– Определенно не повсюду.
Губы Бажана скривились в ухмылке.
Ван Эк устало покачал головой.
– Положите ее на стол.
Инеж знала, что сопротивляться бесполезно, но все равно брыкалась. Либо она будет бороться, либо поддастся страху, накатывавшему на нее волнами, пока охрана поднимала ее на стол и хватала за руки и ноги. Теперь она видела, что один из бутафорских столов завален приспособлениями, которые отнюдь не походили на гигантские молотки и пилы, висящие на стенах. Это были настоящие хирургические инструменты. Скальпели, пилы и зажимы, которые блестели со зловещей решимостью.
– Вы – Призрак, госпожа Гафа, легенда Бочки. Вы собирали секреты судей и советников, бандитов и убийц. Сомневаюсь, что в этом городе есть хоть что-то, чего вы не знаете. Сейчас же скажите мне, где находятся укрытия господина Бреккера.
– Я не могу сказать вам то, чего не знаю.
Ван Эк вздохнул.
– Помните, что я пытался относиться к вам с учтивостью. – Он повернулся к одному из охранников – крупному мужчине с острым, как лезвие, носом. – Я бы не хотел, чтобы это затянулось надолго. Делай, что считаешь нужным.
Рука стражника зависла над столом с инструментами, словно он решал, какое изуверство будет наиболее эффективным. Инеж почувствовала, как ее отвага начала улетучиваться, она задыхалась от охватившей ее паники. «Когда приходит страх, что-то должно произойти».
Бажан склонился над ней с бледным лицом и глазами, полными тревоги.
– Пожалуйста, скажи ему. Неужели стоит ради Бреккера калечиться и покрываться шрамами? Расскажи, что знаешь.
– Я знаю только то, что люди, такие как ты, не заслуживают права дышать этим воздухом.
Бажан выглядел так, словно она задела его чувства.
– Я всегда был к тебе добр. Я не какое-то там чудовище.
– Нет, ты просто человек, который сидит сложа руки и хвалит себя за порядочность, пока чудовище насыщается вволю. По крайней мере у чудовища есть зубы и хребет.
– Это несправедливо!
Инеж не могла поверить, насколько мягкотелым оказалось это существо, требующее ее одобрения в такой момент.
– Если ты до сих пор веришь в справедливость, тогда у тебя была очень счастливая жизнь. Уйди с его дороги, Бажан. Позволь чудовищу закончить свое дело.
Остроносый стражник выступил вперед, и в его руке что-то блеснуло. Инеж попыталась спрятаться в уголке покоя внутри себя – месте, позволившем ей пережить год в «Зверинце», год ночей, отмеченных болью и унижением, и дней, исчисляющихся избиениями или еще чем похуже.
– Ну же! – поторопила она со сталью в голосе.
– Стой, – приказал Ван Эк. Он смерил Инеж изучающим взглядом, словно читал гроссбух и пытался сопоставить числа. Мужчина наклонил голову вбок и произнес: – Сломай ей ноги.
Инеж почувствовала, как ее храбрость дала трещину. Она начала извиваться, пытаясь вырваться из хватки охранников.
– Ага, – улыбнулся Ван Эк. – Так я и думал.
Остроносый стражник выбрал длинную и тяжелую трубу.
– Нет, – покачал головой купец. – Мне не нужен обычный перелом. Используй молоток. Раздроби кость. – Его лицо маячило над нею, ясные глаза сияли голубизной – глаза Уайлена, но лишенные его доброты. – Никто не сможет собрать вас воедино, госпожа Гафа. Возможно, вам удастся выплатить долг по сделке, вымаливая пенни в Восточном Обруче, а затем еженощно ползя домой в Клепку, если Бреккер, конечно, выделит вам комнату.
– Нет. – Инеж не знала, кого молила: себя или Ван Эка. Не знала, кого она ненавидела больше в этот момент.
Стражник взял стальной молоток.
Инеж задергалась на столе, ее тело покрылось потом. Она чувствовала запах собственного страха.
– Нет, – повторила она. – Нет!
Остроносый оценил вес молотка в руках. Ван Эк кивнул. Стражник замахнулся, молоток описал ровную дугу.
Инеж наблюдала, как молоток поднимается и достигает вершины, как свет поблескивает на его широкой головке и плоском бойке. Услышала потрескивание костра и подумала о волосах матери, переплетенных шелковыми лентами цвета хурмы.
– Он ни за что не пойдет на обмен, если вы покалечите меня! – закричала девушка. Слова рвались из глубины ее естества, голос звучал резко и беззащитно. – Я больше не буду иметь для него ценность!
Ван Эк поднял руку. Молоток опустился.
Инеж ощутила, как он слегка задел ткань ее брюк, обрушившись на поверхность стола в миллиметре от ее икры, и угол стола обломился от этого удара.
«Моя нога, – подумала она, яростно содрогаясь всем телом. – Это могла быть моя нога. – Во рту появился металлический привкус. Она прикусила язык. – Святые, защитите меня. Святые, защитите меня».
– Любопытный аргумент, – задумчиво протянул Ван Эк, постукивая пальцем по губам. – Подумайте, стоит ли вам и дальше хранить преданность, госпожа Гафа. Завтра я уже не буду столь милосердным.
