И вдруг появляется сенсационное сообщение, что ударившая полицейского машина — действительно джип, а водитель готов в присутствии адвоката сдаться властям. Еще через пару минут выясняется, что водитель — женщина. Телекамеры стекаются к небольшому полицейскому участку города N. Оцепление едва сдерживает возмущенных граждан, готовых ворваться в участок и все сокрушить. Прибытие задерживается, и каналы новостей идут по новому кругу: интервью с врачом из приемного покоя, где борется со смертью пострадавший; пока еще его жена, не верящая, что правосудие свершится, так как «богатых всегда отмажут адвокаты»; опять толпа напротив отделения полиции города N.
Вопли из телевизора возвещают, что к лобному месту приближается преступница. Из дверей полицейского участка выходит подкрепление и образует дополнительное кольцо обороны. Толпа беснуется и орет, что же ей еще делать. К дверям подъезжает кортеж из двух полицейских машин и черного BMW адвоката. Конечно, все устроено так, чтобы личность задержанной осталась нераскрытой: на лицо надвинут длинный козырек бейсболки, и нужно, низко опустив голову, пройти всего три шага от машины до двери. Полная женщина медленно и неловко под вспышки блицев выбирается с заднего сиденья, виснет на поддерживающих ее с двух сторон спутниках и с видимым усилием поднимается на порог полицейского участка.
Sky Cloud…
Мне достаточно одного мгновения, чтобы узнать ее фигуру.
В тот момент, когда прибывшие скрываются внутри, телевизионщики дают картинку основного вещественного доказательства — пресловутый джип «Мицубиши» с помятым правым крылом и трещинами на лобовом стекле.
На пороге больницы врач говорит в микрофон о несовместимой с жизнью травме головы.
Дома бьется в истерике беременная теперь уже вдова.
Расплывчатые кадры камеры наблюдения еще раз отсчитывают те четырнадцать секунд, за которые женщина решает оставить место аварии.
Вновь снятые со спины тяжелые шаги от BMW до дверей полиции.
Дальше — все снова по кругу. С комментариями. На каждом канале без исключения.
Пытаюсь встать, чтобы пойти выпить стакан воды, но ноги не держат, и я кулем валюсь на ковер. Вижу перекошенное от страха лицо бросившейся ко мне Инны. Пробую опереться о диван, чтобы подняться, но чувствую, что руки тоже ходят ходуном.
— По-ить… — только и могу выдавить из себя. — Не надо… не надо скорой… я сейчас.
Инне и приходится меня поить, как ребенка, из бутылки с соской. Когда мне удается самому удержать бутылку с водой, делаю еще одну попытку подняться, на этот раз успешную.
— Что с тобой? Говори! Не молчи! Что случилось? Может, все-таки скорую? Говорить можешь? Что?..
— Сейчас… дай в себя придти, все нормально, — закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана.
Не знаю как, каким образом и по какому проводу, но в этот момент я предельно ясно представляю картину происшествия. Руки и ноги постепенно перестают дрожать, я открываю глаза и вижу пристальный взгляд Инны.
— Ладка, что за фокусы? — она видит мою слабую виноватую улыбку.
— Все… все прошло уже.
— Что это было?
— Так… приступ.
— Приступ чего?
— Страха, ужаса.
— Что ты чувствовал?
— Вакуум, падение… бездну. Провал в какую-то космическую бездну, как в черную дыру.
— Прошло?
— Проходит. Только полежу немножко, ладно?
Я снова закрываю глаза. Оснат, так зовут эту женщину, была с Ор на семейной вечеринке у сестры. Они ехали обратно домой в мошав неподалеку от города N. Оснат, как того требуют правила, посадила Ор на заднее сиденье и пристегнула ремнем. Когда машина тронулась, Ор тотчас же от ремня избавилась, встала на сиденье и принялась строить рожи и показывать язык едущим за ними водителям. На очередном светофоре за джипом Оснат пристроилась машина полиции без опознавательных знаков, совершавшая обычное патрулирование в ночь на субботу. Ор, конечно, выступила по полной программе: показала полицейскому язык, длинные уши, длинный нос и другие ужимки. В ответ тот мигнул фарами и дотронулся рукой до ремня безопасности на плече — мол, пристегнись.
Что, по-вашему, сделает в ответ не по годам развитый и нахальный ребенок израильского производства? Правильно, угадали: состроит очередную рожу и покажет оттопыренный средний палец. Ор, для надежности восприятия, показала полицейскому два оттопыренных средних пальца. На зеленый тот рванул с места, обогнал непристегнутого нарушителя закона и встал на обочине, чтобы остановить и примерно наказать. Вот только он в запале не рассчитал скорости джипа. Когда он выскочил на дорогу, было поздно. Оснат никак не могла видеть человека, прыгнувшего ей под колеса из-за косо стоящей на обочине машины. Удар был настолько неожиданный и сильный, что джип дернулся на дороге и остановился только через добрую сотню метров. С Ор мгновенно началась истерика, она завопила и зарыдала.
