— То уставится в одну точку, то хохочет, — проговорил Руслан, глядя на Нику.
— Ника, — позвал Ское. Девочка встала с места. Они вдвоем отошли на несколько шагов от ребят. — Что-то не так?
— Все в порядке, — ответила та, все еще хихикая. — Просто зря его назвали Русланом. А еще у него нос курносый.
— Тебе это мешает?
— По сценарию мы должны нравиться друг другу. А мы не нравимся — ни я ему, ни он мне.
— Это часто бывает в кино. Нужно сыграть.
— А как?
— Ты полюбила его с первого взгляда. Не можешь глаз отвести.
— Но я могу.
— Нет, ты не можешь.
— Могу.
— У тебя бывало такое в жизни? Вспомни.
Ника вспомнила. Как покрасила волосы в синий цвет и надела маску Мальвины. Как писала стихи на вырванных из тетради листках и делала из них самолетики. Как обнимала входную дверь.
— Вспомнила? — Ское внимательно посмотрел в лицо девочки. Она спрятала взгляд в траве, чтобы он не догадался, что именно она вспомнила.
— Можно снимать. Все нормально будет, — ответила она сухо. Повернулась и пошла к остальным. Села на свое место — между двумя девочками из их класса, Катей и Дашей, которые тоже вызвались поучаствовать в съемке. Также здесь были и знакомые Ани, и сама Аня, и приятели Вадима. Ника оглядела лица. По сюжету она должна быть белой вороной среди малознакомых девушек и парней. Так и получалось: некоторых видела впервые, а кого знала, с теми особо не общалась. Ребят Ское собрал раньше, чем подошла Ника. К ее приходу все уже перезнакомились. Ское, как чуткий режиссер, намеренно ее «попридержал». Создал вокруг Ники атмосферу отчужденности. Как будто в школе ей этого мало! Ника даже немного рассердилась на Ское. Она взглянула на него. Объясняет что-то Ане. Говорит, чтобы она пересела подальше от Руслана и не отвлекала его от Ники. Да уж, Ское все предусмотрел. Режиссер.
— Ника. Вспомни, — донесся до девочки его голос. Она подняла глаза. Трудно забыть, когда вот он, стоит перед ней. Синие волосы, стихи, маска, поцелуй с дверью. Она перевела взгляд на Вадима. Он возился с камерой. Вспомнила, как он написал на снегу: «Ника, я не люблю тебя», а Ское повалил его на слово «не», чтобы получилось «Ника, я, Вадим, люблю тебя» — похожее на официальный документ объяснение в любви. Ское подтолкнул Вадима к признанию — в прямом и в переносном смысле. Срежиссировал их с Никой отношения…
— Камера. Мотор.
Глаза у Ники заболели. Такое бывало, когда слезы должны подступить, но не подступают. Как будто сейчас их выход, но они опоздали на поезд или что-то вроде того и теперь не появятся. Ское выступил в ее жизни как режиссер…
Ника глядела напротив себя. Вот оно — нужное ей лицо, с курносым носом и голубыми глазами. И с неподходящим именем. Лицо перекосилось улыбкой. Ника закрыла глаза рукой.
— Стоп, — скомандовал Ское. Вадим опустил камеру. Ника закрыла лицо двумя руками. Она не плакала, просто стало больно смотреть. Оказывается, фраза «больно смотреть» имеет под собой реальное основание. Ника встала и ушла с поляны, куда-то в глубь этого реденького общежитского леса. Деревья с худенькими стволами проплывали мимо. Ника остановилась. Через несколько мгновений сзади зашелестела трава. Ника не обернулась. И так поняла кто.
— Плачешь?
— Нет. С чего бы? — собственный голос показался Нике каким-то грубым. Постаралась, чтобы прозвучало мягче: — Глаза болят.
Ское помолчал. Переступил с ноги на ногу, судя по звукам (Ника все еще стояла спиной к нему), прислонился к березе.
— Тогда почему не оборачиваешься?
— Я… — Ника замялась. Глаза заболели сильнее. — Я не хочу тебя видеть.
Пауза.
— Могу исчезнуть.
Трава едва слышно озвучила его быстрые шаги. Все тише и тише, дальше и дальше. Ника стояла не шелохнувшись.
Когда вернулась на поляну, все послушно сидели на своих местах. Правда, почти не разговаривали, только переглядывались. Вадим держал камеру в руках и как-то странно смотрел на Нику. Ское нигде не было видно. Ника огляделась.
— А где Ское? — спросила она.
— Он ушел, — ответил Вадим. — Сказал снимать без него.
— Как? — удивилась Ника и покраснела. Неужели он обиделся на нее? — Как мы будем снимать без режиссера?
— Сказал, что без него получится лучше. Садись на свое место, Ника, — Вадим указал на примятую траву между Катей и Дашей. Девочка села. Вадим явно не был готов к роли режиссера. Он оглядел лица ребят. Те ждали указаний. — Вот что… Все делаем, как сказал Ское. Массовка разговаривает. Ника и Руслан смотрят друг на друга. Поехали.
«Я влюблена, влюблена… — повторяла про себя Ника, глядя на Руслана. — Ское обиделся на меня… Или нет?.. Надо войти в роль… Я влюблена. В Руслана…»
Вадим кружил вокруг ребят. Ское попросил для этой сцены «карусельную» съемку, как он назвал этот прием. Лица сменяли друг друга, мелькали улыбки.
«Вспомнить… Он хочет, чтобы я это вспомнила. Может, я не хочу вспоминать?» Камера в очередной раз проплыла мимо, перелистывая лица своим круглым черным глазом. Захочет ли она на одном из них остановиться?
