Что-то совсем мне не хочется здесь работать. Марина блондинка, пусть и крашенная, голубоглазая, но, кажется, это линзы — слишком насыщенный цвет.
— Да не бойся, сразу напряглась, — усмехается, поправляет волосы, — Нам действительно нужны люди, я думаю, что заказы ты в состоянии принять, пока будешь с блокнотиком, потом научишься запоминать, как все наши девочки. С графиком пойдем навстречу, но на пятницу и субботу думай, куда пристроить ребенка, в эти дни у нас всегда полный аншлаг. На этой неделе еще пройди медкомиссию для санитарной книжки, можно в любом медицинском центре за деньги, чтобы не терять время в бесплатных поликлиниках. Обеды будут, может, Рустам и ужином поделится, голодной ходить не будешь. Форма… — вновь окидывает меня придирчивым взглядом. — Юбку с блузкой выдадим, надеюсь, туфли на каблуках умеешь носить, ибо балетки у нас тут не приветствуются. Черные есть?
— Есть.
— Отлично. Трудовая с собой?
— Так у меня и не было ее.
— Я тебе одолжу, — выдвигает верхний ящик стола, достает серую и темно-синюю книжки размером с небольшой блокнот. — Купишь завтра и вернешь мне.
— Так вы меня берете? — обескураженно переспрашиваю, с неверием смотря на Марину. Та приподнимает свои идеальные брови и усмехается.
— Берем. Иди в зал, найти Таню, она будет твоим наставником первые три дня. Сегодня поработаешь до шести, завтра выходной, чтобы пройти комиссию и купить трудовую и медкнижку, — показывает мне синюю книжку. — Все понятно?
— Да!
— Иди.
Меня взяли!!!
Я готова была танцевать сразу же, едва закрыв за собой дверь, но пришлось только безмолвно попрыгать на месте, прижимая к груди сумку.
Невероятное чувство эйфории. Я забыла, каково достигать своих целей, каково чувствовать, когда получается лучше, чем планировала. Меня переполняло чувство гордости за себя, осознание, что маленькими шажочками иду в сторону своей цели. Сколько мне нужно здесь проработать, чтобы суд поверил в серьёзность моей работы? Полгода? Год? И все это время я не буду видеть Лизку? Я все же надеюсь, что такого развития сюжета не будет, не хочу даже допускать мысль о том, что мне не отдадут дочь.
Руслан говорил о том, что Градовские пекутся о деньгах. Я готова написать отказную на эти деньги, готова написать и отказ на алименты, мне ничего не нужно от этой семьи. Я хочу забыть все, что меня связывало с Артемом.
Не знаю, смогу ли после развода строить отношения, страх никуда не делся. В идеале мне следует поработать с психологом, но я не представляю, как мне вытащить вновь воспоминания о своем браке. Ведь следует понять, когда произошел тот самый роковой перелом, когда Артем из милого парня превратился в бешеного зверя, когда нежность обернулась грубостью, когда боль стала признаком его удовольствия.
Мне сложно поверить в то, что Градовский всегда любил жестокость. В моих воспоминаниях он улыбчивый, обходительный, милый. Я помню нашу первую близость. Он старался быть максимально осторожным, не торопился и ждал полной моей готовности и безоговорочного доверия. И я ему поверила, полюбила и согласилась быть с ним всегда: в болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть нас не разлучит.
Что-то меня потянуло размышлять о прошлом, когда стоит решить проблемы в настоящем. Поэтому иду в зал, спрашиваю у бармена Ника, где найти Таню. Таня оказывается улыбчивой брюнеткой. Она сразу берет меня в оборот, показывает раздевалку, где девушки переодеваются в форму. Тут же мне выделяют шкафчик, куда я кладу свою сумку и одежду, так как Таня приносит мне чистую, отглаженную форму, которая мне чуток велика, но не критично. Туфли на каблуках моего размера тоже дают на время.
Мне кажется немного странным, что сразу после собеседования меня отправляют работать в зал, но, возможно, так лучше, нет времени испугаться и сбежать.
Время приближалось к концу ланча. Мне уже разрешалось самостоятельно брать заказы, я приветливо улыбалась, мне улыбались в ответ, и никто не хмурился на мою медлительность, даже повторяли свой заказ, если видели мою растерянность.
— Женя, твой седьмой, — на ходу бросает Таня, я беру блокнот и ручку, иду к указанному столику, но чем ближе подхожу к нему, тем тяжелее дается каждый шаг.
Я узнаю его. Узнаю из тысячи, узнаю во сне, узнаю и через сотни лет. Время идет, могу его не видеть неделю, две, а все равно буду помнить, как вспыхивают злыми огоньками зеленые глаза, если что-то вдруг не по вкусу. У меня возникает ощущение какого-то кармического круга: как бы ни убегала, как бы ни сопротивлялась, как бы ни сворачивала с избранного пути, я все равно возвращаюсь к нему.
— Добрый день, что будем заказывать? — нужно улыбаться, нужно делать вид, что видишь его первый раз, даже если сердце пропускает удар, а потом падает куда-то вниз к самым ногам и не возвращается на свое место.
— Добрый день, — он поднимает глаза, на секунду замирает на моем лице. Уголок губ дергается, но не улыбается. Руки холодеют от его бездушного взгляда палача.
