Следующим этапом стала уже практика сдачи в наем «кооперативам» отдельных частей государственной собственности.
Она оказалась одним из первых, к тому же исключительно эффективных, способов осуществления фактической приватизации, тем более пользуясь при этом в качестве весьма удобной ширмы прикрытия все еще формально существующей, но все больше выхолащивающей свое подлинное содержание и смысл общественной формой собственности.
Если обобщать период 1987–1988 годов, то прежде всего следует отметить, что за это время был совершен полный поворот в принятом до тех пор курсе «перестройки».
В кадровом плане этот процесс был ознаменован устранением Лигачева и других противников Горбачева с занимаемых ими ответственных постов в Политбюро. Наряду с этим осуществлялось также и заметное ослабление влияния партии и выталкивание ее с ряда занимаемых ей руководящих позиций в обществе и, главное, — в управлении народным хозяйством. На деле был положен конец нормальному функционированию системы единого экономического планирования. Почти полностью разрушенными оказались некогда столь могучие всесоюзные отраслевые министерства.
«Реформы» такого рода просто не могли не привести к резкому нарастанию и обострению экономических проблем. Последствия этого стали особо заметными в 1988 году. Возросли инфляция, дефицит бюджета и перебои в снабжении. Впервые за последние 40 лет были отмечены повсеместные прыжки цен по всей экономике. В следующем году рост инфляции достиг 20 %. Товары ширпотреба просто исчезали из магазинов, чтобы до поры до времени «утонуть» в глубине складов. В таких условиях возникли чрезвычайно благоприятные условия для настоящего разгула спекуляции, что, в свою очередь, положило начало невиданному до тех пор процессу неуправляемого разграбления (перераспределения) общественного богатства и его новой концентрации в руках исключительно ограниченного числа частных лиц. По данным советской экономистки Татьяны Корягиной, приведенным в книге М. Гольдмана «В чем не удалась перестройка» (1991), в 1988 году общая сумма незаконно нажитых частных состояний составляла 200–240 млрд. рублей того времени.
Кризис экономики, в свою очередь, вызвал новый взрыв националистического сепаратизма. Призывы Горбачева создавать «национальные фронты» в защиту «перестройки», при помощи которых он намеревался оказывать давление на противников его линии в партийных организациях союзных республик, на деле оборачивались полным переходом власти в руки сепаратистов. Все явственнее намечающийся таким образом крах курса «перестройки», в свою очередь, в следующем 1989 году привел уже к критическому экономическому спаду. Трудности, присущие тому периоду, были уже таких масштабов и размеров, что их никак нельзя было сравнивать с известными, на примере прежних лет, тенденциями некоторого спада темпов экономического роста.
Нараставшее вследствие этого широкое общественное недовольство властью Горбачева не могло не ударить, однако, и по авторитету КПСС в целом. К тому же почти полный паралич ее организационного состояния и идеологическая дезориентация, к которым привели ее «реформы» тогдашнего генерального секретаря, дополнительно способствовали неблагоприятному развитию событий. На этом фоне все явственнее набирал силу откровенно антикоммунистический популизм Бориса Ельцина.
Итак, в 1987–1988 годах Горбачевым был сделан поворот, дальнейшим последствиям которого все еще предстояло полностью развернуться…
Глава 4. Кризис и крах 1989–1991 годов
Вот как характеризует тот период в своей книге «Крах одной однопартийной системы» (1994) Г. Джилы:
«В 1989 году нашли подтверждение самые худшие страхи и опасения тех, кто не ожидал ничего хорошего от решений, принятых состоявшейся в июне 1988 года XIX Всесоюзной конференцией КПСС. После нее и предпринятых по ее постановлению «политических реформ» Горбачева партия и ее руководство больше не контролировали положение в стране. С конца марта 1989 года они, в основном, только реагировали на уже состоявшиеся события, пытаясь всего лишь как-то приспособиться к ним. А сами события тем временем продолжали развиваться и впрямь неподдающимися контролю масштабами и скоростью. К тому же они все явственнее повиновались действиям и руководству политических сил и факторов, не имеющих ничего общего ни с партией, ни с ее формальными лидерами».
А профессор Станислав Меньшиков пишет в своей книге «Советская экономика: катастрофа или катарсис?» (изданной в 1990 г. в Лондоне) следующее: «К тому времени уже почти нельзя было найти сектора общества и хозяйственной системы, не охваченного и фактически не подчиненного силами и структурами «второй экономики».
