— Вадим, Паша починил нам кран, — похвасталась Марина Алексеевна.
— А он был сломан? — спросил тот.
— Да чего там, просто плотнее затянул, чтобы не капал, и все. Делов-то, — с невозмутимым видом сказал Паша. И тут же откусил большой кусок от кекса, чтобы никто не заметил, как ему приятна похвала. Эмоции на жующем лице не так бросаются в глаза.
— Ты молодец, — улыбнулась ему Марина Алексеевна. — А то на нервы действовало.
— Вызвала бы сантехника, — вставил Вадим и угрюмо поглядел на Пашу. — Тоже мне мастер на все руки.
— На все — не на все, но на две точно, — нашелся мальчик.
— Две, и обе левые, — съязвил Вадим.
— Зато кран могу починить. Не то что некоторые, — совсем осмелел Паша.
— Ты бы не борзел, мелкий. Не у себя дома, — вспыхнул Вадим и отвесил мальчику подзатыльник.
— Вадим! — строго сказала Марина Алексеевна. — Как ты себя ведешь! — укоризненно посмотрев на сына, она мягко потрепала Пашу по волосам.
— Вижу, ты нашла себе нового, более подходящего сына. Молодец, входишь в роль, — сказал Вадим и вышел из кухни, хлопнув дверью. Ское вышел следом.
— Вадим, не кипятись, — он догнал друга на лестнице и схватил за рукав.
— Я не чайник, чтобы кипятиться, — злобно ответил мальчик, вырвав руку.
— Вот и не кипятись, раз не чайник, — усмехнулся Ское. Вадим остановился.
— Это ты подстроил сломанный кран? — воззрился он на друга.
— Я.
Вадим смерил Ское недобрым взглядом и направился в свою комнату. Он плюхнулся на диван лицом вниз.
— Уж не думаешь ли ты, что она бросит тебя, потому что ей больше нравится Паша? — спросил вошедший следом Ское, пытаясь сдержать смех. — Да, у него светлые волосы, не то что у тебя — темные, торчащие в стороны. Он умеет чинить краны… А еще он моложе тебя, — Ское, не сдержавшись, расхохотался. Вадим повернул к нему обиженное лицо:
— Уйди отсюда, — и кинул в мальчика подушкой. Тот увернулся, продолжая хохотать.
— Уйду только вместе с тобой, — сказал он, отсмеявшись.
— Тогда тащи раскладушку, долго ждать придется.
— Надо ракурсы поискать, Вадим, — посерьезнел Ское. — К съемке подготовиться.
— Я и так сниму, — буркнул тот. — Эти двое, мать и сын, не репетируют же, почему я должен?
— Они репетируют. Просто пока без текста.
— Вот и я ищу ракурсы. Просто пока без камеры, — съязвил Вадим и засунул голову под подушку.
34
В субботу ребята собрались у Ское. На воскресенье назначили съемку.
— Что ты слышишь, Ника? — спросил Ское. — Что слышишь, когда дочитываешь последние строки сценария? Что слышала в тот раз, когда Вадим в роли матери бросил сына?
Ника медленно перелистывала странички сценария. Она оторвалась от текста и долго молчала, глядя в окно. Зеленая шторка подрагивала от сквозняка, ветки махали черными мокрыми лапами. До стекла долетали капли, резко разбивались и медленно сползали по нему.
— Почему ты не сидишь на подоконнике, как обычно делал, Ское? — тихо спросила она. Мальчик ходил по комнате, меряя шагами ее диагональ.
— Потому что хожу по комнате, Ника, — в тон ей ответил Ское, удивленно взглянув на девочку. Что с ней сегодня? Какая-то отстраненная, задумчивая. Ника продолжала смотреть в окно на капли, сбегающие вниз, и дрожащую шторку.
— А я не сижу на подоконнике, потому что сижу на диване, — нетерпеливо вставил Вадим. — Кажется, с этим разобрались. Ника, тебе Ское вопрос задал. Минуты две назад, может быть, помнишь?
Ника опустила глаза на разбросанные перед ней страницы сценария.
— Ничего, — сказала девочка.
— Что «ничего»? — не понял Вадим.
— Ничего не слышу.
Ское подошел к окну, и когда Ника снова подняла глаза на привычные ей сегодня капли, она вместо капель увидела его. Шторка колыхалась возле самого его уха, напевая, должно быть, тихую мелодию ветра.
— Совсем ничего? — спросил он.
— Совсем.
— Хорошо, — задумчиво проговорил Ское.
— Что хорошего-то? — удивился Вадим. — Композитор должен слышать музыку, а не «ничего».
— Иногда лучше слышать «ничего», — непонятно ответил Ское. Он отвернулся к окну. Внизу пузырились лужи. Серое небо размахивало своим дождем направо и налево. — Бывает, что музыка говорит о многом, — сказал он, повернувшись к Нике. Он посмотрел ей в глаза так, что она поняла, какую музыку он имеет в виду. Ее музыку. На качелях. — Но иногда тишина выразительнее музыки, — Ское снова отвернулся к окну: к тучам, лужам и веткам. — Завтра снимаем. Вадим, ты готов?
— Камеру включать умею. Этого же хватит? — иронизировал тот.
— Нет, не хватит, — серьезно проговорил Ское и, усмехнувшись, добавил: — Еще надо уметь выключать.
— А мне зачем идти? — спросила Ника. — Я ведь все равно опять просижу в каком-нибудь углу, чтобы не попасть в кадр.
— Тебе тоже нужно быть, — сказал Ское.
— Но зачем?
