Вадим картинно поклонился и вставил диск в dvd-проигрыватель.
— Ассистент! Свет! — сказал он, и кто-то погасил в комнате свет.
Ника отвернулась к стене и принялась тереть щеки, смешивая помаду со слезами. Ское стоял как вкопанный посреди комнаты и смотрел на Нику, не зная, можно ли подойти. Из колонок донесся скрип качелей. Затем звук фортепиано, как капля, упал на пол и растекался там.
Ника вышла из комнаты, Ское следом за ней. Вадим преувеличенно внимательно уставился на экран. Девочка смеялась под страдальческий скрип качелей, мальчик смотрел на девочку во все глаза.
— Извини.
Ское стоял за спиной Ники в ванной. Она терла щеки мылом.
— За что? — спросила та, взглянув на его отражение в зеркале.
— За улыбки.
— Ты не виноват, — Ника смотрела в печальные глаза Ское и терла щеки все медленней и медленней. Опять он так на нее смотрит. Как тогда, на карусели.
Ское не знал, что сказать еще.
— Пойдем досмотрим фильм. Ты ведь его тоже не видела.
— Я не буду смотреть.
— Почему?
— Ское…
— Ника, это твой фильм.
— Потому что я смотрела влюбленными глазами на какого-то Руслана, когда ты ушел. Потому что я танцевала с невидимкой после танца с тобой. Потому что я сочинила музыку качелей, а потом появился ты и кружился на карусели со своими синими глазами. Потому что я жила в этом фильме, а ты просто режиссировал. Я не хочу смотреть, Ское.
Ника повернулась к нему. Лицо ее было мокрым от воды, под глазами черными полукругами растеклась тушь.
— Я смотрю, вы сдружились в последнее время, — в дверях появился Вадим. — Всегда вместе, даже в ванной. Вот что значит улыбка. Объединяет людей.
Ское провел ладонью по щеке, размазав помаду, и поспешно вышел из ванной мимо Вадима. Ника повернулась к раковине и снова включила воду. Она усиленно терла нижние веки. Черные отметины не стирались. Вадим молча смотрел, как она это делает. Ника надеялась, что он уйдет, медлила у раковины, но он не уходил, а просто стоял и смотрел.
— Мама спрашивает, где ты, — наконец заговорил он.
— Ты же видишь, где я. Иди, скажи маме, — ответила Ника резко.
— Дело не в этом…
— А в чем? Ей не понравилась моя улыбка?
— Перестань. Хватит уже про эти ваши улыбки.
— Ей не понравилось мое платье? — язвительно продолжала Ника. Прядь волос прилипла к ее мокрой щеке.
— Дело не в платье, не в улыбке и не в маме!
— А в чем тогда?
— Да ни в чем…
— Я пойду домой.
— Не уходи, Ника, — тихо сказал Вадим, и глаза его сразу сделались грустными. — У меня день рождения.
— У тебя полный дом гостей.
— Не уходи, — Вадим подошел почти вплотную к девочке, хотел отвести рукой прядь ее волос, но отчего-то не решился. Уперся рукой в стену и так и стоял рядом. Нике стало жалко его.
— У меня лицо, как у панды, — неловко улыбнулась она. — То клоун, то панда.
— Нет.
— Что «нет»?
— Можно я тебя поцелую?
Ника смутилась.
— Ты же не спрашивал раньше.
— Просто скажи.
— Как хочешь.
— А ты как хочешь? — глаза Вадима сделались совсем большими и совсем грустными. — Не надо, не говори.
Он наклонился и легонько поцеловал ее в уголок губ. Нике стало тяжело смотреть на него, и она опустила глаза.
— Я пойду все-таки, — извиняющимся тоном сказала она.
— Я пойду с тобой.
— Не надо. Оставайся, у тебя гости.
— Ника.
— Оставайся. Как ты уйдешь? Это же твой день рождения.
— Давай просто сбежим, а они пусть празднуют, — усмехнулся Вадим. — Вдруг не заметят?
— Не надо, Вадим. Так не делается.
— А как делается? — снова погрустнел он.
— Я пойду.
Мальчик отошел от Ники, прошелся по ванной комнате, взглянул в зеркало, увидел там свое тусклое лицо.
— Я вызову тебе такси. А когда все разойдутся по домам, приду к тебе. Просто погуляем.
— Не надо такси. Я дойду сама.
— Я вызову, — и Вадим вышел из ванной комнаты.
— А почему твой друг ушел?
— Какой друг? — Вадим набирал номер такси на новеньком смартфоне, который ему подарила мама.
— Ское.
Вадим уставился на маму.
— А он ушел?
— Да. И выглядел каким-то расстроенным. Вы поссорились?
— Нет, — буркнул Вадим и поднес трубку к уху.
— Может, позвонишь ему?
— Нет. Здравствуйте, можно такси в поселок Крылова?
Ника нерешительно подошла к Вадиму и его маме.
— Мама, Ника тоже уходит.
— Ой, Ника, а почему? — Марина Алексеевна повернулась к девочке.
— У нее строгая мама.
— Но сейчас еще совсем не поздно!
— Пусть идет. А вечером я к ней зайду.
Марина Алексеевна округлила глаза. На ее лице отчетливо читался вопрос: «Зачем?»
— Потому что она моя девушка, — ответил Вадим на этот вопрос. Ника покраснела. Ей захотелось как-нибудь незаметно исчезнуть.
