— Она пыталась, но я не очень старалась.
Она снова улыбнулась.
— Но вы верили в кусок металла вокруг вашей шеи.
Я не знала, говорит она о кресте или медальоне, но в любом случае, она попала в точку.
— Вы правы, моя наставница говорила мне о камнях и прочем. Я просто не верю в это.
— Некоторые вещи работают и без веры, маршал.
— Я ношу некоторые вещи на себе, — сказал Бернардо — Это просто работает, Анита.
— Камни? — Спросила я.
Он кивнул.
Фиби сказала:
— Это должно помогать вам видеть свою жертву, но когда вы сняли свой крест, у вас остались только предметы, позволяющие вам больше видеть в мире духов, и ничего, чтобы защитить вас от него.
Он пожал плечами.
— Я получил именно то, что просил, может, я просто не знал, что мне было нужно.
Я посмотрела на него. Он вернул свой крест на место, но вокруг его глаз сохранялась напряженность. Все, что он видел в Марми Нуар, напугало его.
— Я думала, ты не суеверен, — сказала я.
— Скажи это себе, Анита, у большинства из нас нет твоего таланта в отношении мертвых. Мы используем все, что можем.
Я посмотрела на Эдуарда.
— Ты тоже чем-то пользуешься?
Он покачал головой. Я посмотрела на Олафа.
— Ты?
— Никаких камней и магии.
— Что тогда?
— Крест, который благословил очень святой человек. Он горит его верой, а не моей.
— Крест не работает для тебя лично? — Спросила я, и почти пожалела.
— Тот же человек, который благословил крест, сказал мне, что я проклят, и никакая часть Хвалы Марии или молитвы не спасут меня.
— Каждый может быть спасен, — сказала я.
— Чтобы быть прощенным, нужно сначала покаяться в своих грехах. — Он наградил меня тяжелым взглядом.
— А ты не раскаялся, — сказала я.
Он кивнул. Я думала о том, что его крест горит верой святого человека, который сказал ему, что он попадет в ад, если не раскается. Он не раскаялся, но он по-прежнему носил крест, который дал ему человек, и он все еще работал на него. Логика, или ее отсутствие, заставило мою голову заболеть. Но, в конце концов, вера не всегда имеет отношение к логике, иногда логика даже мешает ей.
— Ты убил его? — Спросил Бернардо.
Олаф посмотрел на него.
— Зачем мне было убивать его?
— Почему бы нет?
Олаф, казалось, задумался об этом на минуту, потом сказал:
— Я не хотел, и никто не платил мне, чтобы я это делал.
Вот так, совершенно в духе Олафа, не то чтобы он не убил священника, поскольку это было бы неправильно, но поскольку его это не занимало в тот момент, и никто не заплатил ему. Даже у Эдуарда в его самом тревожном проявлении не было такой логики.
— Мы разговариваем перед вами слишком неосторожно, — сказал Эдуард. — Почему?
— Может быть, вы просто чувствуете себя непринужденно.
Он покачал головой.
— Вы наложили какое-то долговременное заклинание на комнату или дом.
— Все, что я сделала, это чтобы люди могли говорить свободно, если они желают. Видимо, ваши друзья чувствуют такую необходимость, а вы — нет.
— Я не верю в то, что исповеди хороши для души.
— И я тоже, — сказала она, — но они могут освободить те части вас, что заблокированы, или помочь успокоить ваш ум.
Он покачал головой, потом повернулся ко мне.
— Если ты хочешь, чтобы она сделала что-то с медальоном, делай это. Мы должны идти.
Я выловила вторую цепь из-под жилета и всего остального. Я пыталась носить крест и медальон на одной и той же цепочке, но слишком часто мне нужно было, чтобы крест был на виду, и я устала от людей, спрашивающих, что означает второй символ. На металле была изображена большая многоголовая кошка, если вы смотрели прямо на мягкий металл, можно было разглядеть полосы и символы по его краям. Я пыталась выдать его за медальон святого, но он не выглядел, как что-то банальное.
Я протянула его Фиби. Она взяла его осторожно за цепочку, только двумя пальцами.
— Он очень старый.
Я кивнула.
— Металл настолько мягкий, что гнется от давления, а иногда просто от тепла тела. Она пошла к двери, через которую выходила ее дочь, когда приносила чай. Я ждала, что мы пойдем к алтарю в ее комнате, но она остановилась в небольшой, ярко освещенной кухне. Ее дочери, Кэт, нигде не было видно.
Фиби ответила, как будто я спросила вслух,
— У Кейт сегодня свидание. Я сказала ей, что она может идти, после того, как подаст чай.
— Так она пропустила метафизическое шоу.
— Да, хотя многие одаренные в округе могли почувствовать что-то. Невозможно вызвать такое зло, и такое добро, не привлекая внимания тех, кто чувствует такие вещи.
— Обычно я не привлекаю случайного внимания, — сказала я.
— Но вы не подготовлены к такому. Сегодняшнее шоу привлекло бы и необученных, которые не могут блокировать его, и подготовленных, которые открыты к сигналам тревоги.
Я покачала головой.
— Мы здесь для того, чтобы читать мне лекции или очистить амулет?
