Игнасио придержал коня и уже медленнее подъехал к ограде. Уберто смотрел, как он спускается с седла и замирает на месте, прислонившись к забору. Мальчик никогда еще не видел торговца таким. Игнасио пребывал в нерешительности, был задумчив и грустен, опустил голову, словно околдованный атмосферой этого затерянного места.
Потом торговец встал на колени, погладил рукой пучок травы, сорвал какой-то белый цветок, полузакрыл глаза, вдохнул его запах и бросил цветок по ветру. Это был его собственный обряд встречи с давними воспоминаниями, почти религиозная церемония, выражавшая тоску по родному дому.
Вдруг тишину разорвал мужской голос, раздавшийся от фасада дома:
— Эй, прохожие! Что вы тут делаете? Эта земля — солар, частное владение.
Услышав это, торговец улыбнулся и громко крикнул в ответ:
— А кто хозяин владения?
— Донна Сибилла! Она хозяйка всего, что вы видите.
Слуга донны Сибиллы, мужчина примерно тридцати лет, худой, с густыми бровями и низким лбом, по-прежнему сердитый и готовый дать отпор, проворно прошел по двору и оказался перед ними. Он внимательно оглядел Уберто, потом Гийома и, наконец, перевел взгляд на Игнасио, остановившись в нескольких шагах от торговца. Вдруг он широко раскрыл глаза и воскликнул:
— Матерь Божия, не верю своим глазам! Хозяин, это в самом деле вы?
— Да, Пабло, это действительно я, — ответил Игнасио, кладя ему руку на плечо. — Как ты вырос! Когда я видел тебя в последний раз, ты был мальчишкой, ниже, чем овсяный колос.
— Прошло так много времени, хозяин. Ох! Как хозяйка будет рада, когда узнает! Как будет рада! Мы ведь уже думали, что вы… — Слуга прикусил язык, потом пробормотал: — Нет, этого говорить не надо! Даже думать о таком нельзя, а то накличешь несчастье.
И от избытка чувств он опустился перед Игнасио на колени.
— Встань, Пабло. Я так устал, что могу свалиться на тебя, — добродушно сказал Игнасио. — Лучше скажи мне, как здоровье хозяйки.
— Хорошо. Да, все хорошо — и с ней, и с имением, — ответил слуга раньше, чем Игнасио успел договорить.
Торговец кивнул и сказал:
— А теперь отведи нас в дом. Мне и моим друзьям надо отдохнуть.
Пабло улыбнулся и пошел к входу в дом, продолжая весело бормотать:
— Как хозяйка будет рада! Как будет рада!
Уберто наблюдал за их встречей с изумлением. Потом, идя рядом с торговцем, молчал, не зная, что сказать. Значит, здесь дом Игнасио? Кто же такая донна Сибилла?
Переступив порог, они оказались лицом к лицу со старой цыганкой в черной шали. Как только эта женщина их увидела, на глазах у нее выступили слезы. Стараясь овладеть собой, она стиснула кулаки и прижала руки к груди. Потом нерешительно, словно не вполне веря в то, что видит, пошла навстречу трем друзьям. Остановившись перед Игнасио, она взяла обе его руки в свои и поцеловала.
— Сколько времени прошло, хозяин, — взволнованно пробормотала она.
Торговец не стал останавливать это излияние чувств, лишь погладил цыганку по голове и сказал:
— Не плачь, дорогая Нина. Лучше скажи мне, где сейчас Сибилла.
Непрерывно всхлипывая, старушка ответила, что хозяйка легла в постель и уже спит.
— Не разбудить ли ее? — спросила она.
Игнасио ответил «нет». По его поведению невозможно было угадать, что он чувствует.
— Хотите есть, хозяин? — спросила служанка, а потом перевела взгляд на двух молодых друзей Игнасио. — Приготовить что-нибудь вам и вашим спутникам?
— Не надо, мы поедим завтра. Проводи моих друзей в комнаты для гостей и иди отдыхать. Я знаю этот дом и сам найду в нем дорогу.
Старушка согласилась и сделала молодым людям знак следовать за ней.
Перед тем как уйти, Уберто взял торговца за руку, собираясь попросить объяснений. Игнасио успокоил его взглядом, сказав только:
— Поговорим завтра.
Мальчику пришлось покориться и пойти вместе с Гийомом и служанкой.
Игнасио шел через комнаты дома, стараясь не нарушить тишины, но в его походке не было уверенности. Каждый нюанс в этом доме напоминал ему об аромате обожженных солнцем андалузских камней. Эта игра обоняния была ему хорошо знакома. И так же были знакомы каждая складка на занавесках и скрип перегородки. Ничего не изменилось с тех пор, как он ушел отсюда.
Ему показалось, что среди этих стен еще слышны звуки давних дней. Он обрадовался, но радость оказалась недолгой, через минуту эхо прошлого исчезло, и в доме осталось лишь молчание ночи, холодное и враждебное.
А как она? Ждет его до сих пор или не вынесла одинокой и унылой жизни и сдалась? В конце концов, сдаться — это по-человечески. Поток времени уносит все, как река в дни разлива.
Игнасио почувствовал себя чужим в этом доме. Казалось, что прошлая жизнь больше не принадлежит ему. Разве Сибилла вообще была обязана его ждать? Почему она должна помнить, что у нее есть муж? Пятнадцать лет — это много!
