— Не хочу, — ответила она, глядя на отслоившийся кусок обоев на стене прихожей.
— Что? Не хочешь? — в голосе матери появились угрожающие нотки.
— Не хочу, — повторила Ника тверже.
— Так и будешь стоять у порога теперь всю оставшуюся жизнь?
— Так и буду, — Ника отвернулась к стене, чтобы мать не видела правую половину ее лица, где по щеке уже ползла слеза. В дверь позвонили.
— Нас нет дома, — громко сказала мать. — Не открывай. Мы еще не договорили.
Ника стерла ладонью слезу, повернулась к двери и открыла. На пороге стоял Вадим. Он решительно шагнул в прихожую.
— Я ее парень, и вы с этим ничего не сможете сделать, — уверенно заявил Вадим, оперся спиной о косяк двери, скрестил руки на груди и спокойно взирал на женщину. Та опешила от такой наглости и не нашла ничего лучше, как просто уставиться на «парня» круглыми водянистыми глазами. — Мир так устроен, у девушек появляются парни. Никто не может этого изменить, — продолжал он. — И ругать вы ее за это не будете, если не хотите, чтобы она закончила жизнь старой девой. Или матерью-одиночкой, как вы.
Лицо мамы Ники стало пунцовым, она часто задышала, подняла руку с оттопыренным указательным пальцем, направила ее на дверь и прохрипела в негодовании:
— Вон из моего дома! И чтобы я тебя никогда больше не видела возле моей дочери!
— Увидите, — пообещал Вадим. — Смиритесь со мной.
— Вон! — выкрикнула женщина, все еще тыча пальцем в дверь. — Вон отсюда!
— Прежде чем прощаться, давайте знакомиться. Меня Вадимом зовут. А вас как? — поинтересовался тот.
Мать повернулась к дочери и заявила:
— Ника, чтобы через минуту его тут не было!
В негодовании кинулась в комнату, хлопнув дверью. Сразу стало оглушительно тихо, как после бомбежки. По левой щеке девочки тоже бежала слеза.
— Пойдем погуляем, пусть она остынет, — проговорил Вадим, наклонившись к самому Никиному лицу. Он поцеловал ее прямо в слезу на щеке.
— Нет, я останусь, — девочка опустила голову.
— Тогда и я останусь, — сказал Вадим.
— Нет. Ты иди.
— Ника…
— Иди.
Вадим помедлил, но, глядя на отстраненное выражение лица девочки, взялся за ручку двери, быстро поцеловал Нику и в правую щеку тоже и вышел.
Ника сняла куртку, ботинки и юркнула в свою комнату. Думала, мать выбежит, услышав, что дверь хлопнула, примется кричать, отчитывать. Девочка достала из сумки учебники, открыла дневник на странице с домашним заданием, уставилась в него непонимающим взором в ожидании скандала. Но мать до ночи так и не вышла из своей комнаты. В квартире стояла непривычная тишина.
38
Облака рвало ветром на пушистые пучки и рассыпало по небу. По краям пешеходной дорожки еще лежали серые льдистые глыбы снега, никому не нужные, лишние в конце марта.
«Кажется, я нашел второй лик весны», — размышлял Ское, вышагивая по дорожке. Под ногами тут и там мелькали первые рисунки мелом на асфальте. Робкие и косые бабочки, цветы и девочки в треугольных платьях, с неизменными бантиками в черточках-волосах. Ское аккуратно их перешагивал. Весна — это свидание с неизвестным. Это долгожданная встреча с ветром-невидимкой, взлохматившим небу облака, а какой-нибудь девчонке — волосы. Девчонка пытается удержать прическу руками, ругая ветер, а небо — не пытается. Оно посмеивается и кричит ветру: «Лохмать мои облака, не жалко! Они все равно уплывут».
Впереди, на дорожке, сидела маленькая девочка. Светлые косички подрагивали от усердия — она выводила желтым мелом на асфальте очередной цветок. Красное пальтишко возилось своим нижним краем по земле, но девочка не замечала этого. Ское подошел и остановился возле нее. Девочка подняла глаза на высокого «дяденьку», щурясь, — солнце висело прямо над его головой, окаймленное разбегающимися белыми облаками. Она выбрала из кучки мелков один и молча протянула ему. Ское взял. Синий.
Он присел рядом с девочкой и нарисовал над цветком причудливое облако.
— Ух ты! — воскликнула девочка. Ское нарисовал еще несколько округлых барашков-облачков и протянул мелок девочке.
— Оставь себе, — сказала она серьезно, махнув рукой. — Вдруг еще пригодится нарисовать небо.
— Да, — задумчиво проговорил Ское. — Вдруг пригодится. Спасибо, — он улыбнулся девочке, положил мелок в карман, встал и зашагал дальше.
Ское свернул на улицу Менделеева и остановился перед тем домом, где он дважды видел табличку на двери. Как и в тот их визит с Вадимом, не было ни таблички, ни самой двери.
«Что за чудеса, — подумал мальчик, глядя на два ряда серых окон загадочного дома. — От чего это зависит? И когда упадет концовка сказки? Чем все кончится у принца с волшебницей?»
39
«Скажу, что у меня есть девушка, — думал Вадим, открывая входную дверь. — И что это Ника. Прямо сейчас». Он вошел в дом: тихо. Неужели никого нет? Дверь гостиной приоткрыта.
— Пока не надо ему говорить, — донесся из щели голос матери. Вадим прислушался. Кому и что не надо говорить?
