– О, малыш, это просто чудесно!
Его зубастая улыбка растянулась до ушей; светло-голубые глаза запылали, круглое личико зарделось.
– Я хочу показать его бабе. – Сэмюэл вскочил и опрометью бросился из комнаты. Его шаги протопали по коридору и устремились по лестнице вниз.
То, что сегодняшний вечер должен был стать ее первой субботой, проведенной врозь с Сэмюэлом, конечно же, не было основной причиной тревоги Лили. Правда, тоже играло роль. Хотя она и так уже провела предостаточно времени без сына, терзаясь всякими «что, если?».
Нельзя сказать, что Лили чувствовала себя глупо из-за своего беспокойства – как тогда, в октябре, когда они с Клейтоном приехали только для того, чтобы узнать, что температура у Сэмюэла благополучно спала. К чести Клейтона, он только порадовался этому. И нисколько не обиделся на то, что ее сын наотрез отказался общаться с незнакомым мужчиной. Впрочем, восторг ее матери затмил все, даже скептические взгляды отца. Настояв, чтобы Клейтон с ними поужинал, она провела его внутрь. И ее цель, как и желание, были написаны на лице.
Родом из семьи потомственных пекарей, Гарриет Палмер обладала неожиданной силой при своей небольшой фигурке, увенчанной рыжевато-каштановыми локонами, еженощно завивавшимися на бигуди. Лицо Гарриет, как и лицо ее мужа, было светлым и пухлым – как булочки, которые она выпекала с рассветом каждого дня. По мнению горожан, их пара походила на очаровательный набор фигурок для соли и перца – этакую «сладкую» парочку с соответствующими манерами.
Так оно, собственно, и было, если не брать в расчет ругательств, слетавших с губ мистера Палмера во время радиотрансляций матчей «Нью-Йорк Янкиз» и подвигавших его регулярно наносить визиты своему исповеднику, или пригвождающих взглядов, которыми мать Лили одаривала всех, кто осмеливался ей перечить.
Должно быть, Клейтон почувствовал это с самого начала, потому как сразу согласился остаться на ужин. Через месяц он так же легко принял приглашение, когда снова подвез Лили домой в пятницу после работы. «Мне надо проверить одну наводку, а это как раз пути», – заверил он ее. Так это было или нет, но Лили не смогла отказать себе в возможности сэкономить время на дорогу. Ведь это означало на целый час раньше увидеть, как ее дорогой Сэмюэл кидается к ней в объятия! И лишний час наслаждаться его оживленной болтовней и забавным хихиканьем.
Так оно и повелось – к стыду Лили, лишь с невнятным протестом с ее стороны (преимущества перевешивали любые доводы здравомыслия). Совместные прогулки в Мэривилл на 2-дверном купе «Шевроле» с последующим семейным ужином стали регулярными, если только Клейтона не отвлекала очередная сенсационная история.
К концу зимы вынужденные поездки в город и обратно на автобусе стали казаться Лили гораздо более длинными – из-за недостатка общения в дороге. Она не всегда соглашалась с мнением Клейтона. Его взгляды на вещи, зачастую невыносимые, были такими же черно-белыми, как вырезки его статей. Но как у репортера со стажем, да еще и криминального, у него не было недостатка ни в интригующих историях, ни в умении искусно задавать вопросы – в особенности о родителях Лили (якобы во избежание неловких пауз в разговоре).
Со временем сопротивление ее отца рухнуло. И немалую роль в этом сыграло то, что Клейтон тоже был католиком, и пусть и с немецкими корнями, но «американцем в третьем поколении». Он так поспешно указал на это, словно хотел избежать любого попрека из-за Первой мировой. Хотя к тому моменту ничто уже не могло отвратить от него ни родителей Лили, ни Сэмюэла, который теперь не меньше бабушки и дедушки радовался регулярным визитам «дяди».
Да и что, собственно, могло в нем не нравиться? Клейтон Брауэр держался уверенно, но почтительно. Состоявшаяся карьера давала ему право претендовать на роль завидного жениха. А самое главное, ему явно не претило ухаживать за матерью-одиночкой.
И все же весна пришла до того, как Лили столкнулась с необходимостью прояснить их взаимные отношения.
Она пошла проводить Клейтона до его машины, припаркованной в темном закутке у гастронома.
Лили, конечно, сознавала, что чужие уши и глаза не должны ее беспокоить. Но все же окинула взглядом главную улицу городка – не следят ли за ними чрезмерно болтливые обыватели? И порадовалась вечернему безмолвию. Она от души поблагодарила Клейтона, как делала это всегда перед его отъездом в Филадельфию. Клейтон в ответ заглянул ей в глаза, и Лили осознала его намерение прежде, чем он к ней наклонился. Учитывая легкость, установившуюся в их общении, такой оборот был, естественно, неизбежен. Но стоило его губам прикоснуться к губам Лили, как она рефлексивно отпрянула. И тут же испытала чувство вины.
– Клейтон, извините. Я не хочу, чтобы вы думали… то есть я знаю, вы были очень внимательны и…
Уголок его рта приподнялся, а большой палец нежно погладил ее подбородок:
– Не нужно ничего объяснять. Я никуда не денусь.
Мастер своего дела, Клейтон снова решил ее проблемы несколькими словами: она может не торопиться с решением и всегда рассчитывать на него.
