— Да, Ника. Оседлай свое облако — и вперед, — ответил мальчик, улыбнувшись. Небо сочилось синевой, а совсем рядом — только протяни руку — крапинки-почки облепили ветки деревьев, будто невидимый фокусник медленно достает из своих коричневых рукавов сотни маленьких зеленых платков.
52
В дверную щель ему было видно только пол-лица. Волосы распущены, голову подпирает рука. Что-то говорит, но Вадим не слышит что. Он смотрел на лицо в мониторе, половину которого закрывала голова отца.
— Он не разговаривает со мной. Я с ним тоже, — донесся до мальчика приглушенный голос отца. Мать ответила что-то, Вадим опять не расслышал что. Только слово «поговори» разобрал.
— Давай не будем об этом… — начал было отец, но мать стала что-то говорить, и он замолк. — Ничего не случилось… Правда, Марина, ничего… — монитор ответил что-то. — Он не станет меня слушать. Я ему не нужен… Не драматизирую я. Приезжай, ему нужна ты. И мне, — нежно добавил отец. — Приезжай на его день рождения.
Вадим перевел взгляд с монитора на затылок отца. Ему даже показалось, что широкие покатые плечи, жесткая шея, ежик волос — все стало как-то мягче в этот момент.
— Знаю, что работы много, — продолжал тот, выслушав реплику матери. — Но кто здесь директор? — усмехнулся он. — Китайцы подождут. Один день ничего не решает. Я даю тебе отпуск на двадцать четвертое мая. Приезжай, — сказал отец. Вадим отошел от двери, тихо прикрыв ее.
53
— А зачем ты снимаешь эти фильмы? — спросила Ника у Ское. Ребята прохаживались возле школы в ожидании Вадима. Солнце пряталось за облаками от ветра, а тот раскидывал их на мелкие пушистые ошметки, чтобы пробраться к светилу.
— Просто так, — ответил Ское.
— Совсем просто так?
— Чтобы жить было интересней.
— Но ты ведь хочешь стать режиссером. Будешь посылать фильмы на какие-нибудь конкурсы? Чтобы о тебе узнали люди, чтобы смотрели… Смотри, Ское! — вдруг вскрикнула Ника, указывая на асфальт у себя под ногами. Ское взглянул. Возле лестницы, ведущей с территории школы на тротуар, был нарисован мелом контур человека. Так обводят тело убитого — белой линией, — распластавшееся в последней своей позе. Здесь поза вышла почти танцевальной.
— Помнишь тот стих, написанный на ступенях? Про танго, — спросила Ника. — А еще там говорилось: «На асфальте себя нарисую…»
— Помню, — ответил Ское, разглядывая контур. — Ника, ляг на асфальт.
— Что? — девочка подняла брови от удивления.
— На асфальт ляг, рядом с фигурой.
Девочка посмотрела долгим взглядом на Ское — не шутит ли он? Он не шутил. Она медленно опустилась на холодный асфальт, легла на спину. Повернула голову и посмотрела на меловую шероховатую линию рядом с собой, из которой состоял этот невидимый человек. Нике стало жалко невидимого человека. Все, что осталось у него, — вот эта белая неровная линия. «Глупо, конечно, жалеть рисунок», — подумала девочка.
— Что ты чувствуешь? — спросил Ское. Он забрался на забор школы и смотрел на нее сверху, сложив руки рамочкой — выстраивал кадр.
— Холодно, — соврала Ника. Не говорить же ему про сочувствие к рисунку.
— А я чувствую, что вы опять какой-то фигней занимаетесь, — донесся до Ники голос. Она увидела, как к рисунку приблизились ботинки, наступили на белую линию: подошел Вадим. — Стоит вас оставить ненадолго, как одна уже валяется на земле, прикидываясь рисунком, а другой лазает по заборам.
— Что тебе сказали? — поинтересовался Ское, спрыгнув на асфальт. Ника поднялась на ноги.
— Ничего. Пожурили, — отмахнулся Вадим. — Рассказали, как это плохо — употреблять алкоголь. Как будто до меня этого никто никогда не делал. — Он взглянул на Нику, потом на Ское: — А вы что тут делали?
— А мы тут почти придумали второй фильм, — ответил Ское.
— Лежа на асфальте? Рассказывай.
54
— Вадим, мама приедет на твой день рождения. Она звонила, сказала. Я согласился дать ей отпуск на один день.
— Хорошо.
— Что? Ты даже не язвишь? И не отмалчиваешься?
— Нет.
Отец внимательно посмотрел в лицо сына. Спокойное.
— Позвони ей, — проговорил отец с надеждой.
— Нет.
— Вадим…
— Пока нет.
55
Ское ел «Снеговика» и думал. Рядом со скамейкой прыгал воробей. «Человек, который постоянно исчезает, — размышлял Ское. — Маленькая девочка катается на качелях с мальчиком каждый вечер. И как-то раз он не приходит. День не приходит, два, три…»
— Привет, специалист по исчезновениям.
Ское даже вздрогнул от неожиданности. Надо же, он как раз думал об исчезновениях, а тут кто-то… Он поднял голову. Русая коса поблескивала на солнце. Девушка села на скамейку рядом с ним.
— Привет, — ответил Ское. — Аня, — добавил он и улыбнулся. Он взглянул на ее лицо. Полные губы, курносый нос, серо-зеленые глаза, длинные ресницы. Девушка поправила выбивающуюся от ветра прядку.
— О, ты помнишь мое имя? — она высокомерно подняла брови.
— А ты мое помнишь? — рассмеялся Ское. Аня промолчала. — Где твоя подруга?
