Утром она почувствовала себя разбитой, и все же у нее была цель, которая помогла ей заставить себя подняться с кровати. Потребность в пареме что-то в ней загасила, и порой Нина боялась, что потухшая искра уже никогда не загорится. Но сегодня, несмотря на боль в суставах, сухость кожи и вкус нечищеной печки во рту, она почувствовала надежду. Инеж вернулась. У них была работа. И она сделает что-то полезное для своих людей. Даже если ей пришлось шантажировать Каза Бреккера и воззвать к его порядочности, чтобы добиться этого.
Матиас уже проснулся и собирал оружие. Нина потянулась и зевнула, преувеличенно выгибая спину и довольно отмечая, как взгляд парня скользнул по ее фигуре, прежде чем виновато вернуться к винтовке, которую он заряжал. Какая прелесть. На днях она практически набросилась на него. Матиас не захотел воспользоваться ее предложением, она хотя бы убедилась, что он чертовски жалеет об этом.
Остальные тоже уже встали и занимались своими делами – все, кроме Джеспера, который мирно посапывал в койке с торчащими из-под одеяла длинными ногами. Инеж заваривала чай. Каз сидел за столом и обсуждал наброски с Уайленом, а Кювей наблюдал за ними и иногда вносил свои правки. Нина изучающе посмотрела на двух шуханцев, стоящих рядом друг с другом. Поведением и осанкой Уайлен полностью отличался от Кювея, но когда мальчишки отдыхали, их было практически невозможно отличить. «Я это сделала», – подумала Нина. Она помнила покачивание корабельных ламп в той маленькой каюте, рыжеватые кудри Уайлена, исчезающие под ее пальцами, чтобы смениться копной густых черных волос, его широкие голубые глаза, испуганные, но упрямые и храбрые, окрашивающиеся золотом и меняющие форму. Это казалось волшебством, истинной магией, сродни той, о которой рассказывали сказки учителя в Малом дворце, чтобы убаюкать их перед сном. И это была ее магия.
Инеж села рядом с ней с двумя чашками горячего чая в руке.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она. – Есть будешь?
– Вряд ли. – Нина заставила себя сделать глоток чая, а затем сказала: – Спасибо тебе за вчерашнее. За то, что заступилась за меня.
– Это было правильно. Я не хочу смотреть, как кого-то другого превращают в раба.
– Все равно.
– Не за что, Нина Зеник. Можешь отплатить мне традиционным способом.
– Вафлями?
– Горой вафель!
– Тебе они нужны. Ван Эк тебя не кормил, не так ли?
– Я не отличалась любезностью, но он пытался какое-то время.
– А потом?
– А потом он решил пытать меня.
Кулаки Нины сжались.
– Я развешу его внутренности, как гирлянды для вечеринок.
Инеж рассмеялась и опустила голову на плечо подруги.
– Я ценю твою решимость. Правда. Но этот долг выплачивать мне. – Она выдержала паузу. – Хуже всего был страх. После Ледового Двора мне казалось, что меня уже ничем не запугать.
Нина уткнулась подбородком в шелковистые волосы Инеж.
– Зоя говорила, что страх – это феникс. Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает, но он все равно будет возвращаться.
Потребность в пареме была такой же.
К ним подошел Матиас.
– Нам скоро уходить. До рассвета осталось чуть больше часа.
– Что это ты на себя напялил? – поинтересовалась Нина, глядя на стеганую шапку и шерстяной красный жилет, который Матиас надел поверх одежды.
– Каз достал нам документы на случай, если мы остановимся в равкианском квартале. Мы Свен и Катрин Альфссон. Фьерданские перебежчики, ищущие укрытия в равкианском посольстве.
В этом был смысл. Если их остановят, Матиас ни за что не сможет выдать себя за равкианца, но Нина с легкостью сойдет за фьерданку.
– Мы женаты, Матиас? – спросила она, строя глазки.
Он сверился с документами и нахмурился.
– Насколько я понимаю, мы брат с сестрой.
К ним приплелся Джеспер, потирая глаза со сна.
– Что вы, это совсем не страшно.
Нина насупилась.
– Зачем ты сделал нас родственниками, Бреккер?
Каз даже не оторвал взгляд от бумаг, которые изучал.
– Потому что Шпекту было легче подделать документы именно таким образом, Зеник. Одинаковые имена родителей и место рождения. К тому же ему пришлось работать в сжатые сроки, чтобы удовлетворить твои благородные порывы.
– Мы совсем не похожи.
– Вы оба высокие, – попыталась найти сходство Инеж.
– А еще у нас обоих нет жабр, – сказала Нина. – Но это не делает нас похожими на родственников.
– Так перекрои его, – сухо отрезал Каз.
Вызов в его глазах было ни с чем не спутать. Значит, он знал, что у нее проблемы. Разумеется. Грязные Руки ничего не упускал из виду.
– Я не хочу, чтобы меня кроили, – возразил Матиас. Нина не сомневалась, что это правда, но подозревала, что он также пытался уберечь ее гордость.
– Да все с вами будет в порядке, – беспечно произнес Джеспер, пытаясь разрядить обстановку. – Просто сведите свои томные взгляды к минимуму и попытайтесь не лапать друг друга на публике.
С этим проблем быть не должно…
– Вот, – сказал Матиас, вручая ей светлый парик, который она использовала для работы со Смитом, и стопку одежды.
