— Эх, — вздохнул он. — Мне очень жаль.
— Да ничего! — злобно заверил его лохмач. Он развернул бумажку.
— Ну? Что там? — нетерпеливо спросил его продавец. — Может, я помогу. В прошлый раз получилось, я лапти отдал девочке, чтобы она не лишилась своих. Чего молчишь?
Лицо лохмача погрустнело, он продолжал отмалчиваться. Продавец выхватил у него бумажку. «Не сможешь произнести ни звука», — прочел он.
— Ах она, такая-растакая, эта волшебница! — воскликнул продавец. — Не бойся. Я ее скоро встречу — осталось продать три бумажки: две белые, одну черную, и тогда — ух! — погрозил он, а затем сочувственно взглянул на лохмача: — Если раньше ты орал на людей, отпугивая их, то теперь ты вообще страсть какой необщительный. Но не унывай. Спасибо за чай, за лапти. Пойду я, — сказал продавец, вставая из-за стола. — Встречу волшебницу, обязательно переговорю с ней насчет тебя.
И, покинув домик лохмача, он снова двинулся в путь.
Шел продавец, долго ли, коротко ли, а вскоре набрел на одиноко стоящий домик. Во дворе прекрасная девушка развешивала белье на веревках. Развеваясь на ветру, оно напоминало белые паруса без корабля. Девушка, словно танцуя, мягко скользила среди них.
5
«Опять сказка. И явно не вся, а только первые страницы, — подумал Ское, закончив читать. — Что бы это значило на сей раз? И где искать оставшиеся страницы?»
Мальчик поднялся со скамейки и отправился домой.
6
— Спасибо за тюльпан.
— За какой тюльпан?
— За этот, — Ника указала на баночку на подоконнике. Розовый бутон прислонился к стеклу, ловя солнце.
— Я не дарил.
— Я так и думала.
— Тогда зачем это «спасибо»?! И кто дарит тебе цветы, я не понял?
— Не знаю.
— Как понять — не знаешь? Кто-то же вручил тебе этот тюльпан.
— Он был приклеен скотчем к двери.
— Это слишком своеобразно, слишком похоже на…
— Это не он! — вскричала Ника, но тут же опустила глаза. — Зачем ему… На лестнице были следы, ведущие к двери. Белые, будто известковые. Они обрывались у самого порога.
— Это тоже похоже на него.
— Не похоже. И вообще, ты меня даже не поздравил с Восьмым марта. Я получаю цветы от какого-то парня-невидимки.
— Я написал тебе СМС. А с парнем-невидимкой сейчас поговорю.
— О чем?
— Спрошу, зачем он дарит цветы чужой девушке.
— Я чужая девушка, — задумчиво проговорила Ника, но Вадим уже вышел из ее комнаты, а затем и из квартиры.
7
Ское расположился на подоконнике в своей комнате, приоткрыв створку окна. В щель влетал легкий ветерок, какой бывает только в первые дни весны. Он нес с собой аромат талого снега и отзвуки птичьих, робких пока и редких, трелей.
Мальчик размышлял о фильме, который хотел снять. Тогда, в декабре, он решил, что станет режиссером, и сейчас находился в поисках идеи. У него были уже некоторые мысли на этот счет, но пока обрывочные, незаконченные. Все, что он знал, — это то, что снимет триптих — три небольшие зарисовки, навеянные тремя ликами весны. Ранняя весна, вот такая, как сейчас. Будто девочка, забежавшая в дом с мороза, она стряхивает с себя снег, похлопывая по плечам и коленям, чтобы согреться. Она все еще холодная после зимней прогулки.
Второй лик — оттаявшая, сбросившая с себя белые одежды весна. В ней что-то зарождается, тихо ликует, но пока это незаметно, скрыто от глаз.
И третий лик — весна распускает ярко-зеленые рукава, укрывает землю цветистым одеялом, щедро разбрасывая желтые, красные, синие, розовые пятна вокруг.
Правда, все это касается только настроения фильмов, их атмосферы, цветовой и звуковой палитры. Сюжеты будут, конечно же, не об этом. Пока что Ское, словно художник, подбирал нужные краски, которые он нанесет легкими мазками на кинохолст.
— Ское! — позвали с улицы. Мальчик посмотрел вниз в щель окна. Вадим стоял у подъезда, задрав голову. Лицо его было серьезным и решительным.
— Заходи, — крикнул Ское. Вадим кивнул, и Ское пошел открывать дверь.
— Это ты прилепил скотчем тюльпан к Никиной двери? — с ходу спросил Вадим, переступая через порог.
— И тебе привет, — ответил Ское. — Как поживаешь?
— Ты или нет? — настаивал Вадим, глядя на него из-под насупленных бровей.
— Нет. А что? — Ское улыбнулся. Его забавлял сердитый вид друга.
— Я тебе не верю, — хмуро заявил Вадим.
— Почему?
— Потому что кто еще мог додуматься до такого?
— Кто-то додумался. И это был не я, — спокойно ответил Ское. — Расскажи.
— Нике кто-то подарил тюльпан, прилепив его к двери скотчем и оставив в подъезде белые следы, которые обрывались у самой двери, будто бы он сразу после этого исчез. Ника назвала его человеком-невидимкой.
— Интересно, — задумчиво протянул Ское. — Да, действительно, интересно. Человек-невидимка.
— Тебе интересно, как у меня девушку уводят?
— Успокойся, это всего лишь цветок.