— Так нетерпеливы.
— Да, я знаю, мне нужно работать над этим.
Она улыбнулась, потом повернулась к раковине.
— Тогда я не буду тратить больше времени. — Она включила воду и в течение нескольких секунд ждала, когда она пойдет, в то время как ее глаза были закрыты, затем она посмотрела вверх на то, что я не могла ни увидеть, ни почувствовать. Она провела амулет и цепь под проточной водой. Выключила воду, а затем задержала амулет в своих руках и снова закрыла глаза.
— Он очищен, и готов к использованию.
Я взглянула на нее. Она рассмеялась.
— Что, вы ждали, что я положу его на алтарь и мы будем танцевать голыми при луне?
— Я видела, как моя наставница очищает ювелирные украшения, и она использует четыре стихии: землю, воздух, воду, огонь.
— Я думаю, я бы заметила, если бы его можно было очистить, делая то, что вы можете сделать самостоятельно.
— Вы имеете в виду просто смывая плохие вещи?
— Я пропускаю воду в течение нескольких минут, и думаю: все это священная вода. Неужели вы не знаете, что проточная вода является препятствием на пути зла.
— Мне действительно никогда не доводилось проверять, может ли вамп пересечь воду и добраться до меня. Но Гули переходили через поток.
— Возможно, поток, как и крест, нуждается в том, чтобы в него верили.
— Почему вода не работает сама по себе, как камни?
— Почему вода должна быть как камень? — Спросила она.
Это был один из тех раздражающих вопросов, что изредка задавала Марианна. Но я знала эту игру.
— А почему нет?
Она улыбнулась.
— Я понимаю, почему вы так быстро и беспроблемно сработались с Майклом. В вас обоих есть определенное раздражающее свойство.
— Мне тоже так говорили.
Она тщательно вытерла медальон чистым кухонным полотенцем, а затем передала его мне.
— Он не такой, как ваш крест, маршал. Он не блокирует автоматически плохие вещи в безвыходном положении. Это нейтральный объект; вы понимаете, что это значит?
Я позволила медальону и цепочке нырнуть в мою ладонь.
— Это означает, что он — не добро или зло, он больше похож на ружье. Как оно будет использовано, зависит от того, кто жмет на курок.
— Аналогия подходит, но я никогда не видела ничего подобного. Вы не знаете меня, но я нечасто говорю такое.
Я посмотрела на тусклый блеск металла в моей руке.
— Мне сказали, он защитит меня от Марми Нуар.
— Разве они больше ничего не сказали вам о нем?
Я подумала, и вынуждена была отрицательно покачать головой.
— Возможно, они знали, но я думаю, что помимо того, что он охраняет вас от Матери Тьмы, он может притягивать какие-то вещи к вам.
— Какого рода вещи? — Спросила я.
— В его энергии есть что-то очень животное, почти шаманское, но и это не совсем так.
Я хотела спросить, притягивает ли он ко мне тигров? Является ли медальон причиной, по которой меня притягивает к ним? Не дадут ли ей мои вопросы слишком много информации?
— Почему вы спрашивали, насколько хорошим колдуном был Рэнди?
Я чувствовала принуждение просто сказать ей. Она была права, я хотела сказать ей, чувствовала, что мы должны заручиться некоторой помощью со стороны одаренных местных, но это был не мой долг. Эдуард был старшим по этому вопросу, и я доверяла его опыту. Что я могла сказать?
— Плохие парни, или нечто плохое, пришло не для того, чтобы нанести убийственный удар. Их первые удары были нанесены только для того, чтобы не дать ему говорить. Он был в полном вооружении, хорошо обученным, парень из специальных команд. Это достаточно опасно для того, чтобы просто убить, но тот, кто наносил удары, видел в его способности говорить большую опасность, чем в оружии.
— Вы спрашивали меня о заклинании, но я не могла придумать ничего, что заставило бы Рэнди говорить вслух. Вы видели Майкла и то, что он сделал. Его вмешательство было беззвучным.
— Да, но для произнесения такого рода призыва, требовалась концентрация, не правда ли? Мог Рэнди вызвать такую энергию в центре перестрелки?
Она, казалось, задумалась над этим.
— Я не знаю. Я никогда не пыталась сделать такое в середине боя. У нас есть другие братья и сестры, солдаты. Я могу написать им и спросить.
— Просто спросите, пробовали ли они заниматься магией в центре перестрелки. Никаких подробностей.
— Я даю вам свое слово.
Не сказала ли я слишком много? Вроде бы нет.
— Предположим, что ваши люди скажут вам, что не могут творить магию, тихо и нормально, в ходе боевых действий. Что такое могло восстать против вооруженного подразделения, подразделения спецназа, что Рэнди Шерман мог решить, что слова, заклинания, будут более эффективны, чем серебряные пули?
— Вы уверены, что это были серебряные пули?
— Это стандартная процедура: у тактических единиц, таких как подразделения спецназа, есть посеребренные боеприпасы, которые они все время обязаны носить с собой, на случай если один из плохих парней окажется вампиром или оборотнем. Они прикрывали охотника на вампиров, так что у них обязательно должны были быть серебряные боеприпасы.