— Выжила без меня? — удар попадает прямо в лицо, и чувствую, как теплая кровь струится на пол, образую красное озеро. — Это потому, что я позволил тебе. Слышишь? Я тебе позволил. Захотел бы, ты бы с первого дня оказалась на улице в одни трусах… Хотя трусы тоже куплены за мои деньги, поэтому была бы ты голой.
Перестает бить, я с хрипом делаю вдох. Вряд ли что-то сломал, бить он умел так, что мог не оставлять следы. Переворачивает меня на спину, лежу с закрытыми глазами. Слышу, как идет на кухню, включает воду, возвращается.
— Дура ты, Женя. Я ради тебя готов на все, — осторожно стирает кровь с моего лица, даже странно сейчас чувствовать заботу с его стороны. — Семья у нас. Не идеальная, но хоть какая-то. Дочка растет. Вот чего тебе не хватало? Люблю тебя, — снимает с меня ночнушку, покрывает грудь мокрыми поцелуями, слюнявит соски, а мне тошно, передергивает от отвращения.
— Сладкая моя, девочка, солнышко мое, — невозможно понять, что послужит причиной смены его настроения. Только что избивал меня с ожесточением, сейчас целует все те места, куда бил.
Слезы текут из глаз, содрогаюсь от рыданий, не понимая, за что мне такое наказание. Пальцы Градовского касаются моих складочек.
— Сухая, не хочет меня, моя девочка, — толкает два пальцы внутрь, вскрикиваю, зажмурив глаза. — Не хочешь? А его хочешь? Ебет тебя во все щели? Сейчас ты забудешь не только его имя, но и мамы родной, — облегченно выдыхаю, когда убирает руку, отодвигается. Звук расстегиваемой ширинки приводит меня в чувство, приоткрываю глаза.
Я собираюсь с силами. Есть же мнение, что человек, попав в экстремальную ситуацию, проявляет свои суперспособности. Это мой единственный шанс сейчас удрать от Артема. Толкаю ногой его в грудь. Он, не ожидав от меня каких-либо действий, опрокидывается назад. Немного отползаю от него. У меня пара секунд, чтобы спастись. Не минуты, а секунды, которые просачиваются, как песок сквозь пальцы.
— Тварь, — ловит за ногу, дёргает на себя, наваливается всем телом на меня сверху. Я извиваюсь, царапаю ему лицо, ничего не вижу перед собой. Каким-то чудом отклоняю голову в сторону от его кулака, в челюсть не получаю, но задевает глаз. Я теряю возможность видеть от боли. Артём хватает меня за волосы и пару раз прикладывает головой об пол. В ушах стоит невообразимый звон, но сознание ещё при мне. Он неадекватен. Он не понимает, что творит.
— Совсем свое место забыла! Тварь, шлюха! Тебя надо драть и драть! Сейчас я возьмусь за твоё воспитание, ты будешь у меня рыдать! Будешь молить тебя выебать до бесчувствия. Я тебе обещаю, вытрахаю, что несколько дней не сможешь ходить и сидеть, — он связывает мои руки своим галстуком, узел цепляет за ножку дивана, чувствую пальцами хромированный холод.
Мне кажется, что я ору, что меня слышат все вокруг. Но на самом деле пищу, как мышь. Пищу от боли, от ужаса происходящего. Артем раздвигает мои ноги, трет клитор, похлопывает по нему ладонью, толкает пальцы внутрь, причиняя боль. Я не сдерживаю рыдания, нет смысла себя подавлять, боль разрывает каждую клеточку моего тела.
— Давай, кончай, шлюха, кричи моё имя! — кричу, но не его имя, не от удовольствия, а от унижения, от маленькой надежды, что меня услышат.
— Хочу твой рот, — развязывает узел, но не освобождает мои руки, поднимает меня с пола, подтаскивает к дивану, усаживает. Заламывает руки за спину, связывает их, обхватывает мою голову, свободной рукой освобождает из плена свой возбужденный член. — Соси, детка! Соси нежно, языком, как я люблю. Про зубы забудь, выбью, — проводит членом по губам, сжимаю их упрямо. Шлепает по щеке, стискивает мои скулы, заставляет открыть рот. Я давлюсь, задыхаюсь, а он пихает член до самых гланд, перекрывая воздух.
Отключиться. Не воспринимать все, как реальность, вообразить себя героиней триллера в руках маньяка. Послушно исполнять все его требования, принимать все мысленные и не мысленные позы, ублажать.
Механически двигаю головой, закрыв глаза, не хочу видеть Артёма. Можно попробовать вообразить себе другого человека, так будет легче пережить этот кошмар. Сосредоточиться не получается, потому что не то дыхание, не тот запах, не тот вкус. Еще требовательный голос бывшего врывается в мои мысли:
— Открой глаза, хочу, чтобы ты видела меня и только меня! Работай активнее ротиком, совсем навык потеряла. Неужели новый член не лижешь? Или он совсем мизерный, что и сосать нечего? Как же он трахает тебя своим крючком? Дотрахивает пальцами и языком? — вытаскивает член из моего рта, водит им по лицу, по губам, с восторгом наблюдает за мной, удостоверяясь, что я смотрю на него.
— Даааа, смотри на меня. Ты ж этого ждала? Сейчас я напомню тебе, как со мной можно получать кайф! Жаль, твоего ебаря нет, так бы показал, как нужно доводить бабу до оргазма, заставлять её визжать. Покажу, — дергает меня на себя, разворачивает спиной, толкает на диван и рукой пригибает мою голову. Руки по-прежнему связаны за спиной.
