Именно безоговорочная готовность Ельцина принести в жертву единое общесоюзное государство СССР и довести «радикальные реформы» в России до их логического конца — до полной реставрации капитализма, — делала его признанным лидером контрреволюционных сил как в самой стране, так и за рубежом…
Кризисные явления в экономике все сильнее обострялись в результате поддержки «второй экономики» политикой Горбачева, которая, по сути дела, все определеннее ложилась на курс полного отказа от системы общественной собственности и централизованного хозяйственного планирования.
Борис Кагарлицкий в своей книге «Реставрация в России» указывает на всю иронию сложившейся при этом ситуации, когда мощнейшая кампания в поддержку «приватизации» в 1990 году происходила исключительно по каналам СМИ, все еще полностью находящимся под контролем Коммунистической партии. Однако, несмотря на всю пресловутую «гласность», ровно никакого доступа к СМИ не имели люди, выражающие хоть какие-то сомнения в отношении этого так превозносимого «всесильного рецепта в экономике», подчеркивает Кагарлицкий в своей книге.
Монополия над средствами массовой информации в то время, по сути дела, из советской уже стала капиталистической. В изданной в 1995 году книге «В чем не удалась перестройка?» советолог М. Гольдман из Колумбийского университета США утверждает, что спад советской экономики наметился задолго до 1989 года. «Удар по экономике был нанесен еще в середине 1987 года, — пишет он. — Дело в том, что результаты первых двух лет новой экономической политики, начатой после 1985 года, не были настолько значительными, как это всем хотелось бы. Это приводило к потере авторитета власти, особенно в хозяйственной области».
Впоследствии та же самая власть предприняла меры, которые дополнительно усугубили существующие кризисные тенденции и явления. К середине 1988 года положение настолько ухудшилось, что срывы происходили уже почти автоматически. Разваливались на глазах уже самые важные экономические структуры.
Наряду со стратегической и военной переориентацией тогдашней внешней политики, самое непосредственное влияние на процессы разрушения социализма в странах Восточной Европы оказал ряд решений, принятых руководством Горбачева во внешнеэкономической области. На протяжении нескольких десятилетий после Второй мировой войны между этими странами и Советским Союзом существовал такой тип хозяйственных отношений, по которому они получали на льготных условиях нефть, природный газ и некоторые другие виды сырья. Кроме того, продукции их промышленности и сельского хозяйства был обеспечен облегченный доступ к практически неограниченному рынку Советского Союза. Схемы подобного взаимовыгодного и взаимодополняющего сотрудничества существовали практически во всех областях жизни, начиная от военно-стратегической до области культуры.
По мнению Джерри Хью из пользующегося исключительным доверием со стороны властных кругов США Брукинского института, вся эта уникальная, отлаженная система международных экономических отношений оказалась разрушенной после того, как советское руководство приняло чрезвычайно резкое решение приостановить экспорт сырья в страны Восточной Европы на прежних льготных условиях. Столь крутая перемена, в свою очередь, имела эффект своеобразной «шоковой терапии» в отношении экономики этих стран и толкнула их к поиску связей с рынками Запада.
Одновременно в 1990–1991 годах стало ясно, что потеря торговли с Восточной Европой привела к потрясениям и в экономике Советского Союза. Дополнительно обострился ряд социальных проблем. Д. Хью приводит, например, данные, показывающие, как внезапное исчезновение импорта лекарственных средств и другой медицинской продукции из стран Восточной Европы самым отрицательным образом сказалось на состоянии системы здравоохранения Советского Союза.
Другой «роковой ошибкой», по определению Лигачева, явилось навязанное в 1987 году сторонниками Горбачева резкое сокращение государственных заказов на промышленную продукцию. В книге «Революция сверху» ее авторы Дэвид М. Котц и Фред Виэр подробно рассматривают последствия этого решения. Одним из них явилось, например, повышение дефицита целого ряда товаров, появление длинных очередей за ними и необходимость карточной системы распределения.
Эти явления и сопутствующие им тенденции разрастания «черного рынка» до положения чуть ли не доминирующего фактора, как правило, выдвигаются на передний план всегда, когда речь заходит об экономическом положении Советского Союза в последующие 1988—89 годы.
