— Артём, давай не будем, — медленно поворачиваю голову в его сторону. В глазах мелькает тень недовольства, поджимает губы. — Я рада, что мы с тобой остались цивилизованными людьми и можем договориться по поводу Лизы.
— Она остаётся со мной.
— Я не спорю. Я рада, что ты разрешаешь нам видеться чаще, чем постановил суд. Для меня это очень важно.
— Ты можешь ко мне вернуться и видеть дочь каждый день.
— И каждый раз гадать, наступит ли завтра для меня или нет?
— Я обещаю, что этого больше не повторится.
— Артем, давай без этого, — кручу в руке палочку, Артем хрустит пальцами, его ярость искрится где-то внутри, вот-вот замкнет, и будет фаер-шоу.
— У тебя появился другой?
— Что? — удивленно вскидываю брови, потом смеюсь, качая головой. — Нет, после тебя, милый, никого не хочется.
— Да ладно, хочешь сказать, что все эти месяцы без меня, ты ни с кем не трахалась? — не верит, это видно по глазам, в которых пляшет ревность вместе со злостью в своем кармическом танце.
Вот что ему сказать? Правду говоришь — не верит, лжешь — удушит, поэтому благоразумно молчу, не улыбаюсь и не отвожу глаза в сторону.
— После тебя, Артем, мне еще нужно психолога посещать для реабилитации, поэтому ни о каком сексе с другим не может быть и речи. Мне комфортно быть с собой.
— Ну да, — хмыкает. — Тебя действительно ни с кем не видели, кроме твоих коллег. Не скучно?
— Мне нормально. Я счастлива на семьдесят процентов, стараюсь жить одним днем и ничего не планировать. Остальные тридцать процентов заключены в ней, — Лизка задумчиво что-то рассматривает на земле, наверное, каких-то паучков. Вот мой смысл жизни.
Жизнь — странная штука… Мужчина, к которому я почувствовала доверие, как появился внезапно, так и исчез без предупреждения. Я наивно ждала его звонка, прислушивалась к шагам на лестнице. Через две недели поняла, что он не придет, а я не позвоню. С этой мыслью удалила его номер из телефонной книги. Именно в эти две недели решился вопрос моих свиданий с дочкой, удивил Драгунов. Он после заседания попросил уделить минутку, разговор был коротким. Спросил, работаю ли я официанткой, получив отрицательный ответ, всучил мне визитку, сказал, чтоб позвонила, и ушел, оставив меня в шоке.
Позвонила через три дня из любопытства. Мне ответила девушка Марина, представилась директором компании, которая занимается организацией различных мероприятий для бизнесменов, политиков, звезд шоу-бизнеса, как нашей российской эстрады, так и зарубежной. Им требовался помощник. Терять мне было нечего, а бодрый голос Марины, которая разговаривала на бегу, потом выяснилось, что это ее обычное состояние, располагал к себе.
После месячного испытательного срока, меня перевели на постоянку. Рядом с должностью официантки в трудовой книжке появилась надпись: менеджер организации мероприятий. За моей спиной уже десять самостоятельных мероприятий. Десять положительных отзывов. Мне теперь доверяли не только создать с нуля закрытую вечеринку, но и важные значимые события, например, сегодняшний слет успешных предпринимателей. По идее я должна сейчас находиться в одном из отелей, который забронирован для сходки богатых и очень богатых людей, но Марина великодушно отпустила меня на пару часов для свидания с дочкой. Она знала мою историю, не во всех подробностях, а всего лишь факт развода и отдельного проживание Лизки. И работой, к слову, я довольна, она давала мне уверенность в завтрашнем дне, позволила ощутить себя полезным, толковым сотрудником, который не зря получает свою зарплату.
— Мне пора, — Артем напоминает мне, что остались последние минуты, когда я еще могу смотреть на дочку.
— Когда мы в следующий раз увидимся? — встаем со скамейки, затаив дыхание, смотрю на бывшего мужа.
— Не знаю. Я в конце недели уезжаю в Лондон.
— Я могу встретиться с Лизой без тебя, — осторожно произношу свои заветные мечты, Артем хмурится.
— Мне не нравятся ваши одиночные встречи, предпочитаю быть рядом.
— Ольга Васильевна рядом, как и Никита, я всегда на виду. Позволь мне увидеться с дочкой.
— Позвоню, возможно, дочь возьму с собой, — задирает подбородок и вызывающе смотрит на меня сверху-вниз. Мне остается только изнутри прикусить щеку, не показывать ему свое разочарование и досаду. Мой день по понедельникам, он официально оформлен, все остальные встречи случаются по настроению Артема. Судя по его недовольству, которое ощущается физически, на внеплановую встречу рассчитывать не приходится.
Отворачиваюсь от Градовского, иду к Лизке, широко улыбаясь. Дочка ковыряет пальчиком землю, увидев меня, быстро прячет руку за спину и хитро улыбается.
— А кто у нас тут пальчики грязные прячет? — приседаю перед ней на корточки, достаю из сумки влажные салфетки. Беру маленькую ладошку и не спеша стираю с кожи грязь.
— Куша, — склоняет головку на бок, в глазах ожидание, я беру ее подмышки и прижимаю к себе. Устраиваю Лизку на согнутом локте, поправляю на ней задравшуюся футболку.
— Сейчас с папой поедешь домой и тебя покормят, а моя сладкая девочка послушно все скушает.