— А зачем тебе моя подруга? Я не сойду?
— Смотря для чего, — усмехнулся Ское.
— Ну ты и нахал. Лучше бы угостил меня пирож-ным, — Аня надула губы. Ское протянул ей огрызок меренги. — Ах так! — девушка поджала губы и хотела подняться со скамейки, но Ское остановил ее.
— Извини, я пошутил. Сейчас сбегаю. Тебе какую?
— Никакую, — хмуро буркнула Аня. — Там очередь уже на пол-улицы, будешь два часа стоять.
— Тогда можем прогуляться до набережной, — предложил Ское. И ребята направились от «Лакомки» вниз, к реке. Яркие маленькие листья на ветках встречных деревьев слегка покачивались. Свет пронзал их насквозь, делая еще ярче. На асфальте лежали длинные серые тени.
Перила набережной были расписаны граффити и чайками. В зеленой цветущей воде плавали бутылки и утки. Ветер сносил прически прохожих, делая из них метелки, — у реки всегда так. Ское взглянул на Аню, которая всю дорогу шла молча, глядя то вдаль, то под ноги. Коса гусеницей сползла по плечу на грудь, а вокруг лица образовался ободок всполошившихся, подсвеченных солнцем волос, рваными лучами расходящихся в стороны.
— Влюбился? — иронично поинтересовалась Аня.
— Нет, просто рассматриваю твое лицо.
— А ты без комплексов.
— А зачем они?
Девушка подошла к перилам и оперлась локтями о них. Поглядела вниз, на воду. Ское подошел тоже. Прямо под ними в зеленой жиже плавало аж четыре бутылки и несколько пакетов из-под чипсов.
— А зачем тебе нужна была та история про исчезнувшего парня? — проговорила Аня, засмотревшись на пакет из-под чипсов.
— Просто интересно, — ответил Ское, глядя на миловидный профиль девушки.
— Я не верю сестре. Так не бывает.
— А я верю. Так бывает, — Ское вспомнил Никины ноги, аккуратно перешагивающие стихотворные строчки на ступенях ее подъезда.
В двух метрах от ребят на перила приземлилась чайка. Она повернулась боком, направив на них свой глаз-бусину.
— Чем ты занимаешься в жизни? — поинтересовался Ское через некоторое время. Чайка вспорхнула и перелетела вниз, на горлышко бутылки.
— Стою тут с нахальным парнем со странным именем. Время теряю, — ответила девушка.
— Кстати, зачем? — усмехнулся Ское.
— Танцую я, — сказала Аня. — Но танцор — это ведь не профессия. Поступать я буду на бухгалтера. А ты?
— А я не буду.
— Что не будешь?
— Поступать на бухгалтера.
— А на кого будешь?
— На танцора.
Аня подозрительно глянула на Ское. Тот улыбался. Заходящее солнце сбоку просвечивало радужку его глаз насквозь, и от этого они будто светились изнутри желтым. Ское отошел от перил и сделал несколько пируэтов, которые помнил со времен уроков хореографии на фигурном катании.
— Что за дворовые танцы? — язвительно заметила Аня.
— А ты давай, рассчитай мне дебет-кредит, покажи, на что способна, — рассмеялся Ское. Лицо Ани потемнело.
— Дурак, — сказала она, повернулась и направилась прочь.
— Почему-то обе наши встречи кончились именно этим словом, — смеялся Ское. Девушка остановилась, нерешительно обернулась.
— Завтра, здесь же, в пять, — быстро проговорила она и ушла, ускоряя шаг.
56
Ское разглядывал Нику. Она положила ручку на парту и, подперев рукой щеку, глядела на доску. Олеся блуждала в просторах своей памяти, вяло двигая мелом по доске.
«Сможет ли она станцевать танго?» — думал Ское.
Ника обернулась, почувствовав взгляд.
— Котомкина, помоги Колесниковой! — неожиданно донесся до Ники голос учительницы. Ника вздрогнула, поднялась и направилась к доске. Перехватила мел из рук Олеси.
Ское посмотрел на Никины ноги. Стопы плотно входили в черные туфли. Девочка мяла ногами пол в нерешительности. Ское перевел взгляд на ее лицо. Ника покраснела. Учительница что-то говорила, но девочка не слышала что. Почему он на нее так смотрит?
— Садись, Котомкина. Два.
Ника продолжала стоять у доски, задумчиво сжимая в пальцах мелок.
— Котомкина! — взвизгнула учительница. — Можно садиться уже. Два ты честно заработала.
Ника положила мел рядом с доской и, красная как рак, прошла на свое место. После урока Ское подошел к девочке. Она нервно дернула молнию на сумке, и собачка выскочила.
— Ника, — негромко сказал Ское. Девочка опустила голову, возясь с молнией. — Ника, я хочу, чтобы ты сыграла главную роль во втором фильме.
— Что? Я? — Ника подняла на него глаза. Так вот почему он так странно на нее смотрел. Фильм…
— В фильме про человека-невидимку.
— Но почему я?
— Это тебе он дарит цветы и пишет стихи на лестнице.
— Кто? — подошел Вадим. — Кто дарит ей цветы и пишет стихи на лестнице?
— Я согласна, — ответила Ника и вышла из кабинета.
57
Ское шел по улице вниз, глядя на центральный мост через Урал. Вдаль, по мосту, убегали рельсы — чем дальше, тем они становились ближе друг к другу — эти параллельные прямые, которые не пересекаются. По ним лениво тянулись трамваи, похожие на гигантских красных муравьев, которые тащат на спинах веточки-провода в свой огромный металлический муравейник.