— А это что такое? — Вадим взял со стола три листка с текстом — сказку, упавшую с неба.
— Тебе сказать правду или правдоподобную версию? — поинтересовался Ское, усмехнувшись.
— Давай правдоподобную.
— Это я написал.
— Ясно. А правда тогда какая?
— Я шел по улице, любуясь небом и ручейками, и вдруг вижу дверь с надписью «Жизнь — это фантазия». Зашел в нее. Блуждая в потемках, наткнулся на другую дверь. Отворив ее, оказался с другой стороны дома, во дворе, и тут же на меня с неба посыпались эти листки. А в них очередная сказка.
— Первая версия мне нравилась больше. Скажи, почему сюжеты всегда падают на тебя с неба то в прямом, то в переносном смысле?
— Это не сюжет, а просто сказка.
— Но ты же сделаешь из нее сюжет для фильма, как обычно?
— Она незаконченная.
— Тогда тебе стоит побродить по подъездам в ожидании, когда упадет оставшаяся часть. Я уже понял эту систему. Почему на меня ничего не падает с неба?.. — Вадим взглянул пристально в глаза Ское: — Это точно не ты прилепил тюльпан?
— Точно, Отелло. Лучше подарил бы сам цветы, чем выяснять, кто сделал это за тебя.
— Ладно, пошли, — буркнул в ответ Вадим.
— Куда?
— Искать дверь с надписью «Жизнь — это фантазия». Хочу это видеть.
8
Ребята прошли по улице Менделеева, по одной и по другой стороне. Никаких табличек на дверях подъездов не наблюдалось.
— Ты помнишь дом? — спросил Вадим.
— Да, вон тот, — указал Ское на небольшое трехэтажное здание. — Но подъезды в нем на этот раз только со стороны двора.
— Тогда пойдем во двор.
Друзья осмотрели двор, зашли в каждый из подъездов, но ничего странного не заметили. Подъезды были обычные, с неба ничего не падало.
9
Ника глянула в окно. Надпись, сделанная Вадимом в декабре («Ника, я люблю тебя»), давным-давно была занесена снегом, закручена метелью, а сейчас следы ее окончательно растаяли и утекли журчать по улицам. Вадим сказал тогда, что все это шутка, эта надпись на снегу. А потом стал провожать Нику до дома.
Девочка вспомнила, как они молча доходили до ее подъезда, прощались, и Вадим покидал ее двор, не оборачиваясь. Ника не понимала, зачем все это нужно.
— Хватит ходить за мной, — не выдержала она однажды, на что Вадим пробурчал:
— Ноги мои, асфальт общий. Хожу куда хочу, — и взял ее за руку.
— А рука моя! — Ника вывернулась, отняла руку, положила ее в карман и не вынимала, пока не оказалась в подъезде. Вадим, немного помедлив, зашел следом, догнал ее у двери. Ника уже вставляла ключ в замок.
— Что еще? — спросила девочка, повернувшись к нему.
— Почему? — спросил он, глядя на нее в упор.
— Что — почему? — не поняла Ника.
— Почему ты так сказала?
— Как сказала? Ты о чем?
— Ты сказала: «Хватит ходить за мной».
— Потому что это глупо.
— Глупо? — Вадим рассердился. — Глупо?! — повторил он громко, и звук его голоса разошелся гулом по подъезду. — Сам знаю, что глупо, — признал он уже спокойнее. — С удовольствием провожал бы кого-нибудь другого, а не тебя. Ту же Митрофанову, например.
— Вот и провожай Митрофанову! — заявила Ника и дернула за ручку дверь. Но Вадим толкнул дверь обратно, и та снова захлопнулась.
— Да не нужна мне твоя Митрофанова, — выпалил он. — Мне ты нравишься.
— Что-что? Ты не заболел? — съязвила девочка и поднесла руку к его лицу, чтобы в шутку пощупать лоб. Она думала, что он дернется, отстранит ее руку, но Вадим даже не двинулся. Ника приложила ладонь к его лбу, а он смотрел ей в глаза неотрывно. Ника смутилась и убрала руку. — Ты серьезно?
— Будешь моей девушкой?
Девочка смутилась еще больше. Никто раньше не предлагал ей такого. Ей захотелось юркнуть в квартиру, спрятаться. Она нащупала у себя за спиной спасительную ручку двери.
— Я подумаю, — ответила наконец Ника, бросила быстрый взгляд на Вадима и скрылась в квартире.
Всю следующую неделю после того разговора Ника убегала из школы раньше всех. Шла домой другой дорогой, не как обычно, и, оглядываясь по сторонам, забегала в подъезд.
— Трусиха, — Вадим простоял возле ее двери полчаса в ожидании, пока Ника петляла по улочкам, запутывая следы. И вот она появилась, остановилась посреди лестницы и смотрит на него растерянно. — Да или нет?
— Я еще не решила, — Ника опустила глаза. Вадим подошел к девочке, встал на ступеньку выше, напротив нее.
— А если бы это Ское предложил? Долго бы думала? — жестко спросил он.
— Ское тут ни при чем…
— Тогда в чем дело? Я тебе настолько противен? — с неожиданной грустью в голосе спросил Вадим. Ника подняла на него глаза. Он печально смотрел на свою руку, сжимающую перила. — Ладно. Я все понял, — Вадим в последний раз пожал перила и отпустил их. Он уже собрался уходить, как вдруг Ника рывком поднялась на ступеньку, на которой стоял он, быстро поцеловала его в щеку и убежала по лестнице вверх.