Инеж не могла унять дрожь. «Я разделаю тебя, как свинью, – мысленно поклялась она. – И вырву жалкое подобие сердца из твоей груди». Злая, гнусная мысль. Но она ничего не могла с собой поделать. Одобрят ли ее святые? Будет ли ей прощение, если она убьет не ради выживания, а потому, что горит живой, ослепляющей ненавистью? «Мне плевать, – подумала девушка, изогнувшись в судороге. Стражники подняли ее трясущееся тело со стола. – Я готова искупать свою вину всю оставшуюся жизнь, если это позволит мне убить его».
Ее потащили через вестибюль ветхого театра и по коридору обратно в камеру, которая, как она теперь знала, некогда была комнатой для оборудования. Ее снова связали по рукам и ногам.
Бажан подошел, чтобы завязать ей глаза.
– Прости, – прошептал он. – Я не знал, что он планировал… Я…
– Кадема мехим.
Парень поморщился.
– Не говори так.
Сулийцы были замкнутым, но верным народом. А как иначе в мире, где у них не было своей земли, а численность уменьшалась с каждым днем? Зубы Инеж стучали, но она заставила себя выдавить слова:
– Ты покинут. Как ты повернулся ко мне спиной, так и они повернутся спиной к тебе.
Это было худшее обвинение для сулийца. Оно отказывало ему в праве присоединиться к своим предкам в загробном мире и обрекало дух на вечное бесприютное существование.
Бажан побледнел.
– Я не верю в эту ерунду.
– Поверишь.
Он затянул повязку на ее глазах. Затем послышался звук закрывающейся двери.
Инеж лежала на боку, впиваясь бедром и плечом в твердый пол, и ждала, пока пройдет дрожь.
В первые дни в «Зверинце» она верила, что кто-то придет за ней. Семья обязательно ее найдет. Или же какой-нибудь представитель закона. Герой одной из сказок, которые рассказывала ей мать. Мужчины действительно приходили, но не для того, чтобы ее освободить, и постепенно надежда увядала, как листья под палящим солнцем, сменяясь горьким бутоном обреченности.
Каз спас ее от этой безнадежности, и с тех пор их жизни превратились в череду освобождений, вереницу долгов, которым они никогда не вели счет, спасая друг друга снова и снова. Лежа в темноте, Инеж поняла, что, несмотря на все свои сомнения, она верила, что он спасет ее еще раз, позабудет о своей жадности и внутренних демонах и придет за ней. Теперь она не была так уверена. Потому что помимо смысла слов, произнесенных ею Ван Эку и остановивших его руку, он уловил искренность, сквозившую в ее голосе. «Он ни за что не пойдет на обмен, если вы покалечите меня». Девушка не могла притвориться, что эти слова были вызваны хитроумным планом или животным коварством. Волшебство, которые они сотворили, были порождены ее искренней верой. Отвратительным заклятьем.
«Завтра я уже не буду столь милосердным». Был ли сегодняшний вечер репетицией, предназначенной для того, чтобы запугать ее? Или же Ван Эк всерьез готов исполнить свою угрозу? И если Каз все же придет, сколько от нее останется к тому времени?
Часть втораяСмертельный ветер
5Джеспер
Джесперу казалось, что его одежда кишит блохами. Каждый раз, когда банда покидала остров Черной Вуали, чтобы пошататься по городу, они надевали костюмы из «Зверской Комедии» – плащи, вуали, маски и иногда рога, – которые туристы и местные использовали, чтобы наслаждаться прелестями Бочки, оставаясь неузнанными.
Но здесь, на престижных проспектах и каналах университетского района, Мистер Кримсон и Серый Бесенок привлекли бы к себе слишком много внимания, поэтому они с Уайленом избавились от костюмов, как только покинули Обручи. Да и откровенно говоря, Джеспер не хотел встретиться с отцом впервые за долгое время, будучи в маске с выпученными глазами, разодетым в оранжевый шелковый плащ или даже оставаясь в своем обычном бандитском прикиде. Он оделся так прилично, как только было возможно. Уайлен одолжил ему пару крюге на подержанный твидовый пиджак и унылый серый жилет. Стрелок смотрелся в этом не очень уж респектабельно, но студенты и не должны выглядеть слишком процветающими.
Парень в который раз машинально потянулся к револьверам, скучая по знакомому прикосновению пальцев к перламутровым рукояткам. Тот жалкий адвокатишка приказал распорядителю спрятать их в сейфе «Кучевых облаков». Каз сказал, что они их вернут, когда придет время, но Джеспер сомневался, что он был бы так же спокоен и собран, если бы кто-то отобрал его трость. «Это ты поставил их на кон, как идиот», – напомнил он себе. Джеспер сделал это ради Инеж. И, если быть честным, он сделал это и для Каза, чтобы показать, как далеко он готов зайти, чтобы восстановить справедливость. Не то чтобы это очень впечатлило Бреккера.
«Что ж, – утешал он себя, – я бы в любом случае не смог взять револьверы на эту встречу». Студенты и профессора не ходят из класса в класс с пушкой в кармане. Иначе занятия проходили бы гораздо веселее. И все же Джеспер спрятал один несчастный пистолетик под пиджаком. В конце концов, это же Кеттердам, и вполне возможно, что они с Уайленом направляются прямиком в ловушку. Поэтому Каз и Матиас следуют за ними тенью. Стрелок не заметил ни одного из них, что, в принципе, было хорошим знаком, но он все равно был благодарен Уайлену за предложение сопровождать его. Каз позволил ему пойти только потому, что маленький купец заявил, что ему нужно кое-что приобрести для его работы над долгоносиком.