— Вперед иди, — говорил Ское, таща Вадима по пустому школьному коридору. Лишь бы не наткнуться на директора или классную.
— Как скажешь, мамочка, — невнятно пробормотал тот. Он послушно плелся, увлекаемый другом.
Ребята вышли из здания школы и направились в сторону дома Ское.
— Куда ты меня тащишь?
— Домой.
— Мой дом в другой стороне.
— Вряд ли родителям понравится твой вид, поэтому мы идем ко мне домой.
— У меня нет никаких родителей, — пьяно выкрикнул Вадим. Несколько прохожих обернулось на него. — У меня только отец-одиночка, — и он расхохотался.
— Помолчи, ладно? — предложил Ское. Вадим остановился и вскинул руки в широком жесте, будто собирался произнести речь. Он мучительно подбирал слова, судя по лицу. Ское дернул его за локоть. — Пошли, оратор. Дома выступишь.
— А куда мы идем? — снова пробормотал Вадим.
— Домой, — повторил Ское.
— А что это такое — домой? Это куда? — невнятно сказал Вадим и, споткнувшись о бордюр, чуть не упал в газон. Ское подхватил его покрепче:
— Под ноги смотри.
Так они добрели до квартиры Ское. Вадим, не снимая обуви, прошел в комнату и плюхнулся на диван.
— Ну? — Ское уселся на стул напротив и выжидательно смотрел на друга.
— Баранки гну, — проговорил тот в подушку.
— Что случилось? Зачем ты напился? — допытывался Ское.
— Баранки гну — тебя не устраивает ответ? — Вадим приподнял голову с подушки и мутными глазами смотрел на мальчика.
— Нет, не устраивает. Ты что-то кричал насчет отца-одиночки. Опять с мамой поссорился?
— Она меня бросила. Как в твоем фильме, — бормотал Вадим. — Это ты виноват, продавец несчастья… — проговорил он и внезапно заорал на друга: — Ты! Снял про меня фильм! Как меня мама бросила! Чтобы меня добить! Ты — продавец несчастья!
Он зарылся лицом в подушку и умолк. Ское сидел на стуле рядом и смотрел на его лохматую макушку. Что с ним? Плачет или просто заснул?
Вадим пролежал так некоторое время, без движений. Затем отвернулся к стене, закрыв лицо руками. Через несколько минут до Ское донеслось его тихое посапывание.
44
— Может, я с тобой?
— Что я — Ника, чтобы ты меня провожал? — язвительно спросил Вадим. — Сам дойду.
— Мы могли бы поговорить.
— О чем?
— О твоей маме.
Вадим молча натянул на себя куртку, застегнулся, повернул ручку двери, посмотрел на Ское. Помедлив немного, произнес:
— Извини за то, что… за эту ситуацию.
— Успокойся, Вадим. Все нормально.
На улице почти стемнело.
Через двор Ское мальчик шел, огибая многочисленные лужи. Солнечный свет весь день играл на крышах домов, застревал в кронах деревьев и поэтому не успевал осушать лужи. Возле одного из подъездов соседнего дома кто-то негромко спорил. Вадим сначала не обратил внимания, но, проходя мимо, вдруг заметил, что один из спорщиков, небольшой лохматый мальчик, — не кто иной, как Паша. Вадим остановился. Что этот мелкий пытается доказать какому-то мужику, на вид не очень трезвому?
— … или позови мамашу сюда, — услышал он скрипучий голос этого мужика. Вадим подошел. Не обращая на него никакого внимания, тот продолжал гнуть свое.
— Тогда с дороги уйди, недомерок, — проговорил он почти ласково, с какой-то отвратительной ноткой в голосе. «Недомерок» смотрел на мужика исподлобья квадратными влажными глазами, ничего не отвечал, держал своей щуплой рукой дверь. Мужик нахмурил брови. — Ты же не хочешь, чтобы как в прошлый раз?
— Ты кто такой? — грубо спросил Вадим у него, подойдя поближе.
— А ты кто такой? — дохнул ему в лицо перегаром мужик. — Не лезь.
— Кто это? — спросил Вадим на этот раз у Паши. Мальчик ничего не ответил, а только глядел с ненавистью на мужика.
— Я его папа, — ответил тот. — Так что не лезь, парень. Семейные дела у нас.
— Шел бы ты отсюда, «папа». Видишь, тебе не рады, — сказал Вадим, встав рядом с Пашей. Тот оторвал взгляд от мужика, удивленно посмотрел на Вадима.
— Ты кто такой вообще?! Убирайся, пока не влетело! — визгливо крикнул «папа». Он уставился тупым взглядом в лицо Вадиму, видимо, ожидая, что тот уйдет.
— Как бы тебе самому не влетело, — усмехнулся Вадим.
— От кого? От тебя, недомерок?
— От меня, недомерок, — ответил Вадим и подошел вплотную к мужику. Тот от неожиданности отпрянул и свалился с лестницы крыльца: сзади притаились ступеньки. Он поднялся на ноги, брюки были в мокрых грязных пятнах, мужик попытался их отряхнуть, но только замарал руки. Потер чумазые ладони друг о друга, обиженно взглянул на сына и пробормотал почти жалобно:
— Ну хоть сотку дай.
— Вали, — процедил Паша. Губы его задрожали.
Мужик смерил его долгим взглядом и поплелся прочь. Паша следил за ним с таким вниманием, будто стоило ему отвести взгляд, и тот сразу же вернется. Мужик скрылся в ближайшей арке. Вадим посмотрел на Пашу: всклокоченный, с поджатыми губами, он все еще сжимал ручку подъездной двери так, что костяшки пальцев побелели.
