Unfun по-прежнему находил свою аудиторию, плодовитые Jawbreaker уже тестировали на публике новый материал. «Мы всегда были такой группой, – говорит Шварценбах. – Мы всегда играли песни из альбома, который еще не вышел».
Поначалу группу Jawbreaker втискивали в середину программы из шести коллективов, но по мере того, как росли число и преданность их фанатов, они вскоре начали выступать в качестве хедлайнеров на концертах в Беркли и соседних городах: Лос-Анджелес, Сакраменто, Сиэтл.
«Теперь этим городом управляем мы, – пошутил Шварценбах в интервью фэнзину. – Если вы планируете посетить Сан-Франциско в ближайшем будущем, вам, вероятно, следует сначала согласовать это с нами».
Несмотря на то, что группа была принята сценой Области залива, снискав расположение публики Maximum Rocknroll и став завсегдатаями местных панк-тусовок, у Jawbreaker была своя, особая аура. «Мы никогда по-настоящему не принадлежали к ним», – говорит Шварценбах. Ни один их альбом не был выпущен на известной в Беркли студии Lookout Records, и в их музыке не было ничего общего с чередой шустрых и неряшливых поп-панк-исполнителей, связанных с этим независимым лейблом. Jawbreaker были немного постарше и чуть более образованны. У них были степени по философии, истории и английской литературе, в то время как многие представители сцены учились в старших классах или бросили учебу. Шварценбах работал библиотекарем, и его обычно можно было встретить прогуливающимся с книгой под мышкой. Ребята даже не очень-то были похожи на панков. Блейк отказался от обесцвеченных волос торчком, которые носил в юности, в пользу стандартной стрижки в Supercuts[30]. А если бы Бауэрмайстер не закатывал рукава, демонстрируя татуировки на предплечьях, группа могла бы пройти по улице, не привлекая особого внимания.
«Jawbreaker переехали в Сан-Франциско и создали свою собственную тусовку, отличную от тусовки Ист-Бэй, благодаря тому, что они прилично себя вели, были общительными и имели много друзей, – говорит гитарист Samiam Серджи Лубкофф. – Они отличались от людей, ориентированных на самодеятельность, но по-прежнему могли заполнить Gilman. Другие самодеятельные группы там считались крутыми, но, когда они играли, приходило всего пятьдесят человек. [Jawbreaker] также играли в клубах для взрослых в Сан-Франциско. Это было странно для людей из Gilman».
Первое лето Jawbreaker в Области залива ознаменовало конец эпохи невинности независимой рок-музыки. В сентябре альбом Nirvana Nevermind появился на прилавках магазинов и моментально стал популярным, усилив интерес музыкальной индустрии к независимым рок-группам. «Крупные лейблы начали появляться в 91-м, – говорит Пфалер. – Мы получили письма от нескольких, и отмахнуться от них было легко, потому что текст был примерно таким: "Пришлите нам свое демо". Было легко сказать: "Идите на хрен". Они нас не знали. Они просто раскинули широкую сеть после успеха Nevermind».
Короткая статья о процветающей панк-сцене Сан-Франциско в августовском номере SPIN за 92-й год привлекла внимание к нескольким местным группам. Samiam была названа «ответом любимцам критиков Pavement и Urge Overkill». Green Day сравнивали с «R.E.M. в армейских ботинках». Jawbreaker, единственную группу с сопроводительной фотографией, похвалили за то, что она звучит как «группа, которая была и остается опередившей свою эпоху» благодаря своему готовящемуся к выходу второму альбому Bivouac.
Но как раз в тот момент, когда их город разогревался, Jawbreaker мчались прочь. Они съехали со своих квартир, сдали вещи на хранение и отправились в очередной тур. 19 августа 1992 года группа отыграла свой первый концерт десятинедельного тура, который они окрестили «Hell Is on the Way» («Надвигается ад»), и ад действительно был не за горами. Шварценбах быстро понял, что у него что-то не так с голосом: во время пения у него в горле горело и першило. Каждый раз, когда он подходил к микрофону, он гадал, будут ли его слушаться больные голосовые связки. Проведя шесть концертов в туре, в один из вечеров, когда у них было запланировано выступление в городе Каламазу, Шварценбах понял, что этот концерт будет не самым удачным.
«Вам придется покричать за меня, потому что пару дней назад я потерял голос», – сказал он зрителям в начале выступления, что вызвало смех у человека в первом ряду. Шварценбах огрызнулся в ответ: «Думаешь, это смешно? Мне больно».
Закончив песню, Шварценбах сказал: «Извините за мой голос. Он хуже, чем я думал». Он издал нервный смешок, прозвучавший так, словно он царапнул слизистую оболочку его горла, чтобы вырваться наружу. «Но мы будем продолжать». Однако после шести песен стало очевидно, что у них ничего не получится. Фронтмен с трудом справился с «Want», искажая обычно веселый текст, словно непроизвольно пародировал Тома Уэйтса. Когда он дошел до строчки, умолявшей слушателей «не держать это в себе», он понял, что не может прислушаться к собственному совету. Он пропустил «я-я-я» и поспешил допеть оставшуюся часть песни. Когда она закончилась, он отложил гитару, повернулся к Пфалеру и сказал: «Я ухожу из группы». Но ничего не вышло.
