— Трахается лучше меня? Или что в нем такого, чего нет у меня? Богат? Внимателен? Не бьет? — губы складываются в ужасную улыбку, от которой у меня волосы встают дыбом.
— Мне больно, Артем.
— Давай поедем с тобой в ресторан, я подарю тебе цветы, кольцо. Хочешь, поедем с тобой во Францию! Ты же любишь Париж, особенно перед католическим Рождеством. Может, на Мальдивы? Только ты и я, никого вокруг. Будем заниматься с тобой сексом, я подарю тебе весь мир, только вернись ко мне!
— Отпусти меня, пожалуйста…
— Хочешь новую шубу, да не вопрос, куплю тебе шубу. Машину куплю, какую захочешь. А помнишь, ты мечтала иметь собственный дом, все будет, только вернись ко мне, — он не слышит меня, он зациклился на мысли меня вернуть.
Я пытаюсь вывернуться, но он сжимает меня крепче, на лице точно останутся синяки от пальцев. С расширенными глазами смотрю на Артема и понимаю, что сейчас полезет целоваться. Он склоняется к моим губам, прижимается, пытается просунуть язык внутрь, к горлу подкатывает тошнота. Сжимает мои щеки, вынуждая приоткрыть рот, меня передергивает, когда влажный язык проникает между губ.
— Мама, папа, — как сквозь вату доносится звонкий голос Лизы. Артем кусает до крови губу, отпускает, поспешно прикладываю ладонь ко рту. Дочка подбегает к нам, протягивает Артему желтый листик, я поспешно встаю со скамейки и иду за ней. Лиза самостоятельная девочка, видно, что над ней не трясутся, не одергивают на каждом шагу. Я иду за дочкой не для того, чтобы контролировать каждый ее шаг, а чтобы не оставаться наедине с Градовским.
Руслан знает, что сегодня у меня встреча с Лизой, он в курсе и про Артема, точнее о его присутствии рядом. Я сама ему все рассказала, на каких условиях встречаюсь с дочкой. Он удивленным не выглядел, возможно, знал, но мне было спокойнее самой рассказать. Сейчас, качая Лизу на качелях, размышляю, говорить о случившимся или нет. Надо же как-то объяснить происхождение опухлости губы, не оса же меня осенью укусила, и синяки скорей всего завтра появятся.
Артем больше ко мне не подходит, держится на расстоянии, терпеливо ждет, когда истекут последние минуты нашей встречи. Я беру на руки Лизу и неторопливо иду к машинам.
Расставания наши теперь проходят по одному сценарию: я доношу дочь до машины, сажаю ее в автокресло, пару минут обещаю, что в следующий раз мы пойдем в прекрасное место. С улыбкой до ушей целую ее в щечку, жму ручки, дожидаюсь с ее стороны ответной улыбки, говорю, что маме пора на работу и ухожу. Душераздирающего крика, рвущего на части сердце, нет, но оно все равно мчится вслед отъезжающей машине. Я не могу до конца смириться с тем, что мы живем раздельно, что я не вижу ее каждый день. Не могу… Мне нужно еще три часа побыть с собой, затеряться в толпе, чтобы потом появиться перед Русланом довольной своей судьбой. Ему ни к чему видеть мои заплаканные глаза, наполненные тоской. Жалости с его стороны меньше всего хочется.
32
Открыв дверь, я понимаю, что сегодня у нас гости. Во-первых, несколько пар мужской обуви, во-вторых, из кухни доносятся приглушенные голоса. Наверное, это хорошо, что сейчас Руслан занят.
Обычно по вечерам мы вдвоем лежим на диване, я смотрю какой-нибудь дурацкий фильм по телевизору, он внимательно изучает какие-то таблицы с цифрами и графики. Обожаю наши уютные вечера, в мягком свете от настенных бра, с бокалом вина и вкусными конфетами. Мне безумно нравится, когда Руслан задумчиво перебирает мои пальчики на ногах, хмурит свои черные брови, поджимает губы. Последнее время у него часто появляется озабоченное выражение лица.
Свет не включаю, мне вполне хватает полоски из гостиной, поэтому быстро снимаю пальто, ботинки. Надеюсь, Руслан не потребует выйти к его друзьям, настроения нет — это раз, разбитая губа — это два. Еще подумают, что он меня избивает.
— Привет, ты чего в темноте? — он появляется неожиданно, вздрагиваю.
— Привет. А мне достаточно света. У нас гости?
— Скорей внеплановое совещание.
— Я нужна?
— Нет.
— Тогда пойду прилягу, голова болит, — подхожу к Руслану, стараюсь держать тени, чмокаю его в небритую щеку, провожу рукой по его руке. Мне нравится его трогать, использую любую возможность к нему прикоснуться. Наверное, я так себя убеждают, что он реальный, не плод моей фантазии.
— Жень, — окликает возле двери спальни, оборачиваюсь. — Как прошла встреча?
— Хорошо. Даже расстались без слез, — его интерес греет душу, улыбаюсь, стараюсь не морщиться. Он кивает головой и возвращается к гостям, я торопливо прячусь в спальне, а там сразу иду в ванную комнату.
Пристально себя рассматриваю в зеркале. Губа опухла, можно действительно свалить на пчёл, ос, шмелей, беда только в том, что их сейчас нет, на улице давно нулевая температура по ночам. Ещё вариант — прикрыться герпесом.
