Огромное преимущество Хэмптона Фиска, кроме того, что он не дает умереть моде семидесятых, в том, что он всегда готов. Он расправляет лацканы, лежащие на груди, как два полога палатки, и откашливается — намеренный трюк, заставляющий аудиторию нервничать. А он хочет, чтобы аудитория была на взводе, во всяком случае это означает, что она будет слушать внимательно.
— Так что же такое «черный», ваша честь? Действительно, интересный вопрос. Им задавался и бессмертный французский писатель Жан Жене после того, как один актер предложил ему написать пьесу только с черными действующими лицами. Сначала Жене подумал: «А кто такой именно черный?», но добавил к этому еще более фундаментальный вопрос: «Прежде всего, какого он цвета?»
Помощники Хэмптона тянут за шнуры и опускают шторы на окнах, затем сам он подходит к выключателям, и зал погружается в темноту.
— Кроме Жене, те же аргументы приводили многие рэперы и черные мыслители. Ранний рэп-квинтет из совершенно белых позеров, известный как Young Black Teenagers[242], утверждал, что «Черный — это состояние ума». Отец моего клиента, известный афроамериканский психолог Ф.К. Я — мир его гениальному праху — предположил, что черная идентичность формируется поэтапно. В его теории «типичной черности» первая стадия — это негр-неофит, существующий в состоянии пред-сознания. Подобно детям, боящимся темноты, он испытывает страх перед черным цветом собственной кожи. Он боится черноты, которую воспринимает не больше не меньше как бесконечную и неизбежную.
Хэмптон щелкает пальцами, и на все четыре стены зала суда проецируется гигантское фото Майкла Джордана, купленного Nike. Затем его быстро сменяют последовательные изображения: Колин Пауэлл незадолго до вторжения в Ирак делится с Генеральной Ассамблеей ООН рецептом уранового концентрата; Кондолиза Райс цедит вранье через дырку в передних зубах. Эти афроамериканцы должны подтвердить точку зрения Хэмптона. Примеры того, как ненависть к себе заставляет принять господствующие ценности ценой отказа от самоуважения и собственной морали. Промелькнули снимки Кьюбы Гудинга[243], Корал Смит[244] из «Реального мира»[245], Моргана Фримена.
Ссылаясь на таких давно забытых поп-кумиров, Хэмптон выдает себя, но продолжает дуть в ту же дудку:
— Такие люди хотят быть кем угодно, но не черными. Они страдают от низкой самооценки и выглядят как покойники.
На стенах вспыхивает фото чернокожего судьи: не выпуская изо рта сигару, тот готовится загнать мяч в лунку с трех метров. Все, включая самого судью, весело смеются.
— Негры, находящиеся на первой стадии, любят смотреть повторы «Друзей», не обращая внимания на то, что каждый раз, когда по сюжету белый парень встречается с черной девушкой, то это, как правило, невзрачный тип, любимчик черных сестер. Это Скрич[246], Дэвид Швиммер[247], Джордж Констансас[248] из группы…
Председатель суда робко поднимает руку:
— Простите, мистер Фиск, у меня вопрос…
— Погоди, мудила, не видишь, что я в ударе?
Я тоже. Я вытаскиваю машинку для самокруток, как могу в темноте, наполняю желоб влажным продуктом. Мне плевать на их пренебрежение, их le mépris[249] ко всему. Я и без них знаю, что такое вторая стадия черной самоидентичности. «Черный с большой буквы». Этот бред мне уже знаком. Мне вбили его в голову, еще когда я дорос до того, чтобы играть в «Найди лишнее». Отец заставлял меня находить на фото команды «Лейкерс» белого игрока. Марк Ландсбергер[250], куда ты подевался, когда так мне нужен?
— Отличительной чертой второй стадии является более высокая степень осознания себя черным. Это всепоглощающее чувство более позитивной направленности. Черный цвет кожи становится важным компонентом эмпирического опыта и концептуальной основы жизни. Черное идеализируется, белое осмеивается. Эмоции варьируют от злобы, гнева и самоуничижения до эйфории и идеи черного превосходства.
Чтобы меня не попалили, лезу под стол, но косяк не раскуривается. Никак не могу затянуться. Из новообретенного укрытия, между битвой за огонь, я вижу, как на стенах мелькают тени Фоя Чешира, Джесси Джексона, Соджорнер Трут[251], Момс Мабли[252], Ким Кардашьян и моего отца. Мне никуда от него не деться. Он был прав: завершенности не существует. Возможно, дурь слишком вязкая, чтобы загореться. Может, я слишком туго скрутил. А может, никакой травы вообще нет, а я так обдолбался, что последние пять минут пытаюсь курить собственный палец.
— Третья стадия — это расовый трансцендентализм. Коллективное сознание, которое борется с угнетением и за душевное равновесие.
