглядывать, хотя и отметила изысканность, с которой все обставлено. Быстро юркнула за ширму, умылась, переплела косу, растрепавшуюся с дороги. Не дожидаясь посторонней помощи, принялась разбирать саквояж. Вынула темно-вишневую юбку и сливочного цвета блузу с высоким воротником, украшенным жабо и брошью. Пусть так, но мне хотелось скрыть артефакт-ошейник от посторонних глаз. Дорожные туфли сменила на новые — из мягкой кожи, с ремешками и устойчивыми каблуками.
Бросив последний взгляд в ростовое зеркало, я крутанулась на носках, выскочила в коридор и… чуть не врезалась в Самаэля. Отшатнулась от неожиданности и принялась извиняться, но меня остановили.
— Все в порядке. К тому же мне приятно видеть, сколько эмоций у тебя вызвала столица. По правде сказать, я почти забыл, что люди умеют так искренне чему-то радоваться.
Я смутилась. Опустила руку на предложенный локоть и зашагала рядом. Щеки грел румянец, заставляя вспоминать не только тон Самаэля, прозвучавший мягче обычного, но и недавнюю проверку артефакта. Стоило воскресить в памяти ощущение чужих губ на моей коже, как щеки нагрелись сильнее, а пальцы дрогнули. Самаэль посмотрел на меня, тихо усмехнулся и накрыл мою ладонь своей. На мгновение я задержалась на перчатке взглядом.
— Я ведь больше не опасна?
— Верно.
— Значит… — голос пропал, выдавая охватившее меня волнение, — значит больше нет нужды прятаться за наведенной тьмой?
Самаэль вновь усмехнулся, однако отвечать не стал. Открыл дверь, галантно пропуская меня вперед, и вновь вернул мою руку себе на локоть.
Мы шли неспешно, уверенно — так, будто каждый день прогуливаемся по этим улицам. Самаэль рассказывал о самой Кайдире, об огромной библиотеке, чьи башни виднелись вдалеке. Я с интересом слушала, лишь иногда отвлекаясь на витрины, в которых выставляли диковинные вещи. Многие из них мне не доводилось видеть прежде.
У одной из лавок мы остановились. Я с изумлением глянула на вывеску, на которой большими буквами значилось «Ателье мастера Турри». Повернулась к Самаэлю, без слов спрашивая, входить ли нам, и, получив в ответ кивок, толкнула дверь. Над головой звякнул колокольчик.
— Иду! — раздалось из глубины ателье.
Самаэль, вновь поймав меня за руку, уверенно провел к гостевой зоне. В полукруглой нише стояли небольшой диван на два места, пара кресел и вытянутый овальный стол на низких ножках. Едва мы сели, появилась женщина в фиолетовом костюме. Свободная юбка открывала крепкие сапожки на шнуровке, белая блуза, скроенная на манер мужской рубашки, была исколота цветными булавками. На правом запястье, закрепленная резинкой, сидела подушечка, утыканная иголками.
— Мастер чернокнижник, какая честь! — радостно поприветствовала дама.
— Здравствуй, Турри. Замечательно выглядишь.
Я растерянно нахмурилась. Турри? Владелица ателье? Но ведь обычно держать подобные заведения дозволяется только мужчинам. Женщины могут быть лишь наемными работницами. Неужели в столице все иначе? Но как же… Ведь сколько раз приятель Лаура говорил о портных и ни разу не упоминал женских имен. Да и Турри, если задуматься, не женское имя.
За размышлениями я совсем упустила момент, когда собеседники замолчали. Я напряглась, ощутив на себе внимательные взгляды.
— Переживать не стоит, — на лице Турри замерла доброжелательная улыбка. — Еще никого не съели в моем ателье. Ну же, дорогуша, не тушуйтесь! Что вы так сжались, будто привыкли ждать от людей только плохого? Пойдемте, пойдемте… — меня потянули вглубь ателье. — И не сомневайтесь, на вечере вы будете блистать. Уж если Турри взялся за дело, иного результата ожидать не стоит!
Взялся? Так это все-таки мужчина?!
Однако ни спросить, ни осознать услышанное я не успела. Мы вошли в небольшую комнатку, и тут же ко мне кинулись четыре или пять девушек в одинаковых желтых платьях. Понять точное количество не получалось — до того быстро они мельтешили! В какой-то момент, устав пытаться уследить за движениями помощниц мастера, я закрыла глаза и простояла статуей до конца снятия мерок, пока Турри не хлопнул в ладоши. Тут же девушки кинулись в рассыпную, словно стайка ярких птичек. Сам Турри широко улыбнулся и потянул в обратную сторону.