Я поспешно отвожу глаза в сторону и смотрю на его спутницу. Какая-то молоденькая блондинка с ярко-голубыми глазами. Странно, но чем-то похожа на меня. Смотрит с восторгом и обожанием на своего спутника, не реагирует ни на что вокруг. Впрочем, в свое время я точно так же смотрела на него, и весь мир мог подождать.
— Фирменное блюдо вашего ресторана и красное полусладкое, — вздрагиваю, когда меню резко закрывают, испуганно смотрю в потемневшие зеленые глаза.
Неприятный холодок ползет вдоль позвоночника, от страха дышу часто и поверхностно. Поспешно забираю меню и чуть ли не бегом ухожу подальше от этого столика. Я спиной ощущаю, как меня щупают глазами, раздевают и не скрывают своего желания. Ему похрен, что рядом сидит восторженная девица, готовая исполнить любую его прихоть. Он сейчас хотел меня.
14
— И на эту жизнь ты променяла меня? — подпрыгиваю на месте, услышав голос за спиной. Оборачиваюсь, рука сжимает ворот куртки, в панике озираюсь по сторонам, с явным облегчением выдыхаю, заметив за спиной Артёма прохожих.
Возле запасного выхода между домами никого нет. И то, что где-то рядом люди, немного успокаивает, но руки все равно начинают мелко дрожать.
На улице светло, бояться, что нападет при свете дня, глупо. Артем хоть и поднимал руку, но это происходило наедине, когда рядом никто из посторонних не присутствовал. В моих интересах находиться с ним на людях, в случае чего можно закричать.
— Ты меня напугал.
— Да ладно? Отвыкла от меня? — ухмыляется, медленно скользя по мне оценивающим взглядом. Выдерживаю этот осмотр. Артем поджимает губы, видимо, рассчитывал обнаружить тут умирающую от голода и от тоски.
— Раз ты здесь, думаю, можно договориться по поводу встречи, чтобы я отдала тебе ключи от квартиры и машины.
— Ты себе папика нашла? — угрожающе двигает челюстью, опасно прищуривая глаза. — Хотя… какой папик, раз ты работаешь официанткой. Наверное, какой-нибудь слесарь из ЖЭКа.
— Тебе какая разница, сам тоже зря время не теряешь, — задираю подбородок, Артем в два шага преодолевает расстояние и хватает меня за локоть, дернув на себя.
— Что позволено Юпитеру, не позволено быку. И ты, моя дорогая женушка, забываешь свое законное место, — его глаза блуждают по моему лицу. Еле дышу от страха, так как Артем похож на безумца, у которого случилось обострение болезни. Глаза лихорадочно блестят, губы подрагивают, и весь он в каком-то напряжении.
— Ведьма, — шепчет, прислоняясь к моему лбу.
Страшно пошевелиться, подать признаки жизни, стою, как статуя, только глаза мечутся в разные стороны. Никому до нас нет дела, со стороны выглядим как парочка.
— Вот чего тебе не хватает? — заглядывает мне в глаза, смотрит проникновенно, с нежностью, но это так обманчиво. Знаю, как эти глаза могут метать молнии и убивать своей жестокостью иль равнодушием.
— Я ж люблю тебя, дура ты такая, — свободная рука касается моего лица, дергаю головой в сторону, Артем сжимает мой подбородок. Больно, стискиваю зубы, не отвожу глаза в сторону, хоть и хочется.
— Чтобы ты не вытворяла, я готов тебя простить, принять обратно, — очерчивает большим пальцем мои губы, смотрит на них вожделеющим взглядом. — Ты прочно засела у меня в мозгах и в яйцах. Никто не нужен.
— Извини, но назад пути нет. Между нами ничего не может быть.
— Не может? — усмехается, хватает мою руку и кладет ее к себе на ширинку. Под пальцами сквозь ткань брюк чувствуется его возбужденный член.
— Я хочу тебя! — жаркое дыхание опаляет мою шею, передергиваю плечами.
— Артем, поезжай домой, тебя ждет дочь… или отдай ее мне, раз она не нужна, — умом понимаю, что вряд ли мои слова как-то повлияют, но глупое сердце верит в чудо.
Артем смеется, отпускает меня и отходит назад.
— Забудь, Женя. Лизка будет со мной при любом раскладе. В твоих интересах засунуть свою гордость в одно место и забрать заявление о разводе. Съездим куда-нибудь вдвоем на море, где я с удовольствием вытрахаю всю дурь из твоей головы. А там родишь второго, третьего и перестанешь рыпаться вообще.
— Какие радужные перспективы, душить перестанешь?
— Я люблю тебя, Жень, что бы между нами ни происходило, другую бы на твоем месте укатал в асфальт и забыл бы ее имя. Папа до сих пор удивляется, что не припер тебя к стенке, а я понимаю, что тебе нужно почувствовать себя самостоятельной, показать мне, что сможешь прожить сама. Верю, сможешь, но без ребенка. Будешь упрямиться, Лизку не увидишь вообще. Даже о встречах договариваться будешь с моими адвокатами, предоставив справки от нарколога и психиатра.
Открыв рот от удивления, тут же его закрываю. Артему хорошо кто-то прочистил мозги, сам бы он до такого не додумался из-за того, что ему попросту это не надо. Или действительно слишком большие деньги Федор Львович отписал Лизке, что ее боятся выпустить из виду.