Конечно, Шварценбах не мог на самом деле уйти. Подобные слова участники Jawbreaker говорили, а чаще кричали друг другу время от времени. Но им все равно пришлось еще неделю ехать на восток, чтобы добраться до Нью-Йорка, откуда они должны были лететь в Европу в двухмесячный тур. На следующий день врач сообщил Блейку, что на его голосовых связках образовался «полип размером с виноградину». Его удаление означает операцию стоимостью в 2500 долларов и двухнедельное восстановление, во время которого нужно молчать. В тот вечер в бургерной Bob’s Big Boy группа взвесила все за и против. Удивительно, но никому и в голову не пришло отменить тур. Вместо этого они решили провести ускоренный курс обучения текстам для своего роуди и посмотреть, как он покажет себя у микрофона.
Две недели спустя они были в Европе, где надеялись, что проблема со здоровьем Блейка разрешится сама собой. Вместо этого Шварценбах кашлял кровью во Франции и Испании, а когда они добрались до Дублина, он отхаркнул красный комок размером со свой кулак. Его доставили в больницу в Лондоне, где хирург удалил полип. Шварценбаху было предписано дать голосу десятидневный отдых, но через неделю он вернулся к пению и выдержал оставшиеся концерты в Германии. Из этой ситуации группа вынесла песню «Outpatient»[31], и поняла, что они достаточно упрямы, чтобы продолжать в том же духе, даже несмотря на дискомфорт и страдания.
Когда Пфалера спросили в интервью европейскому фэнзину, что было лучшим и что худшим в работе в Jawbreaker, он пошутил: «Для Jawbreaker это одно и то же».
Однажды вечером в октябре 1993 года Шварценбах пришел домой и обнаружил на журнальном столике послание от одного из своих соседей по комнате: «Тур с Nirvana на следующей неделе? Ага, конечно».
Он позвонил по номеру, указанному в записке, и его соединили с Джоном Сильвой, менеджером по работе с артистами из Gold Mountain Management, который отвечал за работу с Nirvana во время выпуска их нового альбома, In Utero. Шварценбах вспоминает об этом звонке так:
«О да, Блейк, ну, в общем, вкратце: Грег из Wipers только что уволил своего басиста в Европе, что лишило их возможности участвовать в следующем этапе тура с Nirvana, так что речь идет о шести концертах. Вы сыграли бы на разогреве, а за вами Mudhoney…»
Шварценбах задал Сильве вполне резонный вопрос: «Почему мы?»
«Послушай, я просто делаю то, о чем меня просит Курт. Он говорит: "Позови Jawbreaker". Так что моя работа – найти тебя, и вот мы здесь. Вы некоторое время были в списке группы. Это правда, Блейк. Это не шутка».
Оказалось, что парень, работавший няней у Кобейнов, двадцатилетний фанат Jawbreaker по имени Кали Девитт, увлек Курта альбомом Bivouac, включив его у них дома в Сиэтле. Шварценбах передал просьбу остальным членам группы, и все они согласились с тем, что такой возможностью необходимо воспользоваться. Шварценбах и Пфалер в 91-м году видели, как Nirvana буквально снесла крышу в лос-анджелесской кофейне Jabberjaw, и с тех пор подсели на их музыку.
Неделю спустя скромный фургончик Додж 1978 года выпуска вез Jawbreaker за тремя автобусами, перевозившими участников Nirvana. Первое выступление состоялось 19 октября в конференц-центре Альбукерке перед пятью тысячами зрителей. Когда посетители начали стекаться в зал, Jawbreaker взволнованно поднялись на сцену, чтобы начать свое двадцатипятиминутное выступление. Шварценбах посмотрел на самую большую аудиторию, перед которой он когда-либо играл, повернулся к Пфалеру и сказал: «Ну что, погнали».
Очень немногие зрители были знакомы с Jawbreaker; на самом деле, на большинстве постеров тура и газетных заметок той недели в качестве разогревающей команды по-прежнему были указаны Wipers. Но группа, к собственному удивлению, сыграла достаточно хорошо и смогла заработать еще и после выступления благодаря импровизированным лоткам с сувенирами, которые они установили на парковках – хитрый способ обойти вопиющее сокращение продаж в местах проведения концертов. Футболки продавались по восемь баксов за штуку или две по пятнадцать, и на вырученные средства ребята оплатили ночлег в мотеле.
Не успели Jawbreaker и глазом моргнуть, как пролетела неделя. После концерта в Милуоки 26 октября их время в туре подошло к концу. «Вы, ребята, были великолепны, вы просто сногсшибательны», – сказал Кобейн, у которого вошло в привычку наблюдать за группой со стороны сцены. Он поблагодарил их за то, что они приехали, и спросил, можно ли обменяться футболками. Пфалер взял футболку In Utero, а Кобейн – черную футболку Jawbreaker с названием группы, написанным большими желтыми печатными буквами над их логотипом: девушка из рекламы Morton Salt и фр