зашла во вторую комнату, в которой мне не удалось побывать в прошлый приезд. Нашу детскую Марга переделала в спальню. Там стояла красивая мебель, которая выглядела весьма дорого. Здоровенная деревянная кровать, занимающая половину комнаты, была заправлена красным шелковым постельным бельем, что позабавило Жозефину.
–Любила ж Марга глупости всякие! На нем же даже спать трудно, а остальное делать вообще невозможно!
Сестра чувствовала себя вполне уверенно, и казалось, больше не ассоциировала это место с теми несчастьями, которые ей пришлось пережить. Мы нашли толстый альбом с небольшим количеством старых фотографий (в нашей семье было не принято фиксировать особенные моменты жизни, поэтому страницы мы перелистали достаточно быстро).
–Мать и отец были детдомовскими, мы жили без бабушек и дедушек – у нас не было шансов скопить архив!– откликнулась Жози, сочувственно глядя на крохи воспоминаний.
–Боже, нам тут года по три!– воскликнула она, подняв с пола выпавшую фотографию, на которой три сестры с одинаковыми лицами сидели в двухместной коляске. Забавляло то, что недовольная Марга и хихикающая Жози удобно расположились в отдельных креслицах, мое же тельце приспособили по середине, привязав к перекладине. Мое лицо было серьезно и безмятежно.
–Теперь я понимаю причину периодических болей в пояснице,– произнесла я задумчиво.
–Не причитай, Скарлетт, не жалуйся! Если хвастаться орденами за заслуги перед отечеством, это будет долгий вечер. Не хочу знать о твоей боли, и не буду жаловаться на свою горемычную жизнь. Да ты и так в курсе! Перед кем я мечу бисер?!
На последней фразе Жозефины я сконцентрировала свое внимание:
–Ты считаешь меня свиньей?
–Я оговорилась,– отмахнулась от меня сестра.
–Мне так не показалось,– мягко произнесла я.
Мы попытались побыть семьей еще ровно час, а затем обе устали от этой роли.
–Это огрызки старой жизни. Мы чужие люди, Айсу. И это ясно, как белый день,– злилась она.– Не могла бы я остаться еще на некоторое время пожить в гостинице?– уточнила сестра, когда мы собирались покинуть квартиру Марго. Я отрицательно покачала головой, а она на это сильно разозлилась. Она пообещала распродать все по спекулятивной цене, но для начала предложила мне выкупить «замок детства».
–У меня просто нет сейчас на это времени, и поэтому если ты заплатишь (она назвала сумму, за которую я могла приобрести современную многометражную квартиру в центре города). Мне хотелось заорать: «Да что же с тобой такое, сестра?! Неужели ты не чувствуешь и не понимаешь, что жадность губит не только фраеров?! Что посеешь, то и пожнешь… рука руку моет… большое видится на расстоянии! Сколько их – народных мудростей – пришедших в обиход из глубины веков, чтобы защитить от опрометчивых шагов?!». Конечно, высокопарные речи не были уместны. Взывать к совести Жозефины было все равно, что плевать против ветра.
Я покидала родину без трепета и сожалений. Нам не удалось расстаться сестрами, Жозефина предлагала купить ее расположение, я отказалась устанавливать рыночные отношения. Я обнаружила, что из гостиничного номера пропали мои драгоценности (я взяла несколько ювелирных изделий, желая сделать подарки сестрам, но не представилось случая). Я была уверена, что побрякушки вывез Михаил, именно эти дела оказались у него, когда он заспешил домой. Видимо Жози чувствовала себя победительницей в этом раунде, я не стала ее разочаровывать. Из России я уезжала ни с чем, оставшись у разбитого корыта. На память я прихватила пожелтевший листок-объявление, в котором предлагали вознаграждение за любую информацию о пропавшей девочке по имени Скарлетт. Она действительно исчезла без вести, ее больше не существовало для всех – даже для меня.
Глава 16Дичь в западне
–Идрис, вы меня напугали!– вздрогнула я, когда мой новый друг вошел в комнату отдыха для персонала клиники. Я расчесывала волосы, сняв платок. Он смотрел на меня завороженно и сделал комплимент. Я смутилась и поблагодарила молодого мужчину, который при мне очень смущался и становился угловатым.
–Знаете, Айсу, вы можете носить европейский костюм. Или русский – какой угодно! Я придерживаюсь современных взглядов… и еще ищу спутницу на всю жизнь… и если бы вы…
–Идрис, я очень ценю и уважаю вас, но я просила…
–Я помню! Дать время и не торопить! Но я ничего не могу с собой поделать, вы мне нравитесь, Айсу, и с самого первого дня…
К счастью, вошла медсестра по имени Парма – веселая индианка, любящая мурлыкать песенки и вмешиваться в чужие дела. Она была главной помощницей доктора, безнадежно любившей его.
–Вы так оба покраснели, будто собирались сделать что-то неприличное, хихикнула она немного ревностно.– Я хочу заказать обед. Кто со мной?!
Идрис к ее сожалению отказался, а я поддержала идею перекусить. Мы отправились в красивое дорогое кафе, в котором мы могли обедать за скромную плату. Хозяин этого заведения лечил у нас своего пернатого друга, и мы получили хорошую скидку на обеды.