Принимаю душ, переодеваюсь в пижаму, мажу кремом лицо, потом губу, создаю иллюзию простуды. Я не хочу говорить Руслану об Артёме, о его поцелуе. Он не промолчит, может психануть, это со стороны кажется, что Руслан сдержан на эмоции, я в сдержанность его не верю. Просто уже заметила, когда сердится, глаза мечут молнии, кулаки сжимаются, смотрит перед собой, потом приходит в себя и разговаривает спокойным голосом. У нас были моменты, доходящие до ссор, но, благодаря его выдержке и моему благоразумию, до биться посуды не доводили друг друга.
Я боюсь только одного, что мой бывший может в приступе ревности действительно запретить видеть дочь, увезет ее из страны, спрячет так, что никто не найдет. И никакие суды, юристы ничего не изменят. Артем может, поэтому проверять действительность его угроз не хочется.
Понимаю, что у него навязчивая мысль вернуть меня себе. Видимо, до сих пор не нашел покладистую девушку, смотрящую ему в рот. Не нашел ту, которую можно ломать, унижать, насиловать и издеваться, как пожелает его извращенная душа.
Прикладываю ладони к щекам. Если спросил про наличие мужчины в моей жизни, значит не следит за каждым шагом, значит не знает о Руслане. А если узнает… Прикрываю глаза. Об этом лучше не думать, даже мысли не допускать. Наверное, поспешила я менять свою жизнь в личных отношениях. Нужно было выждать момент, когда Артем перестанет требовать меня вернуться к нему.
Иду к кровати, залезаю под одеяло и смотрю в окно. На душе тревожно, мысли перескакивают с одной темы на другую, но в основном думаю об Артеме, о его реакции, когда ищейки ему доложат, где и с кем я живу. Страх вновь заполняет меня с самого края до макушки, тот самый страх, который не позволял мне закрыть глаза, заставлял прислушиваться к звукам в подъезде и постоянно оглядываться через плечо, чувствуя на себе взгляд. Ко мне вновь возвращается то нервозное состояние, когда Артем отнял у меня дочь и пригрозил расправой.
Грызу край одеяла, веки опускаются, меня одолевает поверхностный сон. Сон чуткий, поэтому слышу, как заходит Руслан, идет в ванную, слышу, как включает воду. Он возвращается в комнату, матрац немного прогибается под его весом, сильная рука обнимает меня за талию и притягивает к себе. Мокрый, от него пахнет гелем для душа, им самим, а еще он полностью обнаженный и с эрекцией.
— Вы уже все?
— Да, без толку провели время, — голос уставший, последнее время он в каком-то напряжении, напоминает пороховую бочку среди динамита, того глядишь и рванет, разнесет всех и вся вокруг. Зарывается лицом в мои волосы, рука ныряет под футболку, скользит по животу, поднимается вверх, накрывает грудь и сжимает ее. Я инстинктивно выпячиваю попу, Руслан целует за ушком, потом прикусывает мочку и щипает сосок.
— Проблемы? — с придыханием спрашиваю, пытаюсь не прикусывать губу, когда его рука с груди медленно сползает вниз к резинке штанов и бесстыдно опускается мне между ног.
— А у кого их нет? — шепотом отвечает вопросом на вопрос и трогает пальцами клитор. Поворачивает мою голову, я на секунду забываю о губе, так как Руслан вновь чувственно трогает уже складочки. Когда его губы находят мои, слегка отклоняю голову. Сразу в воздухе возникает напряжение.
— Женя? — вот как он умеет в имени вместить вопрос, не высказав его вслух? Прям талант.
— У меня на губах вылезла простуда, не хочу тебя заразить, — скрещиваю пальцы, по-детски надеясь, что мне поверят. Наивно, конечно, но не хочу ничего объяснять.
Руслан убирает руки, я сдерживаю разочарованный вздох, еще отодвигается, но только для того, чтобы включить ночной светильник на тумбочке. Поворачивается ко мне, берет руку и тянет, чтобы я села, после этого обхватывает двумя пальцами за подбородок и поворачивает мое лицо на свет.
Смотрю на его губы, сжимающиеся в тонкую линию. Страх из всех щелей тянет ко мне свои щупальца, связывает узлом каждый нерв, а тело напрягается в ожидании ударов. Ярость Руслана безмолвная, но обжигающая, на моем лице словно очаги ожогов возникают под его взглядом.
— Простуда, говоришь?
— Руслан…
Резко одергивает руку от моего лица, подрывается с кровати. Я опускаю глаза с его спины на ягодицы. Шикарный… Каждая мышца притягивает взгляд и пробуждает желание дотронуться. Он великолепен. Надевает спортивные трико, прячет свою мускулистую задницу.
— Я считаю, что мои проблемы не должны тебя касаться… — нужно ему попробовать объяснить обтекаемо, без конкретики.
— Пока ты в моей постели, твои проблемы — это мои проблемы. Ясно? — рявкает на меня, смотрит зло. — Какого хера, Жень? Почему я сейчас должен смотреть на разбитую губу моей женщины? Почему ты мне не доверяешь?
— Я доверяю тебе…
— Не до конца.
— В смысле?
— В прямом. Ты приходишь и делаешь вид, что ничего не произошло. Ты моя женщина, ты спишь со мной, ты со мной, так какого хрена я должен закрывать глаза, что какой-то урод трогает тебя! — в комнате раздаётся оглушительный грохот. Руслан со злобой смел с тумбочки лампу. Комната погружается в темноту, я не вижу его лица, но чувствую, как вибрирует воздух от злости, сжимаюсь, мне хочется накрыться с головой одеялом и сказать, что я в домике и меня нельзя трогать. Я чувствую себя маленькой болонкой, которую отдали на завтрак разъяренному зверю.