– Хорошо бы она была моего размера, – проворчала девушка.
У нее возникло искушение раздеться прямо посреди гробницы, но она подумала, что Матиаса может схватить удар от такой непристойности. Она взяла лампу и промаршировала в одну из боковых катакомб, чтобы переодеться. У нее не было зеркала, но она видела, что платье было поразительно безвкусным, а для маленькой вязаной жилетки у нее вообще не нашлось слов. Когда она вышла из прохода, Джеспер согнулся от хохота, брови Каза взлетели к линии волос, и даже губы Инеж слегка дрогнули.
– Святые, – кисло буркнула Нина. – Насколько все ужасно?
Инеж прочистила горло.
– Ну, ты и вправду выглядишь слегка…
– Обворожительно, – закончил Матиас.
Нина только собралась рявкнуть на него, что не оценила сарказма, но тут заметила выражение его лица. Парень выглядел так, словно кто-то вручил ему корзинку, полную щенков.
– Ты могла бы быть девой в первый день Рённигсджеля.
– Что такое Рённигсджель? – полюбопытствовал Кювей.
– Какой-то праздник, – ответила Нина. – Точно не помню. Но я уверена, что в него входит поедание огромного количества лосиного мяса. Пошли, болван-переросток… и не забывай, что я твоя сестра, так что хватит на меня так пялиться.
– Как так?
– Будто я сделана из мороженого.
– Я не люблю мороженое.
– Матиас, боюсь, после такого признания мы не можем больше общаться.
Но Нине не удалось скрыть удовольствие в своем голосе. Похоже, ей придется запастись уродливой вязаной одеждой.
От Черной Вуали они поплыли на северо-запад, вместе с лодками, направляющимися на утренний рынок неподалеку от Штадхолла. Равкианское посольство находилось на краю правительственного сектора, спрятанное в широком изгибе канала, который выходил на просторную водную магистраль. Когда-то этот пролив был болотом, но его засыпала и замуровала строительная компания, которая намеревалась использовать участок для того, чтобы возвести грандиозный отель и парадную площадку. Деньги закончились прежде, чем строительство успело начаться. Теперь здесь возник рынок, битком набитый деревянными прилавками и тележками, появлявшимися каждое утро и исчезающими каждый вечер, когда начиналось патрулирование этого района городской стражей. Сюда приходили беженцы, туристы, новые иммигранты и старые экспатрианты, чтобы найти знакомые лица и обычаи. В нескольких кафе неподалеку подавали пельмени и соленую сельдь. За столиками на веранде сидели старики, прихлебывая квас и читая равкианские газеты многонедельной давности.
Когда Нина впервые застряла в Кеттердаме, то подумывала найти убежище в посольстве, но боялась, что ее отправят домой, где она и должна была быть, чтобы служить во Второй армии. Как она могла им объяснить, что не может вернуться в Равку, пока не освободит фьерданского дрюскеля, которого лично засадила в тюрьму по ложным обвинениям? После этого она редко посещала Малую Равку. Ей было слишком больно гулять по этим улицам, которые так напоминали о доме и в то же время так от него отличались.
Тем не менее, когда она увидела золотого двуглавого орла Ланцовых, рассекающего голубые просторы, ее сердце подпрыгнуло, как скаковая лошадь через преграду. Рынок напомнил ей об Ос Керво – оживленном городе, служившем столицей Западной Равки до объединения, – вышитые шали и сверкающие самовары, аромат свежего ягненка, жарящегося на вертеле, вязаные шерстяные шапки и помятые оловянные иконки, поблескивающие на утреннем солнце. Если закрыть глаза на узкие керчийские здания с остроконечными крышами, возникала иллюзия, что она находится дома. Опасная иллюзия. На этих улицах могло случиться все что угодно.
Несмотря на тоску по родине, когда они с Матиасом проходили мимо купцов и торговцев, она со стыдом подумала, каким же все здесь выглядит убогим и старомодным. Даже люди, нарядившиеся в традиционные равкианские наряды, больше походили на реликвии из другого времени, сошедшие со страниц народной сказки. Неужели год, проведенный в Кеттердаме, сделал с ней это? Каким-то образом изменил ее взгляд на собственный народ и обычаи? Ей не хотелось в это верить.
Когда Нина очнулась от своих размышлений, то поняла, что они с Матиасом привлекают много недружелюбных взглядов. Несомненно, у равкианцев накопилось немало предубеждений против фьерданцев, но тут было что-то другое. Затем девушка посмотрела на Матиаса и вздохнула. Его лицо выглядело встревоженным, а когда он был встревоженным, то смотрелся зловеще. И тот факт, что его телосложение напоминало танк, на котором они умчались из Ледового Двора, никоим образом не помогал улучшить впечатление.
– Послушай, Матиас, – пробормотала она на фьерданском и дернула его за руку, надеясь, что это выглядит дружелюбно и по-сестрински, – тебе обязательно испепелять всех взглядом?
– Я никого не испепеляю.
– Мы – фьерданцы в равкианском районе. Мы уже выделяемся. Лучше не будем давать остальным дополнительных поводов думать, что ты собираешься организовать засаду на рынке. Нам нужно выполнить эту задачу, не привлекая лишнего внимания. Представь, что ты шпион.