Затем он сел в свой автомобиль, но дверцу не закрыл:
– Один мой старый приятель, с которым мы вместе выросли в Чикаго – он сейчас работает в «Сан», в следующие выходные играет свадьбу в «Уолдорфе» в Манхэттене. Если вы не против, мы могли бы пойти туда вместе.
В тишине, последовавшей за этим, Лили осознала, что никак не отреагировала. Он помотала головой в укор себе и рассмеялась:
– Господи, да конечно! Я с удовольствием пойду.
Клейтон еще раз улыбнулся ей, завел мотор и уехал. И только тогда до Лили дошло, что свадьба нарушит ее традиционный распорядок в выходные. «Может, отказаться?» – пронеслось у нее в голове. Но разве она могла это сделать после той неловкой сцены у машины Клейтона? Да еще на фоне безмерного великодушия, которое он постоянно проявлял по отношению к ней?
В раздумьях Лили поднялась по лестнице наверх. В гостиной мать в своем кресле-качалке вязала при свете лампы. Цветастая занавеска на окне была подозрительно не зашторена. Но Лили пребывала не в том настроении, чтобы гадать, что видела и чего не видела ее мать.
– Спокойной ночи, – быстро пробормотала она. И повернулась к лестнице на третий этаж, готовая ретироваться в комнату, которую она делила с Сэмюэлем. Ей так захотелось услышать спокойный звук его ритмичного дыхания.
– Обожди, дорогая.
С большой неохотой Лили вернулась назад. Мать положила вязальные спицы себе на колени и, вздохнув, выговорила:
– Лили, ты не должна забывать. Такие мужчины, как Клейтон, встречаются не каждый день.
Ну вот, началось: неизбежная лекция об ужасах одинокой жизни незамужней женщины. Лили подавила стон, а мать добавила:
– Ты должна подумать о Сэмюэле.
Лили только молча уставилась на нее. Сколько раз ей приходилось выслушивать, что она чрезмерно беспокоится за сына? Да, правда. Поначалу она опасалась, что Сэмюэл будет страдать из-за отсутствия отца.
Но теперь это ее больше не пугало. У Сэмюэла имелась семья, которая его обожала. И никто не стал бы отрицать, что жизнь у него, пусть и в отсутствие одного родителя, протекала гораздо лучше, чем у многих сверстников.
Но прежде чем эти мысли Лили оформились в слова, ее мать взметнула резко руку – в призыве дать ей договорить:
– Я просто пытаюсь тебе объяснить: мы с отцом беспокоимся за тебя даже еще больше. Мы же не вечны, и нас очень пугает то, что ты когда-нибудь останешься одна. – Тяжесть и забота в голосе матери отразились и в ее опущенных глазах.
Похоже, родительская опека – это бесценное бремя без края и предела.
Ослабив защиту, Лили поспешила успокоить мать:
– Я ценю ваше беспокойство, но я не одна. У меня есть семья, вы, у меня есть Сэмюэл.
– А когда он вырастет? Что тогда?
Сэмюэл был таким юным и маленьким. И пока еще таким зависимым. От одной мысли о том, что у него когда-нибудь появится своя собственная жизнь и, возможно, даже в другой части мира, Лили приходила в трепет. Об этом лучше было вообще не думать!
– Мама, правда, у меня все будет хорошо.
– Да-да. У тебя все будет хорошо, – скривила губы Гарриет Палмер. – Только вот будешь ли ты счастлива?
С тех пор этот вопрос преследовал Лили. Даже сейчас он маячил в каждом дюйме ее с Сэмюэлом комнаты, в каждом предмете – от ящика с игрушками в дальнем углу до пары узких, застланных лоскутными одеялами кроватей.
Отгородившись от назойливых мыслей и устремив взгляд в зеркало туалетного столика, Лили убрала волосы в овальный пучок на затылке и нанесла на губы красную помаду. Впереди ей предстояла поездка на поезде, а на Центральном вокзале ее должен был ждать Клейтон.
Не желая посягать на ее сбережения, он оплатил ей билет и ночлег в гостинице, подходящей для путешествующей в одиночестве женщины. Когда Клейтон строил планы, он старался ничего не оставлять на волю случая.
Лили обула туфли с Т-образным ремешком и застегнула золотые пуговицы на своем платье. Оно было из зеленого шелка, с глубоким вырезом, заканчивавшимся фестоном в форме сердечка. Единственный наряд Лили, достаточно элегантный для торжественного случая. Поверх она надела твидовое пальто, на руки – перчатки цвета слоновой кости, а на голову – зеленую шляпку с полями. И каждая новая надетая вещь все больше приближала ее к отъезду.
На выходе из гастронома Лили опустила свою дорожную сумку и присела перед Сэмюэлом на корточки. На заднем плане промелькнули несколько покупателей, окидывавших витрины критическим взглядом. Их фигуры вдруг сделались в глазах Лили размытыми. Выдавив улыбку, она поправила воротничок у рубашки сына и пуговицы, застегнутые им самим наперекосяк.
– Ты же будешь хорошим мальчиком в мое отсутствие. Обещаешь?
Сэмюэл кивнул с такой уверенностью, что Лили осознала: он все больше привыкал обходиться без нее.
Ее грудь стиснула боль. Но Сэмюэл тут же обвил ручками ее шею и прошептал: