в дорогой шляпе.
Нина предложила подсыпать снотворное в собачью еду. Смит каждое утро ходил к мяснику, чтобы выбрать вырезку для своих псов, и подменить свертки не составило бы труда. Но Смит хотел, чтобы его псы оставались голодными ночью, поэтому кормил их только утром. Он бы заметил, если бы его драгоценные гончие ходили вялые весь день, и велика была вероятность, что мужчина останется дома, чтобы приглядывать за псами. Отбросам же было нужно, чтобы он провел вечер в Восточном Обруче, а затем, вернувшись домой, не обнаружил ничего подозрительного. От этого зависела жизнь Инеж.
Каз арендовал приватный кабинет в «Кучевых облаках», Нина умыкнула свисток из-под рубашки Смита, и, кусочек за кусочком, их пазл сложился. Уайлен даже думать не хотел о том, на что им пришлось пойти, чтобы узнать команды для собак. Парня передернуло, когда он вспомнил слова Смита: «Один из моих клерков так и не вернулся из отпуска». И никогда уже не вернется. Уайлен все еще не мог забыть, как кричал бедолага, когда Каз держал его за лодыжку, свесив с верхушки маяка Ханрад Пойнт. «Я хороший человек! – вопил он. – Я хороший человек!» Это были его последние слова. Болтай он меньше, может быть, и выжил бы.
Теперь Уайлен смотрел, как Каз чешет сонную собаку за ухом и встает.
– Пойдем. Смотри под ноги.
Они обошли груду собачьих тел в прихожей и тихо прокрались вверх по лестнице. Уайлену была известна планировка дома Смита. Большинство дельцов города руководствовались одной и той же схемой расположения: кухня и комнаты для встреч с клиентами на первом этаже, кабинеты и хранилище на втором, семейные спальни на третьем. В очень богатых домах имелся и четвертый этаж для прислуги. В детстве Уйален проводил там долгие часы, прячась в верхних комнатах от своего отца.
– Даже не заперто, – пробормотал Каз, когда они вошли в кабинет Смита. – Из-за собак он совсем забыл об осторожности.
Бреккер закрыл дверь и зажег лампу, подкрутив фитиль, чтобы уменьшить пламя.
В кабинете было три небольших стола, расставленных у окон так, чтобы на них падал естественный свет – один для Смита и два для его клерков. «Я хороший человек».
Уайлен отогнал это воспоминание и сосредоточил свое внимание на полках, тянущихся от пола до потолка. На них выстроились гроссбухи и коробки, набитые документами, к каждой из которых была аккуратно приклеена бумажка – наверняка с именами клиентов и названиями компаний, предположил Уайлен.
– Сколько простофиль, – присвистнул Каз, пробегая взглядом по коробкам. – Натен Борег, и тот жалкий маленький крысеныш Карл Драйден. Смит представляет интересы половины Торгового совета.
Включая отца Уайлена. Сколько парень себя помнил, Смит был адвокатом Яна Ван Эка и управлял его имуществом.
– С чего начнем? – прошептал он.
Каз достал толстый гроссбух с полки.
– Сначала убедимся, что твой отец не делал новых приобретений на свое имя. Затем поищем на твое имя и имя твоей мачехи.
– Не называй ее так! Элис едва ли старше меня. И отец не стал бы записывать имущество на мое имя.
– Ты даже не представляешь, на что готовы пойти люди, чтобы избежать уплаты налогов.
Почти весь следующий час они копались в папках Смита. Им и без того все было известно о государственном имуществе под управлением Ван Эка: о фабриках, гостиницах, заводах, верфи, загородном доме и сельскохозяйственных угодьях на юге Керчии. Но Каз считал, что у отца Уайлена должны быть и частные владения, места, которые не указаны в публичном реестре, укромные уголки, где он мог бы спрятать что-то – или кого-то – подальше от посторонних глаз.
Каз зачитывал имена и записи из гроссбуха вслух, задавая Уайлену вопросы и пытаясь найти связь с недвижимостью или компаниями, о которых они еще не слышали. Уайлен знал, что ничем не обязан своему отцу, но все равно чувствовал себя предателем.
– «Гельдспин»? – спросил Бреккер.
– Хлопкопрядильная фабрика. Кажется, в Зирфорте.
– Слишком далеко. Он не стал бы прятать ее там. Как насчет компании «Аллербест»?
Уайлен порылся в памяти.
– Вроде бы консервный завод.
– Оба этих предприятия буквально печатают деньги и записаны на имя Элис. Но крупное имущество Ван Эк оставил себе – верфь, силосные башни в Сладком Рифе.
– Я же говорил тебе, – пробубнил Уайлен, выводя пером закорючки на промокательной бумаге. – В первую очередь отец доверяет себе, Элис – лишь в малой степени. И он бы ничего не записал на мое имя.
Каз просто сказал:
– Следующий гроссбух. Начнем с коммерческой недвижимости.
Уайлен перестал рисовать.
– Там есть что-то на меня?
Каз откинулся с вызывающим видом.
– Типография.
Все та же старая шутка. Тогда почему она так его задела? Уайлен отложил перо.
– Ясно.
– Я бы не назвал его тонким юмористом. «Эйл Комеди» тоже записан на тебя.
– Ну, еще бы, – хмыкнул Уайлен, жалея, что не смог скрыть горечи в своем голосе. Очередная тайная насмешка, любимое развлечение его отца: заброшенный остров, на котором не было ничего, кроме сломанного парка развлечений. Бесполезное место для его бесполезного, неграмотного сына. Не стоило и спрашивать.