Кто я для него? Точно не любимая жена, я для него кукла, я для него та, которую можно нагнуть и с ожесточением драть, не интересуясь моим мнением, настроением.
Он трахает меня без презерватива, а мне глубоко плевать. Его дрожащие пальцы, напоминают мне пальцы наркомана, вышедшего из-под кайфа. Его ломает, его штормит, только одна мысль в голове — доза. Для Артема доза — я.
Берет меня сзади, гладит по спине, ласкает груди, выкручивая до звездочек в глазах соски. Тянет за волосы, накручивает на кулак так, что порой кажется, он снимет с меня череп. Его темп лишен какой-либо логики, то ускоряется, как перед решающим рывком, то замедляется, растягивая мгновения в бесконечность. Меняет позы, выбирает такие, где мое участие минимальное. Довольно урчит, закидывая мои ноги на плечи, не смотрит в глаза. Вряд ли ему стыдно, или он сожалеет.
Периодически отключаюсь, темнота становится моим спасением, но я не в полной отключке, мне по-прежнему слышно бормотание Артема себе под нос. Ему не нужен собеседник. Он обзывает меня разными словами, называет то грязной шлюхой, то развратной девочкой. Его голос то нежен до сладости мороженого, то металлический до звона в ушах.
Боль возвращает меня в прошлый кошмар. Тело трепещет, оно по-прежнему реагирует на каждое грубое прикосновение, пытается подстроиться под требования, но получается откровенно плохо. Я еще пытаюсь сопротивляться, но бесполезно, слюни Градовского везде, хочется побыстрее принять душ и смыть с себя запах, прикосновения, все-все связанное с Артемом.
Утрачиваю ощущение реальности. Не понимаю, сейчас день или ночь. Я теряю сознание от боли, от нехватки кислорода, когда Градовский рвет меня сзади, прижимая мою голову к дивану лицом.
Мне все равно. Меня нет…
35
*** Руслан
Семь утра. Питер — это не Москва, утром не так сильно забиты дороги. У меня только одно желание — спать. Хорошо, что суббота, Женя дома, и не нужно никуда спешить. Позволим себе понежиться в постели, я высплюсь, и потом придумаем, чем заняться в выходные. Может, отпустит тревога, съедавшая меня изнутри с того самого момента, как выехал на трассу в сторону эстонской границы.
Ожидаемо было увидеть забитую парковку, нахожу себе место почти под окнами собственной квартиры. Торопливо добираюсь до подъезда, вызываю лифт. Он слишком медленно спускается и ползёт вверх, смотрю почти сонным взглядом на меняющий положение оранжевый кружок на цифрах. Глаза так и норовят закрыться, но встряхиваю головой, часто моргаю. Удивительно, как ещё не заснул за рулём. Выхожу на площадку, достаю ключи из кармана пальто, поднимаю голову и замираю перед дверью.
Сонное настроение моментально исчезает. Смотрю на дверь собственной квартиры, потом оборачиваюсь и смотрю на камеру в углу. Жвачкой не залеплена, красная точка исправно мигает.
Женя забыла закрыть дверь? Или увидела на парковке машину из окна и ждёт с сюрпризом? Это, конечно, мило, но спать хочу сильнее, чем секс. От мысли, что она меня ждет, на душе становится тепло. Придирчиво смотрю на ручку, почему-то не спешу зайти в квартиру, тревога скребется, как мартовская кошка, воет, как волк на луну. Мне бы войти, а я стою перед дверью, медлю. Сжимаю руки в кулаки, осторожно бесшумно переступаю порог, прислушиваюсь к тишине квартиры. Тишина громче шума города, соседей. Режет натянутые нервы острее бритвы.
Я многое в своей жизни повидал. Научился фильтровать картинки, не каждую пропускал через себя, ко многим вещам оставался равнодушным. Там, где обычные люди бы зарыдали от жалости, я бы даже не стал обращать внимание. Меня ввести в ступор очень сложно, почти невозможно. Я видел вывернутые конечности, разорванные органы, разбитые лица. Меня и обилием крови не удивишь. Но, когда вижу неподвижное обнажённое тело со связанными руками, вокруг пятна крови, бардак из разбросанных вещей и опрокинутой мебели, цепенею. У меня секундное отупение. Где-то в цепочке картинок в мозге происходит сбой, потому что мне кажется, словно вокруг сцена для фильма, но никак не моя реальность.
Твою мать! Твою мать!
Подбегаю к Жене, опускаюсь на колени и в первую очередь проверяю пульс. Есть, неровный, но есть. Она жива, теперь я даже слышу ее дыхание и вижу, как приподнимается грудь. Чувствую невообразимое облегчение. Развязываю галстук на ее запястьях, растираю руки. Женя слабо стонет, но глаза не открывает, не меняет положение тела.
Пристально осматриваю и ощупываю ее тело. На ней нет живого места. Сплошной синяк, с кровоподтеками. Осторожно проверяю ребра и целостность носа, не сломан. Достаю мобильник, ищу контакт Натана. Пусть тащит свою задницу ко мне домой, разбирается со всей этой фигней через закон. Иначе я разберусь по своим законам, а они не вписаны в Конституцию нашего государства.
— Блять, Руслан, ты вообще спишь в этой жизни?
— Поднимай свою задницу и шуруй ко мне, по дороге вызывай ментов, я сейчас позвоню своим ребятам, они у меня будут в течение пятнадцати минут.