— Ушел, — сказал Вадим. Паша глянул на него и отпустил ручку. Потоптался, засунул руки в карманы.
— Что ты тут делаешь? — наконец проговорил он, глядя себе под ноги. Ему стало как-то неловко.
— Мимо проходил, — ответил Вадим. Он смотрел сверху вниз на светлые вихры мальчика, непослушно торчащие в разные стороны, как иголки у ежа. «Чтобы отпугивать хищных пьяных мужиков, — невесело усмехнулся про себя Вадим. — Только их этим не испугаешь».
— Как фильм? — поинтересовался Паша, чтобы хоть что-то сказать. Вадим вступился за него, и мальчик не знал, как теперь с этим быть. Ведь они никогда особо не ладили.
— Сняли. Помнишь, ты там главную роль играл? — усмехнулся Вадим.
— Да не об этом я, — буркнул мальчик. Кажется, теперь перед ним прежний Вадим. — Ское говорил, что нужно отдельно диалоги записывать. Когда будем?
— Никогда. Второй главный герой уехал, — хмуро ответил Вадим.
— Кто? Твоя мама? Она уехала? Надолго? — забросал вопросами Паша.
— Надолго, — сказал Вадим. Помолчав немного, добавил: — Возьмем звук с камеры. Он там довольно чистый, — он взглянул на мальчика. — Ладно. Пойду я. Бывай.
— Может, зайдешь? — быстро проговорил Паша. — Мама будет не против.
Мальчик выколупывал ботинком какой-то камешек из щели крыльца и не смотрел на Вадима. Щеки его слегка покраснели, но он продолжал заниматься камешком с таким видом, будто это дело его жизни.
— Спасибо, но нет, — ответил Вадим. Наблюдая за бесполезными действиями мальчугана, он слегка улыбнулся. — Я уже сегодня… нагостился, скажем так.
Паша оторвал наконец взгляд от своего камешка, посмотрел на Вадима.
— Ты только это… — начал он неуверенно. — Не говори никому. Про этого…
— Про отца?
— Нет у меня отца! — вскинулся Паша, волосы на затылке у него встали дыбом.
— Ладно, ладно. Нет у тебя отца, я понял, — согласился он. — А у меня вот матери нет, похоже, — пробубнил себе под нос Вадим, но Паша все равно услышал.
— Как нет? Почему? — и, понизив голос, добавил: — Ты же сказал, что она просто уехала.
— Уехала в командировку, — подтвердил мальчик. — Надолго. Для меня — навсегда. Нет у меня больше матери.
— Ну и дурак.
— Что ты сказал? Она меня бросила, понял?! — взбеленился Вадим.
— Бросила? Просто в командировку уехала. Ты не знаешь, что такое быть брошенным, — Паша сплюнул, развернулся и взялся за ручку двери подъезда.
Вадим молча смотрел, как лохматая макушка скрылась в темном проеме, а тяжелая металлическая дверь, звякнув и скрипнув, затворилась.
45
Прежде чем зайти, Вадим дунул на ладонь, но не понял — несет от него перегаром или только слегка попахивает. «А, какая разница!» — подумал он и дернул дверь на себя.
— Ты опоздал к ужину, — почти шепотом сообщила Вадиму Нина, появившаяся из столовой с пустой тарелкой. — Заходи, отец там.
— Я не голоден, — ответил мальчик и направился было в свою комнату.
— Лучше не спорь, иди ужинать, — настойчиво повторила Нина и шепотом добавила: — Он очень зол.
— Плевать я хотел, пусть злится, если ему так нравится, — громко ответил Вадим, но все же зашел в столовую из интереса. Отец сидел молча, спиной к двери, медленно ворочая вилкой по тарелке. Он явно все слышал, но не подавал виду. Не похоже на него. В последнее время они вообще редко виделись, почти не разговаривали после того случая, когда Вадим назвал его слабаком.
Отец сидел во главе длинного белого стола, облепленного по бокам белыми стульями с резными спинками. Широкие окна радушно впускали солнце в столовую: здесь всегда светло, даже вечером. Вадиму было накрыто сбоку от отца, но мальчик прошел к противоположному краю стола и уселся — прямо напротив него. Тот ненадолго поднял глаза, мельком глянул через длинный стол на сына и снова принялся есть. Вошла Нина, бросила настороженный взгляд сначала на одного, затем на другого, переставила приготовленные для Вадима приборы на выбранное им место и вышла, тихо притворив за собой дверь. Напряжение в белой комнате сгустилось.
— Хочешь кончить, как дед? — тихо спросил отец, глядя в тарелку.
— Ты у тарелки спрашиваешь или у меня? — переспросил Вадим, приподняв бровь.
— Понравилось?
— Что именно?
— Напиваться в хлам — понравилось?
— Разве в хлам? — Вадим интеллигентно оттопырил мизинец, разрезая кусок отбивной. — Думал, что на этот раз всего лишь в доску.
Отец громко положил вилку на стол.
— Устраивать пьяные сцены в школе — понравилось?! — сквозь зубы спросил он. — Позориться перед одноклассниками и учителем — понравилось?! Только что не танцевал на столе!
— Просто не успел, — с деланым благодушием ответил Вадим. — Но могу наверстать, — он бросил приборы и вскочил на стол, принялся отстукивать степ.
— Слезь со стола! — отец поднялся, покраснел, уставился на сына исподлобья. В пылу танца Вадим наступил на свою тарелку, она перевернулась и шлепнулась на пол, разби