Даже Рой Медведев, один из ближайших сподвижников Горбачева, признает в своей книге «Россия после советской эры» (изданной в 2000 году Колумбийским университетом США), что «в 1991 году массы добивались и ожидали прежде всего улучшения своего материального положения. Из-за этого они протестовали против фактического диктата и привилегий партийных бюрократов и выставляли требования о большей свободе и демократии. Вполне естественным было, чтобы сторонники Ельцина поднимали лозунги: «Долой Горбачева!» или «Долой КПСС!» Нигде, однако, не появились лозунги типа: «Да здравствует капитализм!» и «Вся власть — буржуазии!»
Справившись со своими основными противниками в руководстве партии, за последние три года «перестройки» с 1989 по 1991 год Горбачев совершил роковые перемены в структурах и целостном облике СССР, по крайней мере, в следующих пяти направлениях:
— прежде всего, он окончательно уничтожил прежнюю руководящую роль Коммунистической партии и превратил ее в обычную парламентарную партию;
— во-вторых, была разрушена основанная на общественной собственности плановая экономика. КПСС оказалась полностью отстранена от руководства хозяйственной жизнью, был взят курс на полное установление «рыночной экономики». Была предпринята широкая приватизация государственных предприятий. Всячески поощрялось и облегчалось распространение и наступление «второй экономики»;
— продолжалось полное одностороннее отступление перед США на международной арене, предпринимались шаги к установлению открытого сговора и союза с империализмом;
— находящимся под контролем откровенно антисоциалистических и антикоммунистических сил средствам массовой информации была предоставлена возможность полностью перевернуть всю официальную идеологию, культуру и духовные ценности страны в примитивном прокапиталистическом духе «свободного рынка»;
— по-прежнему продолжались крайне рискованные, роковой важности для самого существования Союза нерешительность и колебания по национальному вопросу. С одной стороны, в этой области была предпринята попытка (или, может быть, демонстрация) определенного силового воздействия в отношении сепаратистских тенденций и действий в Прибалтике. После ее неуспеха перешли к не менее бесплодным и ничего особо не сулящим переговорам о новой формулировке и содержании всесоюзного договора СССР.
При этом, очевидно, Горбачев все время прекрасно отдавал себе отчет в том, каким образом партии удалось избавиться от Хрущева осенью 1964 года. По всей видимости, у него сложилась твердая решимость не допускать подобного хода событий в отношении себя. Это предположение во многом объясняет его настойчивую активность в проведении задуманных им «политических реформ» в партии, которые, опять же по его замыслу, должны были стать «необратимыми». Вследствие их КПСС была сведена к уровню абсолютно бессильной организации, наделенной преимущественно «совещательными функциями» при определении направлений дальнейшего развития, а также «правом» представлять в парламенте часть населения страны, подавшую свой голос за нее на очередных выборах.
Общественно-экономические слои и политические группы, поставившие Горбачева во главе правящей партии, определенно добивались замены существующего до тех пор государства советского типа так называемой «многопартийной системой» с присущими ей «плюралистическими» идеями, культурой и средствами массовой информации. Под предлогом обеспечения большей гибкости и динамизма экономики, она была подчинена частной собственности, эгоистическим силам и механизмам ничем не ограниченной, рыночной стихии и «частной инициативы», на деле оказавшихся неразрывно связанными с откровенно преступной деятельностью.
Наряду с этим Горбачев всячески стремился к установлению возможно более тесных связей и отношений с Западом, возводя их чуть ли не в ранг «единственного средства», способствующего дальнейшему существованию СССР в качестве единого всесоюзного федерального государства. Что ж, ход событий показал, что в этом направлении — установления тесных связей — ему лично, кажется, удалось добиться наиболее заметных и «выдающихся успехов».
Таким образом, к 1989 году политика «перестройки» уже все явственнее приобретала облик подлинной катастройки. К тому же она, как пишет Ш.Мильн в статье, вышедшей в лондонской газете «Гардиан» 16 августа 2001 года, обратилась бедствием не только для самой России. Спустя десять лет, как в ней самой, так и по всему свету, кажется, уже совсем немного остается людей, склонных разделять прежний энтузиазм, вызванный развалом Советского Союза.
А тогда страну неуклонно охватывал все более нарастающий хаос. Разрушительной волной он прокатился по всему государству, пока под конец дело не дошло до полного разрушения всей советской социалистической системы. В том же 1989 году вся Восточная Европа была поглощена контрреволюцией. Через год после того исчезла ГДР, а уже «единая» Германия стала частью НАТО.
В этих условиях несколько неожиданно, но чрезвычайно стремительно и быстро получила свое «новое» развитие политическая карьера Бориса Ельцина. Примечательно, что в свое время Горбачев лично вызвал Ельцина из Свердловска в Москву, причем на пост первого секретаря Московского горкома КПСС. Однако вскоре между ними стали складываться отношения серьезного соперничества за влияние и власть в партии.