Он остановился перед портретом женщины, висевшим на стене, и горько улыбнулся.
Потом подошел к двери спальни, помедлил мгновение и шагнул за порог.
Сибилла открыла глаза, повернулась на постели, глубоко вдохнула ночной воздух и стала наугад ощупывать руками темноту. В ее ушах еще звучали отголоски снов, но разбудил настоящий шум. Она стала медленно осматриваться, старательно вглядываясь в темноту, и вдруг увидела его.
Он сидел в глубине комнаты, напротив и внимательно наблюдал за ней.
Это видение не испугало ее, а, напротив, обрадовало. Он стала всматриваться в лицо того, кто проник к ней в спальню, и ее взгляд встретился с зелеными, как изумруд, глазами, полными воспоминаний и тоски о прошлом.
Сибилла встала с постели и осталась стоять, словно каменная. Ее длинные черные волосы рассыпались по полуголым плечам. Потом она шагнула вперед, не говоря ни слова. Она опасалась, что этот образ растает даже от самого тихого шепота. Дрожа, как дикий зверь, она протянула руку, желая дотронуться до ночного гостя, но почувствовала, что ей не хватает мужества. Сибилла отдернула руку, но гость оказался проворнее, взял ее за ладонь и удержал.
— Игнасио… — прошептала Сибилла. — Это в самом деле ты…
Ее муж ничего не мог сказать, словно ком застрял у него в горле. Вместо ответа, он встал перед Сибиллой на колени и прижался головой к ее животу.
Он мог бы вечно стоять так рядом с ней.
— Это в самом деле ты, — повторила Сибилла, но больше не могла говорить и заплакала. Она наклонилась над Игнасио и обняла его так, словно всю жизнь жила только ради этой секунды.
Глава 67
С первыми лучами рассвета Уберто встал с постели и пошел искать Игнасио. Ему надо было получить ответы на столько вопросов!
Оказалось, у Игнасио, видимо, есть дом и семья. Это смущало и тревожило Уберто. И по какой причине Игнасио так неожиданно решил прервать поиски книги? Он прекращает ее искать или это только хитрость?
— Спроси у него, кто он на самом деле, — подсказал в Сахагуне человек со шрамами.
Мальчик вспомнил, что Игнасио все еще не открыл ему тайну ангела Кобабеля. На секунду он почувствовал укол разочарования. Но Игнасио несколько дней назад снова замкнулся в себе и стал еще более загадочным, чем обычно.
Думая об этом, Уберто рассматривал иконы и гобелены на стенах. Он быстро научился ориентироваться в этом доме и ходил по нему, пока не услышал за одной из дверей голос Игнасио. Похоже, тот смеялся. Уберто без стука открыл эту дверь, заглянул за нее — и в смущении отступил назад. Игнасио лежал в постели рядом с женщиной. Они просто разговаривали друг с другом, но Уберто все равно стало не по себе. До сих пор он считал Игнасио только наставником, учителем жизни. Увидев его лежащим с женщиной, он понял, что Игнасио бывает и другим. Возможно ли, что этот человек без корней привязан к жене или семье? В облике учителя вдруг проступили черты обычного человека, который знает и любит земные удовольствия. А Уберто думал, что этой стороны человеческой натуры Игнасио лишен.
Мальчик был сбит с толку и почти испуган. Он не знал, что делать, жизнь в монастыре не подготовила его к подобным поворотам судьбы и уж тем более не научила выходить из неловких ситуаций. Может быть, притвориться, будто ничего не случилось, и уйти? Уберто чувствовал себя полным дураком.
Вдруг дверь открылась, и на пороге появилась та женщина.
Сибилла мелкими шагами шла к Уберто — не молодая, но, несомненно, красивая, в домашнем платье из красного шелка. Она подошла к подростку и погладила его по щеке.
— Меня зовут Сибилла, — сказала она и улыбнулась. — А ты Уберто, верно?
— Да.
— Игнасио рассказал мне про тебя. Он говорит, ты очень умный и отважный мальчик.
— Я не помню, госпожа, чтобы за свою жизнь я хотя бы однажды проявил мужество, — опустив глаза, ответил Уберто. Ему было чуть-чуть неловко.
Значит, Сибилла — жена Игнасио? Как она не похожа на торговца! Решительная, но при этом умеет польстить. И улыбается так, словно обнимает все вокруг.
Сибилла приготовилась ответить на слова Уберто, но он опередил ее и заговорил сам:
— Извините, госпожа, что я вас потревожил. Я не нарочно…
Она качнула головой, словно говоря «ничего серьезного не произошло», и попыталась удержать его, но Уберто сделал шаг назад. Чувство неловкости усилилось, и Уберто больше не мог его выдержать. Поэтому поклонился Сибилле на прощание и убежал прочь.
Сибилла осталась стоять в дверях комнаты, и ее улыбка стала грустной.
Через час после этого Уберто сидел в гостиной вместе с Игнасио и Гийомом. Воздух комнаты казался тяжелым от нерешенных вопросов. Торговец положил на стол свою тетрадь из покрытых воском табличек.
— Что здесь написано? — спросил Уберто.
— Загадка ангела Кобабеля, — объяснил Игнасио. — Я нашел ее в Сахагуне, в церкви Святого Лаврентия. И закончил ее переписывать как раз перед тем, как ко мне подошли ты и граф Додико. Текст был вырезан на стене.
— Странный он, этот Додико, — вступил в разговор Гийом.