Все, хуй с ним, ухожу. Я призрак. Собираюсь потихоньку выбраться, при этом не сбивая Хэмптона, который выступает в этом бесконечном процессе поборником справедливости.
— Представителями черных такого типа являются Роза Паркс, Гарриет Табмен, Сидящий Бык[253], Сесар Чавес[254], Итиро Судзуки[255].
Я прикрываю лицо руками. Мой силуэт мелькает на фоне кадров с Брюсом Ли: тот колотит кого-то в фильме «Выход дракона». Благодаря судебному художнику Фреду у меня есть план спасения и я могу проложить путь в темноте.
— Представителями этого типа являются также женщина слева от вас и мужчина справа. Эти люди верят в красоту ради красоты.
Как и большинство других городов, вечерний Вашингтон в сто раз красивее, чем дневной. Я сижу на ступеньках Верховного суда и, пытаясь смастерить трубку из банки от газировки, любуюсь Белым Домом (с зажженными окнами он похож на универмаг) и хочу понять, чем так хороша наша столица по сравнению с другими.
Из алюминиевой банки из-под пепси не очень удобно затягиваться, но сойдет. Выдуваю дым в темноту. Должна быть еще четвертая стадия самоидентификации — Черный Абсолют. Я и сам до конца не понимаю, что это такое, но что бы это ни было, оно не продается. На первый взгляд это кажущееся нежелание успеха. Дональд Гоинс[256], Честер Хаймс[257], Эбби Линкольн[258], Маркус Гарви[259], Элфри Вудард[260] и любой серьезный черный актер. Это сигары «Tiparillo», свиные рубцы и ночь в тюрьме. Это кроссовер[261] и прогулки на улице в тапочках. Это «ввиду того, что» и «и тому подобное». Это наши красивые руки и сбитые ноги. Черный Абсолют — это когда тебе на все похуй. Это Кларенс Купер[262], Чарли Паркер, Ричард Прайор, Майя Дерен[263], Сан Ра[264], Кэндзи Мидзогути[265], Фрида Кало, черно-белый Годар, Селин, Гун Ли[266], Дэвид Хаммонс[267], Бьорк и любая версия Wu-Tang Clan. Черный Абсолют — это эссеистика средствами художественной прозы. Это осознание того, что в мире нет абсолюта за исключением тех случаев, когда он есть. Это признание противоречивости людей, которая не грех или преступление, а всего лишь проявление хрупкости человеческой натуры как ломкость волос или либертарианство. Черный Абсолют приходит с пониманием, что нигилизм, сам по себе безнадежный и бессмысленный, придает жизни ценность.
Сидя на ступенях Верховного суда под надписью «Правосудие для всех», я покуриваю, гляжу на звездное небо и вдруг понимаю, что с этим городом не так. Все здания — примерно одинаковой высоты, и горизонт отсутствует. И только монумент Вашингтона задевает ночное небо как огромный средний палец всему миру.
Глава двадцать пятая
Смешно: в зависимости от решения Верховного суда праздник по случаю моего возвращения домой мог оказаться и прощальным перед тюремным заключением, поэтому на кухне был натянут транспарант «Конституциональный ли вопрос или институциональный — он подлежит решению». Марпесса собрала только близких друзей и соседей Лопесов. Все, кто добрался до моей берлоги, собрались вокруг Хомини, героя дня, и смотрели потерянных «Пострелят».
Фоя признали невиновным в покушении на убийство в состоянии временного помешательства, но гражданский иск против него я все равно выиграл. Это, в общем, было очевидно: как и у большинства американских знаменитостей, баснословное состояние Фоя и существовало только в баснях. Единственной ценностью, которая у него оставалась после того, как он продал машину и выплатил гонорар адвокату, оказалось то единственное, что мне от него было нужно, — фильмы «Пострелят». Мы запаслись арбузом, джином, лимонадом и шестнадцатимиллиметровым проектором и приготовились посвятить вечер крупнозернистому черно-белому дремучему расизму, невиданному со времен «Рождения нации», или всего, что сейчас показывают на канале ESPN. Через два часа мы изумлялись, ради чего Фой вообще страдал. Хомини, конечно, был счастлив лицезреть на экране свой образ, но сокровищница была заполнена материалом, который на MGM забраковали. К середине сороковых сериал вообще не отличался новыми идеями, вел посмертное существование, но эти выпуски были особенно ужасны. В поздних фильмах актерский состав остался неизменным — Фрогги, Микки, Гречиха, мало кому известная Жанет и, конечно же, Хомини в эпизодических ролях. Однако послевоенные серии ужасно серьезны. В серии «Нацист что надо» дети выслеживают немецкого преступника, выдающего себя за педиатра. Расизм герр доктора Джонса обнаруживается, когда к нему на прием приходит заболевший Хомини и слышит ехидное: «Я ффи