— А когда ты хочешь сказать? Когда уедешь? — спросил в ответ отец. Вадим за дверью насторожился. Уедет?
— Хоть бы и так, — ответила мама. Вадим явственно представил, как та пожала плечами в этот момент.
— Он уже взрослый. Скажи ему, когда вернется.
Вадим толкнул дверь, та распахнулась настежь. Он молча стоял в проеме, глядя на мать.
— Слышал? — догадалась она, взглянув в суровое лицо сына.
— Когда? — коротко спросил он.
— Вадим, зайди, — отец махнул рукой, приглашая в комнату.
— Когда? — хмуро повторил мальчик, не двинувшись с места.
— Сегодня ночью самолет, — тихо ответила мать. Вадим засунул руки в карманы и помолчал немного.
— На сколько? — спросил он после паузы. Он отвел взгляд, вперив его в окно, только чтобы смотреть мимо матери.
— Вадим, не устраивай сцен, — устало попросил отец и уселся в кресло. — Каждый раз одно и то же.
— На. Сколько, — жестко повторил мальчик свой вопрос. За окном начинало моросить. Мелкие новорожденные капли ветер со всей силы разбивал вдребезги о стекло.
— По первоначальным прикидкам, — медленно начала Марина Алексеевна, — месяца на четыре, — она прошлась по комнате. — Может быть, на пять, — она с тревогой взглянула на сына: как отреагирует? Он стоял каменным изваянием и никак не реагировал. Но мать понимала, что это только пока, и внутренне готовилась к буре. Повисла пауза. Теперь стало слышно, как мелко стучат за окном капли, будто мыши играют на барабане.
— Ты… — хрипло начал Вадим. Откашлялся и продолжил: — Ты хотела сказать мне об этом по телефону? После того, как улетишь? — голос его казался спокойным. Он продолжал изучать окно, даже не взглянув на мать.
— Нет. Я просто не знала, как тебе сказать. Это срочно, лететь нужно уже сегодня. Я сама узнала только недавно… — затараторила она, но осеклась.
— Когда узнала?
— Вадим…
— Когда?
— Позавчера.
— И не нашла времени сказать? Хотела написать СМС из самолета: «Вадим, все нормально, здесь хорошо кормят. Вернусь через полгода». Так?
— Вадим…
— Что Вадим? — вскрикнул мальчик. В карманах он сжал руки в кулаки. — У меня скоро день рождения! Ты обещала в этот раз никуда не деваться на мой день рождения! Ты обещала!
— Да, я знаю, что обещала, — Марина Алексеевна опустила голову.
— Вадим, прекрати истерику, у мамы работа такая. Торговый агент обязан ездить по командировкам, — попытался урезонить сына отец.
— А ты молчи, я не с тобой разговариваю, — резко оборвал его мальчик.
— Что ты сказал?! — тот угрожающе поднялся с кресла.
— Леша, не надо, — Марина Алексеевна мягко остановила супруга, взяв за плечо. — Ему сейчас тяжело.
— Мне не тяжело, поняла?! — крикнул Вадим. — Не тяжело, что ты обманываешь меня из года в год, а сама уезжаешь!
— Я не обманываю, сынок, просто так получается, — мать подошла к мальчику и попыталась взять его за руку, но тот отдернулся.
— Я не верю тебе больше, поняла?!
— Прекрати так разговаривать с матерью! — снова вмешался отец, но мать и на этот раз остановила его жестом.
— Я тебе не верю больше! — крикнул Вадим еще раз.
— Сынок…
— Какой я тебе «сынок»?!
— А кто же? — расстроенно спросила мать. Мальчик опустил глаза, поджал губы и молчал. В карманах он сжимал и разжимал кулаки. К горлу подступил комок, и Вадим отвернулся к окну.
— Никто… — тихо проговорил он наконец. — Езжай.
— Вадим, не надо так, — по голосу матери мальчик слышал, что она плачет, но не хотел оборачиваться, не хотел видеть ее.
— Мы могли бы созваниваться… — с надеждой в голосе проговорила мать, по-детски растопыренными ладонями стирая слезы со щек. — Есть ведь телефон. Скайп. Вадим, мы будем созваниваться. Часто.
— Созваниваться? — Вадим вспомнил их фильм. Там мать тоже предлагала брошенному сыну созваниваться. Он рассмеялся обрывочным, каким-то хриплым смехом. Отец и мать переглянулись. — Созваниваться? — повторил он, повернувшись и глядя на мать исподлобья. Он достал смартфон из кармана, покрутил его в руках. И резко швырнул об пол. Задняя крышка слетела, выпала батарея, смартфон отскочил, несколько раз перевернулся и плюхнулся на паркет, обнажив перед ошарашенными родителями свой разбитый экран. — Все! Не можем созваниваться, — и Вадим выскочил из гостиной.
40
Пошел дождь, и ветки почернели еще больше. Их контуры резкой паутинкой очерчивались на фоне краснеющего неба. Со стороны улицы по стеклу тянулись капли, и мальчик следил за мокрыми дорожками, которые они оставляли. Дорожки перекрывались новыми дорожками, те — еще более новыми, и так до бесконечности. Ское взглянул вниз. На скамейке возле его подъезда кто-то сидел. Сильно любит дождь? Или ему некуда пойти? В том, как парень сложил руки замком, в этой взлохмаченной, промокшей макушке Ское почудилось что-то знакомое. Вадим. Он быстро оделся, взял зонт и вышел.