Я вспоминаю беспомощный взгляд Оснат две недели назад у себя в отделе красок, когда Ор переходила все мыслимые границы. Потерянный взляд человека, который не знает, что предпринять и надеется лишь на чужую помощь. Четырнадцать секунд понадобились Оснат, чтобы понять, что она не сможет оставить ребенка на месте происшествия. Подспудно она отдавала себе отчет, что совершает гораздо более серьезное преступление, но все-таки надавила на педаль газа. Надавила, чтобы увести Ор подальше от покалеченного тела, от полиции, от беды. Она не могла себе представить, какой шум и резонанс по всей стране вызовет этот ее мгновенный порыв.
Вероятность, повышение вероятности, теория вероятности, несчастный случай?
Я понимаю, что бедная женщина ни в чем не виновата, кроме секундной слабости и любви к своему ребенку. Но теперь, не прошло и дня, как она стала изгоем и врагом общества. Телережиссеры знают, как создать драму, как поднять массы и разжечь ненависть. Тот же видеоряд повторяется десятки раз: больница, беременная вдова, четырнадцать секунд в тумане, сетка трещин на стекле дорогого джипа, бедноватая обстановка квартиры погибшего, темная громада дома преступника в мошаве, тонкое бледное заплаканное лицо, черный BMW, тяжелый шаг на ступеньку полицейского участка грузной женщины, снятой крупным планом пониже спины.
— Sky Cloud…
Я слышу повторяющиеся комментарии корреспондентов по уголовным делам, комментарии полиции, для которой вина уже давно доказана и которая гордится раскрытием «преступления года», отвлекая внимание зрителей от мафиозных разборок торговцев подержанными автомобилями, с которыми полиция наверняка в сговоре.
Мне стыдно и страшно. Тоже ценитель Феллини нашелся. Теперь-то я понимаю, что Оснат просто затрудняется ходить, и поэтому поставила машину поближе ко входу. Никто не даст ей привилегию удобной парковки, наоборот, посоветуют поголодать, или пойти побегать, или позаниматься на снарядах. Никто не станет церемониться, делать скидок…
— Что означает «Sky Cloud»? — спрашивает Инна.
— Принцесса бежала из замка на джипе Floating Petal и на ночной дороге Feather River их преследовал полицейский Quarry Pebble. Только ошибочка вышла, и вместо утеса River Rock в волшебном тумане Sky Cloud этот самый Quarry Pebble попал под Floating Petal. А может быть, джип и есть River Rock. Черт его знает.
Инна смотрит на меня подозрительно. Потом она встает, идет к холодильнику и наливает мне полстакана водки.
— Выпей и спать иди! А то ты мне как-то не нравишься.
«Какие есть нехорошие, злые люди! — проговорил он, и губы у него задрожали.»
Как хорошо, что Инна заснула в полной уверенности, что дело ограничится всего лишь классическими ста граммами. Если бы так: «выпей и спать иди!» А я прилег и таращусь в темный потолок широко открытыми глазами. Полной темноты, конечно, нет. Косо падает свет от уличного фонаря, по стенам гуляют полоски огней от проезжающих машин.
Вспоминаю, как когда-то в детстве я задался вопросом, в какую сторону едет машина, когда свет от нее движется по стене справа налево, от моих ног к голове. Я долго гадал, но почему-то мне было страшно выбираться из-под одеяла и подходить к окну. Пугала чернота за окном, пугало, что в свете фар меня может увидеть какой-нибудь домовой и утащить, не хотелось выбираться из теплой и уютной берложки, в которую забирался с головой. Этот вопрос приходил мне в голову исключительно вечером в кровати, а назавтра я про него забывал до тех пор, пока меня снова не укладывали спать. Я долго не мог набраться смелости откинуть одеяло, встать, подойти к окну и разрешить, наконец, самый первый в своей жизни научный вопрос: «в каком направлении едет машина?».
Закончилась же эта история с полосками света довольно неожиданным образом в одну новогоднюю ночь. Я учился тогда то ли в первом, то ли во втором классе. Родители уложили меня спать, а сами ушли к друзьям праздновать Новый год. Я, конечно, спал себе как послушный ребенок, пока меня не разбудил удар снежка по стеклу. Спросонья я соскочил с кровати и подбежал к окну. Мы жили на втором этаже — под окнами стояла пара моих одноклассников. Завидев меня в майке в темном окне, они радостно завопили:
— Вовка-дурак Новый год проспал! Шпилька Новый год проспал!
Я тогда очень обиделся, что родители меня не взяли с собой. Мне было стыдно перед приятелями, которые уже повзрослели, приобщились к какому-то таинству, а я так и оставался маленьким ребенком. Я забился в угол комнаты, за елку. Обычно утром я находил под елкой подарки, которые в полночь клал туда Дед-мороз, но полночь уже прошла, а никаких подарков не было и в помине, и я подумал, что проспал и Деда-мороза, и подарки тоже. Я проплакал от обиды в холодном углу до прихода родителей. Вернулись домой, они так и не смогли утешить меня никакими уговорами и подарками.
Я нахожусь в каком-то странном гипнотическом состоянии транса — полусна или полубодрствования. Мне удается задремать, но сон не глубок, я слышу, как хлопает входная дверь, воет в отдалении автомобильная сигнализация, рычит на перекрестке случайный грузовик. Одновременно ко мне приходят какие-то неясные сны, воспоминания детства, давно забытые персонажи книжек, которые я когда-то читал, сценки из мультфильмов. Такое впечатление, что на один экран накладывается несколько проекций. Я не могу полностью заснуть, но также не мог