Прикусываю губу, приказываю себе не раскисать, не выдумать проблему, которой, возможно, нет. Руслан всегда выполняет свои обещания, в этом я уже убедилась, но обида жжет. Хочу обидеться, как маленькая девочка.
— Женя! — меня окликают, как только я выхожу на улицу со стороны запасного выхода. Вздрагиваю от неожиданности, на секунду испугавшись, а потом мозг дает сигнал расслабиться, так как я вижу Руслана.
— Привет, — против воли улыбаюсь. Поправляю на плече рюкзак, с интересом разглядывая второго мужчину.
Высокий, смуглый, темноволосый, с бородой, без улыбки. Его карие глаза внимательно изучают мое лицо. Энергетика этих мужчин разная. Кажется, от Руслана исходят волны напряжения, скрытой агрессии, властности. Это не чувствуешь, когда он один, но понимаешь, когда рядом находится противоположность. Незнакомец всем своим видом излучает спокойствие, уравновешенность, сдержанность.
Они разные, но оба источают уверенность в себе, оба по натуре лидеры. Странно, что они рядом. Между мужчинами не чувствуется дух соперничества, скорей уважение и полное понимание мыслей друг друга.
— Привет. Ты здесь работаешь? — в голосе Руслана нет презрения и пренебрежения. Он просто спрашивает для установления факта.
— Да, официанткой. Вторую неделю отработала.
— Это, с одной стороны, хорошо.
— А с другой?
— С другой — у тебя в четверг суд.
— Я помню. Не забываю. Ты хочешь меня порадовать? — надеюсь услышать «да», Руслан не спешит с ответом.
— Нам нужно по этому поводу поговорить. Ты домой?
— Да.
— Отлично. Сейчас завезем Эмина в отель и поговорим, — Руслан поворачивается к другу. Тот усмехается, пряча руки в карманах пальто.
— Я могу вызвать такси, не стоит из-за меня напрягаться, Руслан.
— Нам все равно по дороге, — по тону ясно, что обсуждению ничего не подлежит. Эмин качает головой, открывает для меня заднюю дверь, я благодарю его кивком головы.
В молчании довозим Эмина до отеля, мужчины жмут друг другу руки. Я наивно полагаю, что дальше мы поедем в кафе или ко мне, но машина несется в сторону Выборгского района.
— А мы, собственно, куда? — подаю голос, ловлю на себе взгляд Руслана в зеркале заднего вида.
— Ко мне.
— К тебе? — глупо повторяю за ним. — Зачем? Уже поздно.
— Тебя кто-то ждет? — иронично приподнимает бровь, прикусываю губу. Завтра выходной, мне, действительно, не очень хочется возвращаться в пустую квартиру, которая насквозь пропитана тоской и одиночеством.
Руслан живет в элитном доме на двадцать пятом этаже. Когда я захожу в квартиру, первое, на что обращаю внимание — ремонт. Он сделан со вкусом и не от балды, чувствуется рука опытного дизайнера, который учитывал вкусы заказчика. И невозможно назвать это жилище холостяцкой берлогой, скорей оно для семьи.
Настороженно смотрю на Руслана, но он небрежно кидает в деревянную вазочку ключи от машины и квартиры, отодвигает дверку раздвижного шкафа и вешает пальто. Вопросительно смотрит на меня, ожидая, когда я протяну ему свою куртку.
— У тебя мило. Я почему-то думала, что ты живешь где-то загородом, в своем особняке.
— А зачем мне дом? Я один, семьи у меня нет. Мне порой и эта квартира кажется слишком большой, — мужчина идет по коридору, я за ним, воровато озираясь по сторонам.
Ощущение, будто я попала в особое место, что я избранная, что меня удостоили чести побывать на личной территории Руслана, заглянуть ему в душу.
Вся квартира выдержана в спокойных бежевых тонах, белая современная мебель, техника. В гостиной большой угловой диван, панорамные окна, плазменный телевизор в полстены. Мое внимание привлекает стеклянный стеллаж, в котором стоят книги и две фотографии в рамках.
— Чай? — Руслан, не оборачиваясь ко мне, идет в кухню-столовую, которая совмещена с гостиной.
— Да, — на одной фотографии изображена молодая женщина, обнимающая мальчика. Оба улыбаются, счастливо смотря в объектив. На другой фотографии — пожилая женщина в черном платке и одежде обнимает того же мальчика, только вот глаза парнишки теперь смотрят в объектив серьезно, настороженно. Рядом с рамками лежит обычный золотой крест с цепочкой и серебряный полумесяц с мечетью на черной шнуровке. За фотографиями находятся Библия и Коран.
Я не слышу, как сзади подходит Руслан, но чувствую его присутствие за спиной. Оборачиваюсь, он смотрит на меня прищуренным взглядом. Что-то в его глазах заставляет меня задержать дыхание. Рядом с ним постоянно испытываю необъяснимое смущение и волнение.
— А буддизмом не увлекаешься?
— Нет.
— Ты не пьешь вино, значит мусульманин? — вспоминаю фрагменты поведения Руслана: не пьет алкоголь, принес говядину, но не чурается отношений с девушкой вне брака. Я не сильна в мусульманской религии, не знаю их каноны и правила. — Или все же христианин?
— Нет, — опускает глаза, приподнимая один уголок губ в подобие усмешки. — Ни то, ни другое.