Марина Алексеевна смешалась и некоторое время смотрела на сына недоуменно. Она неловко улыбнулась, посмотрела на Нику, затем опять на Вадима.
— А почему ты мне не говорил? — спросила она. Смартфон мальчика заверещал, он снял трубку.
— Такси приехало. Номер пять-шесть-семь, — сообщил он.
Ника поспешно обулась. Лицо ее все еще пылало.
— До свидания, Марина Алексеевна, — кивнула она маме Вадима. — Еще раз с днем рождения, Вадим. Пока, — сказала она и скрылась за дверью.
90
Ское шел преувеличенно медленно. Он хотел ощутить каждый шаг. Почувствовать, как пятка приземляется на асфальт, затем — стопа и носок, чтобы в следующую секунду снова оторваться от земли, готовясь к новому шагу. Еще он хотел видеть каждый фонарь. Кажется, что все они одинаковые. Они выстроились у дороги, как солдаты, навытяжку. Но на самом деле разные: один моргает, второй перегорел, третий весело светит своим оранжевым светом. При ходьбе тени бегают по часовой стрелке, и никогда их бег не заканчивается, пока есть они — фонари.
Ское сел на скамейку возле «Лакомки». Фонтан отключили на ночь. Одинокий голубь прогуливался по его облупленному краю.
Ское засунул руки в карманы и глядел на голубя. Еще он заметил, как оранжево подсвечены верхушки деревьев и как это красиво на темно-синем фоне неба. Но мальчика это не радовало.
Все это — голуби, оранжевые деревья, фонари, дымное небо — скоро останется позади. Все, с чем он не успел попрощаться, останется позади. Потому что так надо. Потому что…
«Нам достались черные бумажки, — подумал мальчик. Он поглубже засунул руки в карманы. — Я продавец счастья, приносящий несчастья».
За живой изгородью блеснуло автомобильное стекло. Открылась дверца, судя по звуку. И почти сразу же закрылась. Ское и не обратил бы на это внимания, но увидел девушку, появившуюся из машины. Она зашла в сквер и села на скамейку напротив него. Это была Ника.
Ника не видела Ское. Она попросила шофера привезти ее сюда, чтобы посидеть на скамейке, на которой когда-то старичок кормил голубей, а они со Ское сидели вон там, напротив… Ой!
Ское встал и медленно направился к Нике, не вынимая рук из карманов. Ему вдруг стало зябко, и ноги будто отяжелели.
Девочка смотрела на свои колени, не решаясь поднять глаза. Что сказать? Кажется, она много чего наговорила в ванной.
Ское заметил, что черных кругов под глазами больше нет, а в свете фонаря волосы Ники кажутся рыжими. Он улыбнулся уголком губ.
— Похоже, тот старичок, кормивший здесь голубей, уже ушел, — сказал он. Ника посмотрела на него и улыбнулась тоже. — Какая жизнь у этого старичка, кормящего голубей? Какая была до и какая будет после?
— Я не знаю, Ское, — грустно сказала Ника. Ей вдруг захотелось плакать. Лучше бы она не встречала его. А оставалась на этой скамейке одна. В компании выключенного фонтана и прогуливающегося по нему голубя.
— Темно, — сказал Ское. Ему было неловко вот так стоять над Никой. Почему она молчит?
— Он просто сидел на скамейке и кормил голубей. Всю жизнь. А думал, что идет вперед. Думал, что живет.
— Давай прогуляемся, Ника.
Девочка встала, и ребята медленно побрели по скверу.
— Уже конец мая. Третий лик весны — это будет лето? — спросила Ника, когда они вышли на улицу Металлургов.
— Третьего лика не будет, — тихо ответил Ское.
— Почему? — Ника повернула лицо к мальчику и во все глаза смотрела на него.
— Я не буду снимать.
— Давай сходим туда, в тот подъезд. Вдруг упадет концовка сказки?
— Не получится.
— Можно досочинить ее самим, — Ника хваталась за соломинку. На самом деле она предлагала решение, но у нее было отчетливое чувство, что она именно хватается за соломинку. Ское безнадежно смотрел себе под ноги, и голос его звучал как-то…
— Что с тобой, Ское? — шепотом спросила Ника.
— Ничего. Все в порядке.
— Нет, не в порядке.
— Я провожу тебя домой.
Дальше шли молча до самого подъезда Ники. У дверей остановились. Ское смотрел в асфальт. Девочка расценила его грусть по-своему.
— Давай все-таки сходим в тот подъезд. Вдруг упадет?
— «Сказка становится былью».
— Что это?
— Так было написано на двери.
— Ты ходил? Сказка падала с неба? — Ника округлила глаза.
— Да.
— И что в ней было? Чем все закончилось у принца с волшебницей?
Ское наконец посмотрел в глаза Нике. Он долго молчал.
— Учебный год заканчивается, — сказал он. — Через два дня.
— Ну и что?
Что-то в его взгляде, в голосе заставило ее затаить дыхание. Хотя он говорит всего лишь про учебный год. Ну, заканчивается — что с того?
— Я уезжаю, — сказал Ское.
— Когда? — на автомате спросила Ника, а пальцы ее рук похолодели.
— Через два дня.
— Через два…
— Обратно…
— Но ты же можешь не уезжать! Тебе же не обязательно уезжать!
— … в Швецию.
— Ское.
Ника хотела спросить, надолго ли, но вместо этого просто разглядывала масляное пятно на асфальте. Кто-то парковал машину, и осталось пятно. Оно осталось.