— Потому что деспотичный режиссер так сказал, — ухмыльнулся Вадим.
— Можно я не пойду? — Нике совсем не хотелось встречаться с мамой Вадима. Она не знала точно почему. Боялась сравнения не в свою пользу с этой красивой женщиной? Девочка чувствовала себя неуютно в ее присутствии. — Можно, Ское?
— Нет, не можно, Ника, — Ское был непреклонен. — Ты там нужна.
— Зачем? — удивилась Ника. — Кому?
— Мне.
— С этого места поподробнее, — навострился Вадим.
— Мы фильм снимаем или как? Вся команда должна быть на съемках. Иначе это не команда, — неожиданно резко заявил Ское. Он плотно закрыл окно, и зеленая шторка перестала подрагивать, подслушивая песни весеннего ветра.
35
В объективе камеры замаячила фигурка мальчика, иногда скрываемая ветками растущего под окнами карагача. Вот он идет по дорожке, его светлая макушка мелькает среди веток. Подходит к подъезду и пропадает под его навесом. Звонок в домофон.
— Мелкий пришел, — возвестил Вадим, выключив запись. — Не прошло и года.
Ника встала со стула и двинулась вместе со Ское открывать дверь, чтобы хоть немного размяться. Вот уже час она просто сидит и ждет. Вадим бегает по дому со своей камерой, Ское расхаживает из стороны в сторону, обдумывая съемку. Марина Алексеевна читает книгу из коллекции деда Ское. А она только листает сценарий да отмахивается от Вадима, который время от времени подбегает к ней с камерой и задает глупые вопросы вроде таких: «Каково это — работать с такой мировой звездой, как Ское Вильсон?» и «Если композитор уверен, что напишет гениальную пятую симфонию, есть ли смысл ему тратить время на сочинение предыдущих четырех?»
— Привет, Павел.
— Здоро́во, — мальчик протянул Ское пятерню для пожатия. — И тебе привет, — сказал он Нике.
— Почему так долго? — напустился на него Вадим.
— Я задержался, так вышло, — важно проговорил тот.
— Ты опоздал, сморчок. Задерживаться будешь, когда вырастешь хотя бы выше метра, — осадил его Вадим.
— Я выше метра! — вскинулся тот.
— Мальчики, не ссорьтесь, — Марина Алексеевна вышла в прихожую. На ней была простецкого вида блузка и юбка ниже колена. Макияж почти отсутствовал, лицо казалось бледнее, чем обычно. Волосы слегка растрепаны, собраны в хвост на затылке. Но даже в таком виде она производила впечатление. Красота пряталась в чертах лица, линии волос, в движениях. Ское оглядел ее в который раз за сегодня. «Именно то, что нужно», — похвалил он мысленно ее образ.
— Начнем, пожалуй, — Паша, сняв куртку, прошел в кухню и уселся на табуретку.
— Режиссер нашелся. Не ты тут командуешь! — зашел за ним следом Вадим.
— Но и не ты, — парировал мальчик. Вадим хотел было что-то ответить, но его перебил Ское:
— Все на исходную. Мальчик в кухне на стуле, оператор рядом с мальчиком, мама за дверью, Ника в комнате сидит тихо.
«Само собой», — мысленно пробурчала Ника. Она взяла в руки книгу, оставленную на журнальном столике Мариной Алексеевной, и раскрыла ее наугад. Но не успела прочесть ни строчки, Ское забрал ее из рук девочки.
— Ника, твоя работа как композитора — слушать. А не читать. Слушай, вникай, — сказал он и ушел на кухню. — Вадим, снимай одним кадром. Начни с какой-нибудь детали на столе. Стакан! Сними стакан, — Ское чуть подвинул стакан к краю стола, — а потом перейди на крупный план мальчика. Когда он пойдет открывать дверь, снимай из-за его плеча, чтобы все внимание было на матери. Съемку в кухне мы с тобой обсуждали. Действуй.
— О`кей, босс.
— Марина Алексеевна, выходите за дверь. Из подъезда плохо слышно, что происходит внутри, поэтому я сделаю вам дозвон на телефон, после чего вы заходите в квартиру. Дальше знаете, — сказал Ское, та кивнула в ответ, и он повернулся к Паше: — Павел, по моей команде начинай.
Мальчик поудобнее устроился на табуретке. Ника вжалась в диван. Марина Алексеевна вышла за дверь. Вадим включил камеру и направил ее на стакан.
— Камера. Мотор. Начали, — скомандовал Ское. Он остался стоять в проеме двери, отделяющей прихожую от комнаты, в которой сидела Ника. Отсюда хорошо видно, что происходит в прихожей. А вот то, что произойдет в кухне, Ское не сможет проконтролировать: чтобы случайно не попасть в кадр, ему придется остаться здесь и только слушать. Вся надежда на Вадима.
— Мама? — краешек лица Паши был виден Ское из-за дверного косяка.
— Привет… — Марина Алексеевна рассеянно скользнула взглядом по лицу «сына», присела на тумбу и принялась расстегивать сапог.
— Почему ты так поздно? — Паша сделал шаг к «матери».
— Ээээ… совещание на работе, — ответила та, не поднимая лица от будто бы заевшей молнии на сапоге.
— Вчера же было совещание.
— Сегодня тоже.
Вадим с камерой возник возле Паши, чтобы выхватить его выражение лица. Ское отступил внутрь комнаты. Все, теперь он может только слушать происходящее.
Ника сидела на диване, стараясь не шелохнуться. До нее доносился диалог из кухни, но девочка не вслушивалась, в отличие от Ское, который стоял тут же, облоко