По мере того как шли минуты и Каз продолжал читать вслух, Уайлен все больше тревожился. Если бы он умел читать, они бы просмотрели папки в два раза быстрее. И Уайлен уже знал бы всю подноготную о делах своего отца.
– Я тебя задерживаю.
Каз открыл еще одну подшивку документов.
– Я знал, сколько времени это займет. Какую фамилию носила твоя мать?
– На нее ничего нет.
– Ну порадуй меня.
– Хендрикс.
Каз подошел к полкам и взял другой гроссбух.
– Когда она умерла?
– Мне было восемь, – Уайлен снова поднял перо. – Отец изменился в худшую сторону после ее смерти. – По крайней мере, так он запомнил. Месяцы после кончины его мамы превратились в размытое пятно скорби и тишины. – Он не позволил мне пойти на ее похороны. Я даже не знаю, где она погребена. И вообще, почему вы постоянно это повторяете? «Ни траура, ни похорон»? Почему бы просто не пожелать друг другу удачи или не попросить беречь себя?
– Мы предпочитаем не завышать ожиданий. – Каз провел пальцем по колонке цифр и остановился. Его взгляд забегал туда-сюда между гроссбухами, а затем он захлопнул книги в кожаных переплетах. – Пошли.
– Ты что-то нашел?
Он кивнул.
– Я знаю, где она.
Уайлен был уверен, что ему не померещилось напряжение в хриплом голосе напарника. Каз никогда не кричал так, как отец Уайлена, но парень научился слышать в голосе Бреккера ту низкую ноту, ту долю черного аккорда, появлявшиеся, когда дело начинало принимать плохой оборот. Он слышал ее после драки на доках, когда Инеж истекала кровью от ножа Омена, и потом, когда Каз узнал, что именно Пекка Роллинс пытался устроить им засаду, и еще раз, когда отец Уайлена надул их. Особенно четко и ясно он слышал ее на маяке, когда клерк молил о пощаде.
Уайлен наблюдал, как Каз приводит комнату в порядок. Он переместил конверт немного влево, немного приоткрыл ящик с самыми крупными папками и отодвинул кресло от стола на пару сантиметров. Закончив, он осмотрел комнату, забрал из рук Уайлена перо и осторожно положил его туда, где оно лежало.
– Хороший вор как хороший яд, маленький купец. Он не оставляет следов, – Каз затушил лампу. – Твой отец занимается благотворительностью?
– Нет. Он платит Гезену десятину, но считает, что благотворительность лишает людей возможности честно зарабатывать на жизнь.
– Ну, он делал пожертвования церкви Святой Хильды в течение последних восьми лет. Если хочешь отдать дань уважения матери, то советую начать оттуда.
Уайлен в недоумении уставился на Каза в темной комнате. Он никогда не слышал о церкви Святой Хильды. И ни разу не видел, чтобы Грязные Руки делился хоть малейшей информацией без какой-либо выгоды.
– Что…
– Если Нина и Джеспер справились со своей задачей, Смит скоро вернется домой. Мы не должны торчать здесь, когда он придет, или весь наш план покатится к чертям собачьим. Пошли.
Уайлен ощущал себя так, словно его стукнули по голове гроссбухом, а затем велели просто забыть об этом.
Каз приоткрыл дверь. Оба резко остановились.
За плечом Бреккера Уайлен увидел маленькую девочку, стоящую на лестничном пролете и опирающуюся на шею одного из крупных серых псов. С виду ей было не больше пяти, пальчики ее ног едва выглядывали из-под края фланелевой ночной рубашки.
– Ох, Гезен, – пропищал Уайлен.
Каз вышел в коридор, прикрывая за собой дверь. Уайлен замешкался в темноте кабинета, не зная, что ему делать, и боясь того, что мог сделать Каз.
Малышка посмотрела на Бреккера круглыми глазами и перестала сосать большой палец.
– Вы работаете на моего папу?
– Нет.
На Уайлена снова нахлынуло воспоминание: «Я хороший человек». Они устроили клерку засаду у выхода из «Зверинца» и затащили его на вершину маяка. Каз держал его за лодыжки, и мужчина обмочился, крича и моля о пощаде, прежде чем наконец выдать команды для собак Смита. Каз собирался уже втянуть его обратно, но тут клерк начал предлагать им разные вещи – деньги, номера банковских счетов клиентов Смита, а затем: «У меня есть информация об одной девушке из «Зверинца», земенке».
Каз остановился: «Что ты накопал на нее?»
Тогда-то Уайлен и услышал эту низкую, опасную предупреждающую нотку. Но клерк не знал Каза, не заметил изменений в его грубом, скрипучем голосе. Он думал, что нащупал рычаг, то, чего хочет Каз.
«Один из клиентов дарит ей дорогие подарки. Вместо того чтобы отдавать эти деньги, она оставляет их себе. Знаете, что Павлин сделала в прошлый раз с девушкой, которую поймала на этом?»
«Знаю, – ответил Каз, и его глаза заблестели, как острие опасной бритвы. – Танте Хелен забила ее до смерти».
«Каз», – попытался вмешаться Уайлен, но клерк продолжал трещать.
«Прямо в гостиной. Девчонка знает, что ей крышка, если я об этом расскажу. Она обслуживает меня бесплатно, чтобы я держал рот на замке. Тайно проводит меня внутрь. Она проведет и вас, и ваших друзей. Сделает все, что пожелаете!»