— Не, — мотает головой, обнимает меня за шею. — Не! — Своими объятиями она рвет мне сердце в клочья, так происходит каждый раз, когда наступает минута расставания. Это тяжелый момент, когда я должна улыбаться, делать вид, что все прекрасно, не показывать ни окружающим, ни собственному ребенку, как больно от этого мгновения. Не показывать, как трудно становится дышать, как на сердце образуется дыра, которая к новой встрече затягивается, чтобы потом вновь разойтись по швам. Я всегда после свиданий хожу два дня больная, в полном упадке сил, заставляя себя ни о чем не думать.
Передаю Ольге Васильевне Лизку, напоследок поцеловав ее в лобик, дочка не сразу понимает смену людей. Артем кивает мне головой и быстрой походкой идет к выходу из парка. Я отворачиваюсь, направляюсь в противоположную сторону, сдерживая предательские слезы. Поплачу потом, когда никого рядом не будет, когда на часах будет полночь.
Слышу плач, громкий, призывный плач. Замираю посредине парковой дорожки, стискиваю ладони до боли от ногтей. Плач становится громче, надрывнее. Откидываю голову назад, прикрыв глаза, чувствуя, как по щеке сначала скатывается одна слеза, потом другая, потом образуются два ручья. А крик становится все тише, его уже почти не слышно, но я его слышу, я там, в тонированном черном джипе с малышкой, которая сейчас выгибается дугой в автокресле, машет руками, ногами, протестует против реальности. Никого не слушает и не поддается утешениям.
Первый шаг труден. Он всегда для меня невозможен, но я делаю этот гребанный шаг, я делаю этот шаг. В очередной раз задаюсь вопросом, а не слишком ли высока цена за свободу. Второй шаг еще труднее сделать, потому что я готова развернуться и бежать со всех ног к машинам, взять на руки Лизку и никогда ее не отпускать. Пусть Градовский делает со мной все, что захочет, только б не слышать, как плачет мой ребенок, не видеть слезы в ее огромных голубых глазах.
Через боль, через силу я все же покидаю парк, отключаю себя от любых эмоций. Доезжаю на метро до станции «Технологически институт», вдоль Московского проспекта торопливо иду к саду Олимпия, где расположен отель «Олимпия Гарден».
К входу подъезжают два черных мерседеса, обхожу машины стороной. Мне нужно найти Марину и быстро вникнуть в рабочий процесс, чтобы не было и минуты подумать о личном.
— Позвольте, — раздается сзади мужской голос, я застываю, как статуя, не веря своим ушам. Этот голос… Голос, от которого у меня сейчас все волосы встают дыбом. Голос, который заставляет мое сердце учащенно биться в груди. Я совсем теряю связь с реальностью, не свожу пристального взгляда с загорелой руки, которая открывает мне входную дверь. Рукав пиджака немного задирается, вижу часы. Те самые часы с кожаным коричневым ремешком. Мне нужно срочно убедиться, что я не страдаю ни слуховыми, ни зрительными галлюцинациями. Осторожно поворачиваю голову, медленно поднимаю глаза к лицу. Сначала подбородок с аккуратной бородкой, потом губы… не улыбаются, уголки немного опущены вниз. Нос, еще выше, вот глаза. Черные, жгучие, опасные. Убийственно спокойные, внушающие внутренний трепет. Во рту моментально все пересыхает, пропадает дар речи, я способна только глупо хлопать ресницами и смотреть в эти черные омуты.
— Руслан Султанович, мы вас ждем, — перед нами появляется седой мужчина в очках, мельком бросает на меня обычный взгляд, расплывается в приторной улыбке, смотря на Руслана.
Я отвисаю, опускаю глаза, чувствуя, как пылают щеки, торопливо захожу в отель, распрямляя плечи под пристальным взглядом черных глаз.
— Ну наконец-то, — как черт из табакерки, возникает Марина. — Некогда раскачиваться, иди в буфет и проконтролируй все ли там в порядке с напитками и закусками.
Киваю головой, на ходу расстегиваю свой жакет, слушаю Марину, но мыслями я в холле. Он здесь… Рядом. И это меня тревожит и волнует одновременно. Чем он занимается? Что он тут делает? Впрочем, какая разница. Будет ли возможность нам поговорить? Если будет, то о чем нам говорить? Тысяча мыслей совсем не по делу проносятся в моей голове, ловлю себя на том, что постоянно ищу глазами высокую фигуру Руслана среди участников этого слета. И, когда нахожу, сердце екает, подпрыгивает к горлу, потом сплошняком летит вниз, не знаю, что после него остается в таком полете. Встречаемся глазами, расстояние между нами перестает иметь значение, присутствующие отошли на задний план, есть только он, я и эта минута.
27
Можно не смотреть на человека каждую минуту, но чувствовать его присутствие, его взгляд в свою сторону. Можно делать вид, что тебе все равно до пристального внимания, а украдкой самой наблюдать за ним.
За три месяца, что я его не видела, Руслан сейчас мне кажется ещё более красивым, мужественным, серьёзным. Белая рубашка оттеняет смуглую кожу, чёрный галстук гармонирует с цветом его глаз. Темно-синий костюм сидит на нем, как на заказ, подчеркивая ширину плеч. На него смотрят все женщины: как участницы слёта, так и обслуживающий персонал. Официантки слишком часто мелькают перед ним. В зале, конечно, есть и другие мужчины, но ни один не обладал дистанционной харизмой, когда, ничего не делая, обращаешь на себя внимание.