Вадим ждал. Ское сказал ему снимать, пока на лице Ники не появится особое выражение. Ника смотрела на Руслана с таким видом, словно изучала учебник по биологии. Вадиму хотелось выключить камеру и отчитать Нику за ее скучающий вид. Или еще как-нибудь повлиять на нее. Но Ское сказал ждать, и Вадим ждал.
Справа лесная стена в серо-зеленую полоску, слева лужайка с кирпичной стеной общежития вдалеке, прямо — прохладные улыбающиеся глаза. Нике показалось, что в их голубизне мелькнули волосы Мальвины. Она вспомнила музыку, которую сочинила в прошлом месяце, когда смотрела в окно. Тогда небо было разрезано черными ветками на полоски, как сейчас разрезано тоненькими стволами деревьев зеленое весеннее полотно. Листва горит цветом, солнце высвечивает яркие, режущие взгляд лоскуты. Музыка явственно зазвучала в Нике, перед глазами встала картинка: Ское замер, уперев ногу в землю, чтобы качели не двигались. Темно. Лицо слегка подсвечено телефоном. Острая тишина Никиной комнаты. За стеклом — почти осязаемая музыка, которую ей, Нике, не слышно. Но так не слышно, как будто слышно. Она тогда не могла этого себе объяснить. А сейчас пришла мысль: может, она так и рождается — музыка? Пока она не появилась, может, она где-то уже почти есть? Почти звучит? И кто-то, как и Ника тогда, ее почти слышит? Экран телефона погас, а Ское сидел в тот вечер на качелях еще минут десять. Она видела в щелку между штор.
— Он исчез, понимаешь? Как будто его и не было, — донеслось до Ники. Она вдруг очнулась на полянке, в кругу парней и девушек. Аня, сидевшая слева от нее, в общем гуле голосов, рассказывала кому-то историю про исчезновение парня ее сестры — чтобы хоть что-то говорить. Ника взглянула на курносый нос напротив себя. Нос продолжал улыбаться, в глазах — интерес. Ника улыбнулась тоже.
Вадим выхватил ее улыбку, блестящие глаза.
«Ское тоже сказал: «Могу исчезнуть», — мысль пронеслась молниеносно, будто полоснув лезвием и раскроив воздух на мелкие кусочки. — И исчез, — глаза заболели снова. Ника потерла переносицу. Солнце засветило ярче. — Странно, — подумала Ника. — Мы снимаем сцену, как парень пропал в лесу, в такой солнечный день».
Вадим остановился и сфокусировал все свое операторское внимание на Никином лице. Она неотрывно смотрела на Руслана.
«Хотя… — Ника видела подсвеченное телефо-ном лицо, ногу, упершуюся в землю, чтобы качели не двигались. — Может, именно в такой солнечный день он и исчез, чтобы больше не появиться. Этот парень».
— Может, костерок разведем? — предложил «этот парень», потирая руки. Бросил многозначительный взгляд на Нику, повернул голову вправо, влево, ища поддержки у ребят. Никто ему не ответил. — Ну, вот и славно, — сказал он, поднимаясь и улыбаясь всем и никому. — Схожу за дровами, — взял топор и направился в лес.
Нике отчего-то захотелось остановить его. Потому что она знает, что будет дальше по сценарию? Знает, что никто и не вспомнит потом об этом парне с прохладными улыбающимися глазами, кроме нее? Она сделала тревожное движение в его сторону, но остановилась. Это фильм. Это просто фильм.
— Стоп. Снято. А теперь снимаем так: никто не помнит этого парня, только Ника. Но она молчит.
69
«Ское».
«Да, Ника?»
«Прости меня…»
«За что?»
«За то, что сказала в лесу. Я не хочу, чтобы ты исчезал».
«Я тоже не хочу, чтобы я исчезал. Не волнуйся, Ника. Все в порядке».
70
Вадим подключил камеру к компьютеру и уселся на диван рядом со Ское.
— Там я не стал спрашивать, чтобы не дискредитировать тебя перед актерами. Но почему ты ушел со съемочной площадки?
— Ты боялся меня дискредитировать перед актерами? — усмехнулся Ское.
— Что у вас там с Никой произошло?
— Ничего.
— Она убежала в лес в слезах, ты пошел за ней. А потом решил вдруг бросить все и уйти. Что у вас произошло?
— Включай видео. Загрузилось.
— Не уходи от ответа.
— Ника не убегала в слезах. У нее просто заболели глаза.
— Ага. А ты ушел, потому что из тебя никудышный офтальмолог?
— Я говорил тебе, почему ушел. Так было лучше для фильма.
— Не верю.
— Сейчас посмотрим. Без меня Ника сыграла лучше, я уверен.
— Почему?
Ское нажал «воспроизведение». Началась карусель из лиц, среди которых мелькало Никино растерянное лицо.
71
Ника включила радио. Выполнила основной шаг танго. Комната уложилась в три шага. По радио передавали не подходящую для танго песню Димы Билана. Но Ника думала, что настоящий танцор сможет танцевать под что угодно. Хоть под отбойный молоток.
Черная юбка колыхнулась при резком развороте, нога носком уперлась в пол. Дима Билан замолк, уступив место говорливому ведущему. Ника села на кровать. День стоял ясный, и через кружевной тюль падал кружевной свет.
«Черно-белое танго. Разве так бывает?» — подумала Ника. Она встала с кровати, открыла ящик стола, достала оттуда несколько черно-белых фотографий. Бабушка с дедушкой. Бабушка — серьезная полная женщина, в руках луковица. Дедушка улыбается. Они же были цветные раньше — бабушка с дедушкой. Когда были живы. Ника пролистала фотографии одну за другой. Аккуратно положила в ящик и задвинула его.