— То есть? — не совсем понимаю его ответ, слышу, щелчок чайника.
— Ты какой чай предпочитаешь? Черный или зеленый? — чай? Я совсем забыла о том, что согласилась пить чай.
Мои мысли крутятся вокруг Библии и Корана. Загадочный, непостижимый и манящий. Руслан, как увлекательный ребус, я не уверена, что мне хватит терпения его разгадать, но и оставить не могу. Затягивает, как игромана в автоматах, как наркомана, впервые попробовавшего более сильный наркотик, с которого сам уже не слезет.
— Черный, — он смотрит слишком пристально, смотрит так, словно раздумывает над дилеммой: сейчас вытянуть из меня душу или чуть позже. А я думаю: сразу отдаться или еще посопротивляться, заранее зная, что поражение будет на моей стороне.
— Хорошо. Пойдем на кухню, как раз и поговорим.
Очень надеюсь, что сейчас он мне скажет, что я скоро увижу свою малышку. Не только увижу, но и заберу ее к себе. Любовь и желание быть с дочкой сильнее, чем какое-то там влечение к мужчине.
18
— К чаю у меня ничего нет, — как-то странно наблюдать за мужчиной, который разливает чай. Удивительно, что не заваривает из пакетика.
— Ну, кто ест сладкое ночью, — улыбаюсь, придвигаю блюдце с чашкой, когда Руслан ставит его передо мной.
— Иногда пробирает, но редко. Подожди, я сейчас приду, — оставляет меня одну, уходит в темноту квартиры, но быстро возвращается с какой-то папкой в руке.
— Давай без долгих разговоров о пустяках, приступим сразу к делу, — смотрит на меня пристально. — Тебе следует отдохнуть перед судом, выглядишь бледной.
Подношу чашку к губам, отпиваю вкусный чай. Бледная, худущая, с синяками под глазами. Каждое утро вижу себя в зеркале, но его забота приятна.
— Откровенно говоря, шансов забрать дочь у тебя нет. Ты только устроилась на работу, но твой доход и график не позволит полноценно присматривать за Лизой. Ты живешь на съемной квартире, никакой собственности у тебя нет. Как ты понимаешь, — вновь устремляет на меня внимательный взгляд и, убедившись, что я его слушаю, продолжает, — с такими возможностями против Градовского нет смысла бороться. Даже если бы судья не был куплен, все плюсы на его стороне.
— Она ему не нужна, — выдавливаю из себя мой главный аргумент, который не примут ни в одном суде. Я запрещаю себе впадать в истерику, обвинять Руслана в том, что оказался не волшебником. Умом понимаю всю правду его слов, но сердце… Сердце не хочет слушать эту правду.
— Ты знаешь, что это не доказательство.
— И что мне делать? Просто смириться с потерей ребенка? Отказаться от нее? Согласиться на условия Артема? — срываюсь, на имени мужа повышаю голос. Стискиваю руки, считаю до десяти, беру чашку. Криком и истерикой делу не поможешь. Руслан многое сделал, больше, чем Назаров, он хоть объяснил причину, почему семья Градовских так сильно цепляется за дочь, а не создает иллюзию безграничной любви к маленькому ребенку.
— А какие условия он тебе предложил? — его спокойствие меня убивает. Я опускаю глаза на дно чашки. Рассказать? Да тут и дураку понятно, что может мне предложить Артем, хотя откуда Руслану знать, какие мысли бродят в голове моего мужа.
— Он предложил вернуться.
— Так в чем проблема? — появляется еле заметная улыбка, которая таится в уголках губ, при этом темные глаза остаются предельно серьезны.
— Ты серьезно? Ты не понимаешь, что со мной случится, если я к нему вернусь! Он… — от возмущения начинаю задыхаться, Руслан встает, идет к кухне, где наливает в стакан воды из прозрачного графина.
— Выпей и отдышись. Я не заставляю тебя возвращаться, всего лишь спросил.
— Он будет надо мной издеваться и насиловать так, как ему захочется, а я буду молчать, буду вновь скрывать следы побоев, чтобы иметь возможность быть рядом с дочерью, пока однажды он меня не придушит и не закопает в лесочке или выставит все, как самоубийство, — стакан трясется в моих руках, не хочу плакать, но слезы текут.
Говорить сложно, думать об этом невозможно, а нужно. Какие у меня шансы, что я еще раз увижу Лизку? Сколько раз мне потребуется прогнуться под Артема, чтобы нам позволили увидеться с малышкой? Подписать отказную и забыть все, что связано с Градовским? Забыть дочь? Но как можно забыть сердечко, что билось рядом с твоим? Как забыть ту боль, которая предшествовала появлению чуда на свет? Как можно забыть запах молока и ванили? Забыть первую улыбку? Первый смех? Проще лишиться памяти.
— То есть нет шансов? — в голосе еще теплится надежда, Руслан задумчиво смотрит на меня, крутя чашку на блюдце вокруг своей оси.
— Есть два варианта. Первый — ты устраиваешься на супер крутую работу, за короткий промежуток времени взлетаешь вверх, обзаводишься квартирой, машиной и подаешь в суд для повторного рассмотрения дела по поводу проживания дочери.
— У тебя отличное чувство юмора, — иронично замечаю, смотря на мужчину. Он усмехается. — А второй вариант?