–Сколько тебе лет, Айсу?– уточнила Парма.
–Почти семнадцать,– ответила я.
–И какие у тебя планы? Хочешь выйти замуж за нашего птичьего доктора?
–Я не планирую замужество в ближайшее время,– успокоила я ее.– Идрис – добрый человек. Он мне нравится, но… я не смогу его полюбить. Мои мысли, мое сердце, моя душа принадлежат другому человеку. И на то, чтобы его забыть, мне понадобится очень много времени!
–Любовные страдания!– заговорщически произнесла Парма, склонившись над столом.– Как же я их обожаю!
Официант принес наш заказ – ароматный кебаб и лепешки. Мы заказали тарелку овощей на двоих и бутылку холодной воды.
Парма задавала много личных вопросов, на которые я не хотела отвечать. Она рассказала мне о чувствах к доктору и надеялась на взаимную откровенность, но я не была настроена на душевные беседы.
–Ты приехала из России?
Я кивнула.
–Откуда ты знаешь арабский?
–Я его учила,– произнесла я, пережевывая вкусную еду и предотвратив последующие вопросы, произнесла: – У меня на родине принято жевать во время трапезы, у нас говорят: когда я ем, я глух и нем.
К счастью Парма была не обидчивой девушкой, она кивнула и принялась за еду.
Я работала на ресепшене клиники. В мои обязанности входило записывать на прием птиц, принимать звонки, фиксировать отчетность по результату врачебной консультации. Мне казалось, что это игрушечная больница, в которую скучающие богатеи заезжают в качестве развлечения. Своими мыслями я поделилась с Идрисом, чем насмешила его.
–Недавно приехал мужчина и расплакался, когда ты поставил диагноз, что его питомец не сможет больше летать! Это странно!– возмутилась я.
–Поверь мне, Айсу, животные намного лучше людей… Они честнее… и не разбивают сердца!
Я густо покраснела, предположив, что птичий врач имеет в виду меня – мое нежелание быть с ним вместе, но он словно прочитал мои мысли и успокоил, заверив, что не держит обиду.
–Я все понимаю, Айсу… Недавно наша Парма призналась мне в любви, и я понял, что ты чувствуешь! Поэтому обещаю тебе больше не докучать, но ты обязана поговорить с этой индийской женщиной, чтобы она поменьше болтала о кама-сутре!
Я рассмеялась, пообещав деликатно намекнуть влюбленной приятельнице, чтобы она не забывала о приличиях. Я протянула Идрису руку, уточнив:
–Друзья?
–Ты должна побывать на соколиной охоте, чтобы понять прелесть этих можно сказать священных птиц. Ты изменишь к ним свое отношение! В выходные?
Я кивнула. Мне нравилось, что доктор оставил меня в покое, и больше не будет докучать своей любовной лирикой.
Мы с Пармой сняли небольшую квартиру в соседнем квартале, и я переехала из лачуги в хороший дом. Идрис. Как и обещал, повез меня на охоту.
–Я, конечно, не могу позволить себе несколько птиц и шикарный эскорт,– оправдывался он.– Моя птица живет на обычной ферме, там его вынашивают.
–Что делают?– удивилась я.
–Вынашивают – то есть тренируют. Сокол должен адаптироваться, привыкнуть к людям, к лошадям.
–Вынашивают… словно это ребенок. То есть по истечению определенного срока рождается настоящий охотник?
–Я не думал об этом процессе, как о рождении,– рассмеялся Идрис,– Но мне нравится ход твоих мыслей.
Мы приехали в пустыню. Сокола доставили прямо с фермы к месту охоты. На нем был специальный чехол-маска – так птицу временно лишали зрения, чтобы она не паниковала. Идрис посадил ее на перчатку и запустил в небо.
–Теперь идем в машину! Наш сокол полетел за дичью!– произнес доктор, азартно сверкнув глазами.
–Мы должны ехать за ним?– я пыталась разобраться в правилах охоты.
–Конечно, он ведь не собака, чтобы притащить к нам добычу. Он голоден и ищет еду. Если нам повезет – возможно, и птичка оставит нам немного мяса.
–Он выглядит таким… свободным! Хотя и имеет своего хозяина!– произнесла я, наблюдая за тем, как парит сокол.
–Эта птица – не питомец, она скорее партнер человека.
Охота оказалась приятным времяпрепровождением. Когда начало темнеть, Идрис развел костер и пожарил здоровенную змею, добытую птицей. Сытого сокола отправили обратно на ферму. Мы были вдвоем, и все казалось милым, если бы мой друг не попытался меня поцеловать.
–Я говорил со своим другом, он сказал, что русские отличаются от арабок, они темпераментные и любят, когда мужчины настойчивы,– воскликнул он и повалил меня на песок. Кроме нас в пустыне никого не было, сопротивляясь, я только раззадоривала доктора, который, как мне казалось, терял над собой контроль.
–Я хочу вам показать одну вещь, Идрис, чтобы вы меня поняли!– прошептала я, перестав его отталкивать. Я обмякла, и это охладило пыл возбужденного мужчины.
Я сняла абайю, под которой были надеты обычные лосины и тонкая футболка, которую я задрала, чтобы продемонстрировать свою изуродованную спину.
–Отвратительно!– выдохнул он, отвернувшись, после чего извинился за свое поведение.