Производство большей части товаров широкого потребления за это время не снизилось, но, как отмечает Д. Хью, «повышение зарплат и недостаточный контроль за субсидиями на пищевые продукты сделали возможным наращивание потока больших масс свободных денег в сторону населения». Результатом крайне неблагоприятного сочетания большого количества денег и дефицита товаров явился скачок инфляции. В этой связи В. Москофф отмечает в своей книге «Трудные времена. Обеднение и протест в годы перестройки» (1993), что в 1988 году наблюдался спад сельскохозяйственного производства, который привел к нехватке продовольственной продукции и соответствующему росту цен. Последующая потеря авторитета центральных экономических институтов, сложившаяся, не в последнюю очередь, вследствие ряда прямо парадоксальных решений высшего руководства, вызвала спад доверия к стабильности самой системы снабжения. В результате индивидуальные потребители стали запасаться товарами. Еще важнее было то, что отдельные республики, города и районы страны также начали делать слишком большие запасы, зачастую сверх меры. Сначала это касалось только продуктов питания, но затем процесс охватил и все другие товары.
Пустые полки в магазинах всегда являются признаком дефицита, обладающим свойством быстрого отклика среди самых широких слоев общества. С течением времени такой отклик все более приобретал вид недовольства нарастающего масштаба, причем чреватого далеко идущими последствиями политического, психологического и экономического характера. Страну буквально захлестнул психоз накопления запасов всевозможных товаров. То есть потеря доверия к экономической стабильности уже становилась фактором, способствующим наращиванию дефицитов еще до того, как спад самого производства стал реальностью. Промышленные предприятия больше не получали нужной им информации о спросе на те или иные товары, что дополнительно усугубляло трудности цикла производства и приводило к новым срывам выпуска продукции.
Таким образом, дефицит из явления преимущественно психологического характера все больше приобретал вполне реальные практические измерения, а «заколдованный круг» признаков кризиса становился все явственнее.
Полное отстранение структур Коммунистической партии от процессов управления хозяйственной жизнью страны обернулось основным фактором, способствующим резкому наращиванию экономических трудностей в период после 1989 года.
За первые восемь месяцев 1990 года наметился спад производства на 20 %. Ему сопутствовала быстро нарастающая инфляция, отмечают Эльман и Канторович в своей книге «Разрушение советской экономической системы» (1993). В дальнейшем дела пошли еще хуже, так что в начале 1990 года Горбачев открыто обратился за помощь к немцам со страниц массового западногерманского издания «Штерн». Он попросил 500 000 тонн мяса, 500 000 тонн подсолнечного масла, 100 000 тонн разных макаронных изделий.
Тем временем рост инфляции за год в стране достиг 80 %. К середине 1991 года мнения аналитиков уже сходились на том, что СССР охвачен экономической депрессией. А в июле того же года Горбачев просто потряс мир просьбой о приеме Советского Союза в члены Международного валютного фонда. Это уже выходило из всех рамок, поскольку вряд ли кто-нибудь мог бы себе представить, чтобы одно из двух сверхгосударств мира таким унизительным образом упало бы на колени перед своим соперником, которому успешно противостояло десятилетия подряд.
В общем плане 1990–1991 годы стали периодом полного засилья правых тенденций в обсуждениях и формировании экономической политики страны. В какой-то мере это было связано с тем, что в 1988 и в первую половину 1989 года проблемы экономики находились вне поля зрения советского руководства тех дней. Внимание Горбачева тогда казалось полностью поглощенным внешнеполитическими делами. Ведь здесь, на международной арене, благодаря многочисленным односторонним уступкам, на него лился казавшийся так нужным ему поток нескончаемых похвал и превозношений со стороны пропаганды Запада. Однако развитие обстановки внутри страны к концу 1989 года поставило со всей остротой проблемы экономики в центр политической жизни.
Такой возврат к экономической проблематике происходил наряду и с другой, качественно важной переменой. Самым впечатляющим образом она нашла отражение в двух книгах академика Абела Аганбегяна, последовательно изданных в 1988 и 1989 годах. Напомним, что в свое время он был главным экономическим советником Горбачева в первые годы «перестройки». Его идеи тогда все еще были связаны в основном с реформами экономики, намеченными в период правления Андропова. Об этом он писал в книге «Экономический вызов перестройки», изданной в 1988 году университетом штата Индиана в США. В корне отличалась от предыдущей следующая его книга, «Перестройка изнутри: будущее советской экономики», изданная всего через год после первой в Нью-Йорке. В ней уже полностью поддерживалась идея о введении ничем не ограниченных «механизмов рынка». Факторов как внешнего, так и внутреннего порядка, активно способствующих столь резкой перемене взглядов маститого академика, было немало. Мы считаем необходимым особо выделить хотя бы два из них.
Во-первых, это были политические перемены в самой КПСС, вызванные, главным образом, прямо-таки самоубийственными для нее решениями ее тогдашнего руководства.
Другим важным фактором являлось неимоверное разрастание масштабов, силы и общественного влияния «второй экономики».