— Тебе не стоит волноваться, — повторил он сказанную ранее фразу. — Чернокнижники крепко держатся за своих избранниц.
Я посмотрела на портного с удивлением. Он озорно подмигнул и вдруг остановился, скрывая нас от гостевой зоны за рулонами ткани.
— В Кайдире хватает швейных мастеров, и заказать платье на один вечер, пусть даже в императорской резиденции, не проблема. Но платья Турри заказывают только для очень дорогих людей, — теперь на меня смотрели серьезно, едва ли не хмуро. — Ко мне приходят лишь особенные. И приводят лишь особенных. Но чернокнижники… Кто их разберет? Сегодня они танцуют на балу, а завтра они лишь пепел. Мой тебе совет: подумай дважды, прежде чем связывать свою судьбу с обреченным.
Глава 28
Слова мастера Турри не выходили из головы. Великолепие Кайдиры стерлось — теперь я почти и не смотрела по сторонам, только на Самаэля. Он казался все таким же невозмутимым. Шел неспешно, уверенно, и так же уверенно держал мою руку. Я не спрашивала, куда мы идем. Даже когда он поймал экипаж и распахнул передо мной дверь, я не проронила ни слова — безропотно забралась внутрь и устроилась на оббитом бархатом сиденье. Возничий щелкнул поводьями, и повозка, качнувшись, тронулась с места.
Я молчала, продолжая украдкой поглядывать на Самаэля. Он тоже не спешил заводить разговор. Так мы и ехали — в тишине. Хотя стоит признать, абсолютной она все же не была: сквозь открытое окно доносился цокот копыт, шум улицы и людской гомон. Несмотря на вечернее время, в Кайдире кипела жизнь.
Спустя четверть часа экипаж остановился. Самаэль выбрался первым и помог спуститься мне. Дал время оглядеться. Перед нами оказалось старое здание — большое, местами разрушенное, поросшее плющом и вьюнком. Торчащие из стен лампы разгоняли сумерки теплым желтым светом. Пахло травами и, на удивление, чем-то вкусным.
Я вопросительно посмотрела на Самаэля, но он лишь качнул головой, поймал мою ладонь и уже привычно устроил ее у себя на локте. Мы нырнули сквозь арочный проход, забрали левее. Миновали узкий коридор и ступили на винтовую лестницу.
Против обыкновения, она оказалась удобной и довольно широкой. Мы с Самаэлем шли рядом, не испытывая даже тени дискомфорта: никому из нас не приходилось жаться к стене, не возникало страха упасть. Проворный вьюнок вился по каменной кладке, будто сопровождая. Редкие белые цветы, попадая в свет ламп, казались желтыми.
Мы поднимались долго. Шорох наших туфель о каменные ступени звучал убаюкивающе-размеренно. Влетающий в узкие стрельчатые окна ветер доносил запахи вечерней свежести. Под его порывами становилось зябко, и один раз я даже не сдержала дрожи. Самаэль почувствовал ее — повернулся и посмотрел на меня, будто с удивлением. Я сдержанно улыбнулась и качнула головой, без слов говоря, что все в порядке. Однако отворачиваться не спешила.
Сейчас в вечерних сумерках тьма Самаэля казалась особенно непроглядной. Вот только я больше не боялась ее — причем, уже давно. Напротив, для меня она стала естественной, частью самого Самаэля. И как-то незаметно я поймала себя на мысли, что даже его внешность перестала иметь значение.
Самаэль менял меня. Незаметно, но неотвратимо. Именно с ним я впервые почувствовала себя слепой, вынужденной вслушиваться в голоса, запоминать очертания чужого лица пальцами, губами. И вместе с тем именно с ним я прозрела — сумела сорвать маски с чудовищ, что притворялись моей семьей долгих тринадцать лет. Самаэль открыл мне правду о самой себе и научил не бояться ее.
Сердце забилось чаще. На секунду я испугалась, что оно выдаст меня, но, к счастью, лестница закончилась, и мы ступили в новый коридор. Стук каблуков о каменный пол зазвучал громче биения взволнованного сердца.
Мы сделали еще с десяток шагов, нырнули под арку, оплетенную вьюнком, и остановились. На секунду дыхание перехватило.
Над нашими головами проплывали облака, розовые от лучей закатного солнца. Широкая площадка, огороженная частично разрушенными стенами, практически нависала над городом. Сотни огней — в окнах и от уличных фонарей — разбавляли темные острова каменных построек, словно река. Светящиеся рукава протянулись через всю Кайдиру — до противоположного холма, на котором стояла столичная академия наук, казавшаяся лиловой в это время суток.